Иван Калита - читать онлайн книгу. Автор: Максим Ююкин cтр.№ 8

— Сыночка на людей не оставлю! — Софья вцепилась обеими руками в перину, на которой лежала, точно боясь упасть. — Делай что хочешь, а я с ним не расстанусь!

— Замолчи, дура! — раздраженно крикнул Иван. — Ты всех нас погубить хочешь?!

Но, увидев, как задрожали крошечные, по-детски припухшие губы супруги, как наполнились слезами ее глаза, он тут же раскаялся в своей резкости. Иван нежно привлек к себе жену и сказал как можно ласковее:

— Ничего с нашим сыном не случится. Или ты думаешь, он мне не дорог? Петрило с женой — холопи верные, они все сделают как должно.

Когда наступила ночь, Акинф, оба его сына и невестка, одетые в дорожные одежды, вышли во двор, где их ожидали несколько самых испытанных слуг, державших под уздцы оседланных коней. Чадящий факел в руке одного из холопов тускло освещал бледные, тревожные лица беглецов. Глаза молодой боярыни были красны от слез. Акинф, несший на руках завернутого в одеяло внука, приказал молодым подождать и быстрым шагом направился к избе конюха Петрилы. Софья сделала непроизвольное движение, как бы порываясь остановить свекра, но муж, обняв за плечи, мягко удержал ее. Всхлипывая, боярыня уткнулась Ивану в плечо. Жена Петрилы была дородной цветущей женщиной лет тридцати, высокая, статная, с гладким румяным лицом. В наспех накинутом на голову платке, с мужниным тулупом на плечах поверх холщовой сорочки, она удивленно осветила лучиной нежданного ночного гостя. Ее супруг, напротив, проявил к приходу боярина полное равнодушие, причина которого крылась в количестве выпитого им вечером ола. «Да, Иван не ошибся в выборе, — подумал Акинф, глядя на крепкие тугие груди хозяйки. — Вот уж кому сам бог велел быть кормилицей».

— Вот что, жено, — сказал он вслух, тщетно пытаясь унять щемящее чувство, охватившее его при мысли, что его будущий наследник, такой крошечный и беззащитный, сейчас останется в этой убогой затхлой избе, в сущности, на произвол судьбы. — Нам придется на время уехать... Далече уехать и, может быть, надолго. Вот я и помыслил, что ты сможешь взять к себе на этот срок наше дитя и выкормить его вместе со своим. Могу я доверить тебе внука? — спросил Акинф, испытующе глядя женщине прямо в глаза.

— Не изволь тужить, боярин: мы свое бабье дело знаем, — засмеялась та. — Чай, не впервой.

Мягким движением руки она указала на полати, где безмятежно посапывали трое малышей, а рядом едва заметно покачивалась висевшая на воловьих жилах колыбель.

— Ну вот и ладно, — почему-то сразу засуетившись,. словно напрочь забыв надменность, с которой он всегда держался перед челядью, Акинф передал женщине ребенка, после чего вынул из-за пазухи небольшой ту-то набитый кошелек и положил его на лавку.

— Это тебе за труды.

— Благодарствую, боярин.

Акинф повернулся, собираясь уйти, но, что-то вспомнив, снова обратился к женщине:

— Да, еще... Никто не должон знать, что мой внук у тебя, особливо княжьи люди.

— Никому не скажу боярин, будь покоен. — Устремленный на Акинфа понимающий взгляд больших зеленых глаз был так ясен и открыт, что на душе у боярина и впрямь стало намного спокойнее. Он понял, что на эту женщину может положиться как на самого себя, что ни страх, ни алчность не заставят ее совершить предательство.

— Благослови тебя бог, жено, — тихо, но вкладывая в эти слова очень многое, проговорил Акинф и, словно устыдившись этого необычного для себя проявления чувств, торопливо вышел.

После бегства Акинфа для Ивана стало очевидно, что среди переяславской знати зреет недовольство, вызванное чрезмерным, с их точки зрения, усилением влияния пришлых людей. Поэтому он стал гораздо внимательнее относиться к местному боярству, не упуская случая подчеркнуть, что не проводит различия между ним и слугами, привезенными из Москвы, оценивая людей только по тому, насколько верно и усердно они служат своему князю. Желая сплотить подвластное ему боярство, Иван стал ежедневно устраивать для него совместные пиры. Подобное времяпрепровождение никогда не доставляло ему особой радости, однако, по мысли князя, сидя бок о бок за одним столом и пия из одной ходящей по кругу братины, его бояре скорее забудут о взаимных обидах и недоверии и проникнутся духом единства.

В то запомнившееся ему на всю жизнь утро Иван проснулся оттого, что кто-то легонько тряс его за плечо. С трудом раздвинув тяжелые, налитые вязкой дремой веки, он увидел склонившегося над ним постельничего Михаила — единственного, кому был позволен доступ в княжескую опочивальню, который с виноватым видом протянул князю свернутый свиток:

— Гонец из Твери привез. Сказывает, дело вельми спешное.

Недовольно поморщившись, Иван сорвал красную восковую печать и, зевая, развернул свиток. Едва пробежав глазами первые строки, он с такой поспешностью вскочил с постели, словно та была наполнена раскаленными углями. Через несколько минут Иван, на лице которого не осталось и тени дремотной расслабленности, уже наказывал спешно вызванному к нему сыну боярскому:

— Скачи что есть духу на Москву и передай брату моему Юрию на словах, что тверская рать завтра будет под стенами Переяславля, и ежели он хоть на час замедлит с подмогой, то может застать здесь одно пепелище.

Когда гонец удалился, князь повелел боярам собраться в гриднице, куда из домовой княжеской церкви уже была принесена ее главная реликвия — большой золотой крест, искованный еще во времена Юрия Долгорукого. Войдя твердым уверенным шагом в просторную палату, наполненную гулом недоуменных боярских голосов, мгновенно смолкших при появлении князя, Иван без лишних вступлений обратился к собравшимся:

— От верного человека стало мне ведомо, что тверской князь Михаил Ярославич решил воровским образом захватить наш город, для чего выслал немалое войско, над коим начальствует ваш бывший собрат, а ныне богомерзкий изменник Акинф. — Не обращая внимания на поднявшийся ропот, он продолжал: — Я послал за помочью на Москву, но кто знает, поспеет ли она вовремя. А потому, — Иван возвысил голос, — перед лицом сей великой опасности целуйте крест святой, что будете верны мне и всему моему дому, хотя бы и животом пришлось за это поплатиться.

Иван внимательно, не отрываясь смотрел, как бояре по одному подходят к аналою и, получив благословение протоиерея, торжественно произносят слова клятвы, после чего опускаются на колени и, перекрестившись, прикладываются губами к святыне — он хотел понять, кто делает это легко, с охотой, а кому совершение обряда дается ценой усилий.

Бояре, приехавшие в Переяславль вместе с Иваном Даниловичем, оставались на местах, думая, что все происходящее относится только к переяславцам.

— Вы тоже целуйте, — строго обратился к ним князь. — В час столь сурового испытания каждый нуждается в укреплении духа.

Когда обряд подошел к концу, Иван, прежде чем отпустить бояр, обратился к ним с краткой речью:

— Помните, что вы присягнули не токмо мне, своему князю; ныне вы взяли в свидетели самого творца предвечного, от коего не скроется не только ни одно из дел ваших, но даже помыслы!