Валентина - читать онлайн книгу. Автор: Жорж Санд cтр.№ 19

— Вот как? — удивилась маркиза. — Но откуда ты это знаешь, дочка?

— Мне говорила Атенаис, — ответила Валентина, потупив взор.

— Что же, если это верно, мой мальчик, доставь мне это удовольствие, — сказала маркиза, — попотчуй меня деревенской песенкой. Пусть уши мои отдохнут от этого Россини, в котором я ровно ничего не смыслю.

Бенедикт слегка смутился при мысли, что на звук его голоса в гостиной может появиться гордячка графиня, но он был тронут стараниями Валентины, стремившейся удержать его здесь подольше и даже усадившей в кресло, ибо маркиза, при всей своей снисходительности к простому люду, ни за что на свете не решилась бы предложить племяннику своего фермера присесть в ее присутствии.

Крышку фортепьяно открыли. Валентина села, поставив рядом со своим складным стулом второй для Бенедикта. Но Бенедикт, стремясь показать ей, что не заметил обиды, предпочел петь стоя.

С первых же нот Валентина покраснела, затем побледнела, слезы навернулись ей на глаза; но мало-помалу она успокоилась, пальцы ее заскользили по клавишам в такт песни, а ухо радостно внимало ей.

Сначала маркиза слушала певца с удовольствием. Но так как дух праздности не позволял ей долго сидеть на одном месте, она вышла из гостиной, потом вошла, потом снова вышла.

— Эту песню, — проговорила Валентина, оставшись в одну из этих отлучек наедине с Бенедиктом, — особенно часто пела мне сестра, когда я была еще ребенком, и я нарочно просила Луизу сесть на самую вершину холма, чтобы послушать, как эхо повторяет ее голос. Я запомнила эту песню навсегда, и сейчас, когда вы начали ее, я чуть было не заплакала.

— Я запел ее с умыслом, — ответил Бенедикт, — я как бы говорил с вами от имени Луизы…

Но имя это замерло на губах Бенедикта, так как в гостиную вошла графиня. При виде дочери в обществе незнакомого юноши она уставилась на молодую пару светлыми удивленными глазами. Сначала она не узнала Бенедикта, на которого даже не взглянула во время праздника, и от неожиданности застыла на месте. Потом, признав своего дерзкого вассала, осмелившегося запечатлеть поцелуй на щеках ее дочери, она, бледная и трепещущая, шагнула вперед, попыталась было заговорить, но внезапная спазма сдавила ей горло. К счастью, комический случай уберег Бенедикта от ее гневной вспышки. Серая борзая графини дерзко приблизилась к охотничьему псу Бенедикта, пыльному, тяжело дышавшему от жары и без церемоний разлегшемуся под фортепьяно. Этот рассудительный и спокойный пес по кличке Перепел дал обнюхать себя с головы до ног и в ответ на все оскорбительные действия хозяина только молча ощерил свои длинные белые клыки. Но когда высокомерная и неучтивая борзая решила перейти к оскорблению действием, Перепел, не спускавший никому обиды, только что отбившийся во дворе замка от нападения трех догов, поднялся и повалил своего изящного противника на пол. Борзая с жалобным визгом бросилась к хозяйке, ища защиты. Это происшествие дало Бенедикту возможность ретироваться, под благовидным предлогом увести с глаз растерявшейся графини дерзкого Перепела, якобы затем, чтобы задать ему трепку, хотя в душе юноша благодарил пса за его неприличное поведение.

Когда Бенедикт вышел, сопровождаемый обиженным визгом борзой, глухим рычанием Перепела и трагическими восклицаниями графини, он наткнулся на маркизу, которая, дивясь всему этому гаму, спросила, что случилось.

— Мой пес чуть не задавил борзую графини, — ответил Бенедикт притворно печальным голосом и скрылся.

Он возвращался домой с немалым запасом ненависти, смешанной с иронией по адресу знати, и не без горечи посмеивался над своим утренним происшествием. Вместе с тем он показался себе жалким, особенно когда припомнил, что предвидел оскорбления куда более страшные и что, прощаясь с Луизой несколько часов тому назад, кичился своим язвительным хладнокровием. В конце концов он решил, что самым смешным персонажем во всем этом приключении все же оказалась графиня, и вернулся на ферму в веселом расположении духа. Слушая его рассказы, Атенаис хохотала до слез, Луиза плакала, услышав о том, как Валентина приняла ее письмо и сразу узнала ту песенку, что спел ей Бенедикт. Но Бенедикт не осмелился похвастаться своим визитом в присутствии дядюшки Лери. Не такой тот был человек, чтобы радоваться шутке, из-за которой можно лишиться тысячи экю ежегодного дохода.

