Завоевание империи инков - читать онлайн книгу. Автор: Джон Хемминг cтр.№ 96

Власти вице-короля одобряли работу миссионеров, и именно из королевской казны, а не церковной, оплачивалась отправка в Вилькабамбу церковных облачений и утвари. Записи в казначейских отчетах за декабрь 1569 года предоставляли аккуратный список утвари: парчовый покров для алтаря; парчовая риза с золотой каймой, епитрахиль, манипула, паллий, нижняя сорочка; ширма для дарохранительницы; серебряные кувшины для вина, мирницы, потир и дискос; картины, подсвечники, требники, колокола и т. д. Они были посланы в качестве награды и поощрения Диего Ортису за выполнение его смелой и одинокой миссии.

Таким образом, монах-августинец Диего Ортис продолжал жить и проповедовать в труднодоступных долинах Вилькабамбы в течение всего 1570 года. Он и его предшественники Антонио Вера и Маркос Гарсия были единственными европейцами, которые так долго жили в этой неприступной части империи инков, если не считать беглецов, которые двадцать пять лет назад нашли здесь убежище после сражения у Чупаса. Каждый из них жил один. Исключение составляют те несколько месяцев, во время которых Гарсия и Ортис находились в этом районе одновременно. И каждый из них отважно обучал индейцев основам своей религии перед лицом агрессивно настроенной оппозиции, к которой принадлежали многие военачальники инков. Об их миссионерском усердии говорит то, что они продолжали выполнять свои обязанности, которые, вероятно, часто казались им жалкими и не приносящими награды. Но именно благодаря личному покровительству Титу Куси им было позволено делать это.

Все мимолетные впечатления, которые у нас есть о жизни в Вилькабамбе, показывают, что большая часть власти была у касты военачальников. И едва ли это удивительно. Маленькое государство постоянно находилось в состоянии холодной войны, угроза испанского вторжения могла осуществиться в любой момент. Сама империя инков раньше была милитаристской, больше известной своими завоевательными походами, системой управления и гражданским строительством, нежели достижениями в области искусства или культуры. Вилькабамба была микрокосмом этой империи, и естественно, что армия и служители культа были самым прочным хранилищем традиций и оплотом реакции. При нехватке людских ресурсов Вилькабамба могла позволить себе иметь только крестьян и солдат: было мало искусных ремесленников, чтобы заниматься ремеслами, тонкой работой по камню, ткачеством или работой по металлу.

Хотя большинство военачальников, участвовавших в восстаниях Манко в 1536-1537 годах и в 1538-1539 годах, были казнены Франсиско Писарро в долине Юкай, новое их поколение возникло в ходе партизанских войн в сороковые годы XVI века. Это были люди, которые уничтожили убийц Манко и управляли Вилькабамбой до совершеннолетия Сайри-Тупака. Вероятно, в Титу Куси они увидели самого агрессивного и способного из сыновей Манко. Поэтому-то они и согласились на отъезд Сайри-Тупака — без королевского венца — в колониальный Куско, где он мог бы жить более легкой жизнью, и приняли как должное ссылку более слабого Тупака Амару в уединенный храм в Вилькабамбе.

Когда Диего Родригес посетил Вилькабамбу в 1565 году, он столкнулся с бесконечными проявлениями дерзкой враждебности со стороны военных. Когда он впервые появился на мосту Чукичака, то на восточном берегу реки он поднял флаг, призывающий к перемирию, и ждал в течение нескольких дней, изводимый кусачими летающими насекомыми, которыми и сейчас кишит этот жаркий каньон. Первым ответом Титу Куси было письмо, в котором говорилось, что «он не хочет, чтобы какие-либо испанцы ступали на его территорию, с миром ли они пришли или с войной… Если бы я это сделал, его военачальники убили бы меня». Появились 10 индейских воинов в великолепных одеждах, с украшениями из перьев на головах; на их лицах были маски. «Они „…“ спросили меня, не тот ли я человек, который дерзнул прийти сюда, желая поговорить с Инкой. Я ответил „да“. Они сказали, что не может быть, чтобы я не боялся». Наконец, они смягчились и позволили Родригесу войти в Вилькабамбу.

