Смутное время. Марина Мнишек - читать онлайн книгу. Автор: Нина Молева cтр.№ 88

Петр Федорович… Что ж, Петр Федорович сам присягу молодому царю принес да и все войско к присяге Федору Борисовичу Годунову привел. Было это 17 апреля, как сейчас помню, на память священномученика Симеона, епископа Персидского. А на мученика Акакия Сотника перешел к государю Дмитрию Ивановичу.

— Это сколько времени прошло?

— Времени? Двадцати дней не минуло, государыня, всего-то двадцати дней.

— И потом до смерти своей служил государю Дмитрию Ивановичу? Смерть за него захотел принять? Как же это?

— Что тут сказать? Чужая душа — потемки, государыня. Только, по моему иноческому разумению, прозрел боярин.

— Как прозрел? Яснее мне скажи, отец, понятнее!

— Понял, что видит перед собой истинного царевича Дмитрия Ивановича. Что служил, выходит, всю жизнь цареубийце. Что попрал подвигами своими законы и божеские, и человеческие. Послужить правому делу решил и уж на том до конца стоял.

— А убийца? Убийца его? Ему-то что? Почему боярина порешил? Ножом. Как зверя дикого на охоте.

— Нет, государыня, не как зверя дикого и не на охоте. Как тать в нощи, вот что. Тут уж руку Василия Шуйского надобно искать. Это их семейство на все гораздо, а уж исподтишка да из-за угла — они первые мастера.

— Прости, отец, что рассказывать заставила. Нелегко тебе.

— Что ты, что ты, государыня-царица, и думать такое не следует. Ты тому же государю служишь, тот же крест на раменях несешь. Благослови тебя Господь вместе с царственным отроком твоим. Может, еще приду тебе поклониться в Кремле московском, когда к обедне к Пречистой Богородице с сыном пойдешь.

— Если бы…

Стены коломенского кремля высокие. Длинные. Спросила у воеводы — на две версты тянутся, похвастался. За час не обойдешь. Одних башен четырнадцать. Есть где укрыться, где осаду выдержать.

Иван Мартынович из Москвы примчался. От боев не остыл. Радостный. Шумный. Столы приказал казакам ставить.

— Победа, ясновельможный боярин?

— Будет победа, государыня! Бесперечь будет!

— А радость твоя отчего, ясновельможный боярин?

— От смуты ихней, государыня. Нипочем к согласию прийти бояре не могут, а раз так, и силы ни у кого не будет государя нашего на престоле не утвердить. Везде смута — что у московитов, что в польском стане. Зигмунт твердо на том стал, чтобы одну державу утвердить — Варшаву с Москвой. Не верит сыну. Да и кто бы поверил! Каждому государю своя дорога снится. Отцовская рука королевичу и в Польше поперек горла стала, а на своем-то престоле, гляди, и вовсе от него отмахнется.

— Был у меня тут монах из Чудова.

— Кто таков? К чему?

— Сродственником Басмановых назвался. Историю семейства ихнего рассказывал. О том, как Петр Басманов в Дмитрия Ивановича уверовал, служить ему до последнего своего дыхания стал.

— Утешил, государыня, как вижу. Только ведь как на все дело посмотреть. Может, уверовал. Значит, вроде совесть у него зазрила, что ли?

— Не может быть такого, полагаешь, ясновельможный боярин?

— Вот про совесть, государыня, ты отца Николая спроси. Он тебе все по полочкам разложит да объяснит. У меня проще. На сторону нового государя перешел. Первый! Значит, и честь мог первую при новом дворе заслужить. Разве не так? При годуновском дворе ему давно простору не хват тало — там одних родственников кошель полный да десяток кошелочек в придачу. Если уж у тебя охота пришла, государыня, хочешь, я тебе про Ляпуновых расскажу. Оно тоже занятно получится.

— А ты доверяешь ему, ясновельможный боярин?

— Доверяю? Прокофию? Полно тебе, государыня. Не то что доверять, рядом за столом сидеть опасно — того гляди какой отравы подсыпет. Прыткий.

— А почему же отравы?

— А с ней, как известно, шуму меньше. Вон Мишку Скопина, супруга дядьки родного, в родственном доме отравила, а как докажешь? Да и кто доказывать-то станет? Не расчет.

— Так что ты о Ляпуновых сказать хотел?

— А то, что когда стали мы с князем Трубецким и с Прокофием Ляпуновым ополчением командовать, до того Москву уже пограбили, что в июне 1611 года вышел Земский приговор: запретить казакам всякие грабежи.

Казакам, известно, от грабежей главный доход. Роптать принялись. А тут осажденный в Москве пан Гонсевский какую хитрость удумал. Руку Ляпунова Прокофия подделать велеть и такую подделанную грамоту написать, якобы во все города Московии, чтобы где ни поймают казака, там его бить и топить.

Разослал грамоту не по городам, по казачьим отрядам. Для бунту. Так и вышло. Вызвали казаки Прокофия на круги, как он ни клялся — не его рука, саблями зарубили. В крошево. Ни узнать, ни в домовину положить. А ведь ни сном ни духом человек!

— А брат его? Государь говорил: за дело его болел. Тушинское войско впустить в Москву пытался.

— Про Захара хочешь знать, государыня? И про Захара есть что порассказать. Это он в Москве 17 июля 1610 года первое народное скопище собрал — требовать, чтобы Шуйский трон оставил. Тогда-то и пришлось царю боярскому из дворца в свой былой дом перебираться. А через день Захар — никто иной! — Василия насильно постриг да в Чудов монатырь свез.

— А что же тушинские войска?

— Партия королевича Владислава в Москве куда сильней оказалась — не вышло. Только и Захар особенно настаивать не стал — быстрехонько в польский стан перебрался и вот уж тут душеньку свою, чертом меченую, отвел. В такие наговоры пустился, что посольство Филарета и Голицына князя успеха не имело — провалилось. Теперь Филарет в польском плену сидит.

Собрание это продолжалось много дней, решения же по столь важному делу принять никак не могут. И вот однажды сошлись все люди воедино, как всегда, и начали совещаться. И заключают договор, что не уйдут с этого места до тех пор, пока не изберут царя на московский престол. Размышляли люди эти не один час, и наконец все единодушно воскликнули: «Пусть возведут на престол царя Михаила, сына бывшего прежде боярином Федора Никитича Романова…»

Собралось же тогда у лобного места бесчисленное множество народа от всего Московского государства. И сотворилось тогда дивное: народ был в неведении, для чего собран; и еще прежде, чем вопросили народ, все, словно едиными устами, возгласили: «Михаил Федорович да будет царь и государь Московскому государству и всей Русской державе!»

Князь С. И. Шаховской. «Летописная книга». 1613

— Вот и наш час пробил, ваше величество, пора в путь собираться.

— Далеко ли, ясновельможный боярин?

— А это как Господь да удача распорядятся. Верно одно, здесь, в Коломне, оставаться нельзя. Для начала подадимся на юг. Вели челяди собираться. Да не слишком время тянуть. Так оно лучше. Сама-то, государыня, как ехать изволишь — в повозке или верхами?

— Что случилось, Заруцкий?