— Что все это означает? — спросила маркиза, входя в гостиную.

— Надеюсь, вы мне это объясните, — ответила графиня. — Разве вас не было здесь, когда пришел этот человек?

— Какой человек? — удивилась маркиза.

— Господин Бенедикт, — сконфуженно вмешалась Валентина, стараясь приободриться. — Матушка, он принес вам дичь, бабушка просила его спеть, а я ему аккомпанировала…

— Значит, он пел для вас, мадам? — обратилась графиня к свекрови. — Но, если не ошибаюсь, вы слушали его из соседней комнаты.

— Во-первых, его попросила не я, а Валентина, — ответила старуха.

— Странно, — бросила графиня, устремив на дочь проницательный взгляд.

— Матушка, — вся вспыхнув, проговорила Валентина, — я сейчас вам все объясню. Мое фортепьяно ужасно расстроено, вы сами знаете, а настройщика в округе нет; молодой человек — музыкант и, кроме того, умеет настраивать фортепьяно… Мне сказала об этом Атенаис, у нее тоже есть фортепьяно, и она часто прибегает к помощи своего кузена.

— У Атенаис есть фортепьяно! Молодой человек — музыкант! Что за странные истории вы мне рассказываете?

— Но это чистая правда, — подтвердила маркиза. — Вы просто не желаете понять, что сейчас во Франции все получают образование! Лери — люди богатые, они хотят развивать таланты своих детей. И хорошо делают, нынче это в моде; и смешно против этого возражать. Этот мальчик и впрямь прекрасно поет. Я слушала его из прихожей и получила удовольствие. Что, в сущности, произошло?.. Неужели вы думаете, что Валентине грозила опасность, когда я находилась всего в двух шагах?

— О мадам, — ответила графиня, — вы всегда самым неожиданным образом перетолковываете мои мысли.

— Что поделаешь, если они у вас такие странные! Возьмите хоть сейчас, ну чего вы так перепугались, застав свою дочь за фортепьяно в обществе мужчины? Разве заниматься пением такой уж грех? Вы меня упрекаете в том, что я оставила их на минуту одних, будто… О боже мой, неужели вы не разглядели этого мальчика? Не заметили, что он страшен, как смертный грех?

— Мадам, — возразила графиня, и в голосе ее прозвучало глубочайшее презрение, — легче всего истолковать таким образом мое неудовольствие, но коль скоро мы все равно не можем сговориться по многим вопросам, я обращаюсь к своей дочери. Валентина, надеюсь, вы сами понимаете, что эти вульгарные мысли мне просто приписаны. Я достаточно хорошо изучила вас, дочь моя, и знаю, что человек подобного рода не мужчина в ваших глазах и что не в его власти скомпрометировать вас. Но я ненавижу даже малейшее нарушение приличий и считаю, что вы недостаточно их блюдете. Поймите же, самое страшное на свете — это попасть в смешное положение. У вас в характере чересчур много благожелательности, вы ведете себя чересчур непринужденно с низшими. Помните, что они вам за это ничуть не признательны, они лишь будут злоупотреблять вашими слабостями, и чем лучше с ними обращаешься, тем они становятся неблагодарнее. Поверьте опытности вашей матери и впредь следите за собой. Уже не в первый раз я делаю вам подобный упрек: вам следует вести себя с большим достоинством. И рано или поздно вы почувствуете последствия этого. Чернь не понимает, до какой грани ей дозволено дойти и где следует остановиться. Эта девочка Атенаис ведет себя с вами возмутительно фамильярно. Я терплю это, ибо в конце концов она женщина. Но я была бы не слишком польщена, если бы ее жених в публичном месте обратился к вам развязным тоном. Этот юноша весьма дурно воспитан, как и все люди его класса, и ему совершенно не хватает такта. Господин де Лансак, который любит иной раз разыграть либерала, чересчур переоценил его, когда говорил с ним как с человеком умным. Другой на его месте не пошел бы танцевать, а он предерзко поцеловал вас, дочь моя… Я не упрекаю вас за это, — добавила графиня, видя, что Валентина растерянно вспыхнула, — я знаю, что вам самой была неприятна подобная дерзость, и если я ныне напоминаю вам об этом случае, то лишь затем, чтобы показать, как важно держать на почтительном расстоянии всех этих людишек.