После того как он переправился через Урубамбу и стал продвигаться по долине Вилькабамбы с 10 сопровождающими, к нему присоединилась еще одна сотня туземных солдат в качестве дополнительного эскорта. Они сказали Родригесу, что, «если бы Инка не распорядился пропустить меня, они убили бы меня там. И каждый из них начал потрясать своим оружием, называя испанцев бородатыми трусами и ворами. Другие сказали: „Неужели мы не можем убить этого одного бородача, чтобы отомстить за все то зло, которое его братья причинили нам!“ Я успокоил их, сказав, что они правы: когда пришли испанцы, они причинили им много вреда… Затем я предложил им выпить… и дал им иголки, украшения, ножи и другие вещи, так что мы подружились».

В Виткосе Родригес увидел головы семи предателей, которые убили Манко. Они все еще были выставлены на всеобщее обозрение как символ неподвластности Испании. Когда бы он ни встречал индейских военачальников, они всегда были при всех своих регалиях. Два орехона, сопровождавшие Инку, несли алебарды; их головы увенчивали короны, богато украшенные перьями, золотом и серебром. У некоторых в руках были копья, убранные разноцветными перьями. Другие несли боевые топоры. И «на всех на них были маски разных цветов».

Имели место случаи проявления враждебности, даже когда Родригес был вместе с Инкой. Титу Куси признавал, что, если каким-нибудь христианам пришлось бы остаться в Вилькабамбе, «его люди могли бы убить их, страшась их, даже без его на то позволения». Был случай, когда «вошел небольшой индеец. После оказания знаков уважения Солнцу и Инке он подошел ко мне, потрясая копьем, и поднял его с угрозой. Он начал выкрикивать по-испански: „Убирайся! Убирайся!“ — и угрожать мне своим копьем». Когда от губернатора Кастро из Лимы пришло письмо с угрозой применить насильственные действия, даже Титу Куси присоединился к демонстрациям открытого неповиновения. «Он высказал „…“ все, какие только мог придумать, оскорбления испанцам и похвалы индейцам. Затем все индейцы поднялись и стали молиться… Некоторые из них говорили, что убьют четверых испанцев, другие — пятерых, третьи — шестерых, а четвертые — десятерых. Один из них по имени Чинчеро сказал, что раз уж я нахожусь среди них, то почему бы Инке не приказать ему убить меня, так как ему хотелось заколоть меня кинжалом, который он держал в руке. Инка молчал, ничего не говоря, и индеец ушел на свое место».

На следующий день произошла еще одна демонстрация такого же рода. Инка «начал похваляться, что он сам может убить 50 испанцев и что он собирается предать смерти всех испанцев в королевстве. Он взял в руки копье и щит и начал изображать храбреца, крича: „Ступайте немедленно и приведите мне сюда всех людей, живущих за этими горами. Я хочу пойти и сразиться с испанцами и перебить их всех, и я хочу, чтобы дикие племена съели их“. Затем подошли 600 или 700 индейцев-анти, все с луками и стрелами, дубинками и боевыми топорами. Они подошли, сохраняя порядок, оказывая знаки уважения Солнцу и Инке, и заняли свои места. Инка опять начал потрясать своим копьем и сказал, что может поднять на ноги всех индейцев в Перу: ему стоит только приказать, и они возьмутся за оружие. Затем все эти индейцы-анти предложили Инке, что, если он того пожелает, они съедят меня живьем. Они сказали ему: „Чем ты здесь занимаешься с этим бородачом, который пытается обмануть тебя? Лучше нам съесть его, не медля“. Потом прямо ко мне подошли два изменника-орехона с копьями в руках. Они размахивали своим оружием и кричали: „Бородачи — наши враги!“ Я рассмеялся, но в то же время вверил себя Господу. Я попросил Инку проявить милосердие и защитить меня. И он спас меня от них и спрятал до утра». На следующий день атмосфера разрядилась: «Инка и его военачальники стали от души смеяться над тем, что случилось накануне, и спросили меня, что я думаю о вчерашнем дне… Они объяснили, что это был всего лишь розыгрыш».