Франклин Рузвельт. Человек и политик - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Макгрегор Бернс cтр.№ 179

— Парня нужно приучить не стрелять в коров.

Рузвельта удивило, что командование корпусом морской пехоты осталось недовольно его решением. Назначил также испытательный срок флотской медсестре, которая отлучилась от Норфолка без увольнительной, чтобы провести отложенный медовый месяц с мужем-матросом. Хассет просил проявить к ней милосердие. Несправедливо отказывать ей в просьбе побыть с мужем в медовый месяц, доказывал он.

— Несправедливо с ее стороны уходить в самоволку! — парировал президент.

С самого начала президент стремился укрепить свою роль главнокомандующего. Назначая на должность Лихи, дал ясно понять, что адмирал будет его помощником в этом деле: пусть собирает и обобщает предложения по военным вопросам — накапливает то, «что необходимо и важно, с точки зрения главнокомандующего». Репортеры не вполне понимали: станет ли Лихи начальником штаба стратегического командования Объединенных Наций?

— Он будет начальником штаба при главнокомандующем...

— Он действительно будет начальником штаба?

— При главнокомандующем, — поправил президент среди всеобщего смеха.

— Понятно, сэр.

— Начальником штаба армии и флота, господин президент?

— Нет. При главнокомандующем.

Снова смех.

Круг обязанностей, который определил президент для Лихи до конца войны, настолько предсказуем, что адмирал воспользовался этой должностной инструкцией через несколько лет, чтобы охарактеризовать свою работу в Белом доме. Вероятно, в том, что обязанности Лихи оставались неизменными в течение нескольких лет, нет ничего странного. Кадровый состав администрации Рузвельта оставался на редкость стабильным. В отличие от Линкольна он не тасовал военачальников. Те, кто начинал с президентом работу — Стимсон, Маршалл, Кинг, Арнолд, Лихи, — оставались с ним до конца. Выбыли только Нокс и Старк: первый — из-за кончины, второй — из-за того, что стал жертвой эмоций после Пёрл-Харбора. Даже замена Маршалла Эйзенхауэром больше воспринималась президентом как нарушение сложившейся системы отношений.

Каким же образом в таком случае Рузвельт выходил из этой комфортной системы взаимоотношений, когда того требовали политические и стратегические обстоятельства? Парадокс отношений между гражданскими и военными руководителями, отмечал Уильям Эмерсон, состоит в том, что «в стратегической сфере, во всем, что касается структуры и развертывания войск, политическое руководство должно чутко реагировать на мнения и рекомендации военно-технического характера, но любой ценой формировать и направлять военный аппарат к поддержке и обслуживанию своих собственных целей. „Война, — указывал Клаузевиц, — имеет свою грамматику, но лишена логики“. Составители конституции предоставили президенту, как отмечал Александр Гамилтон, как первому генералу и адмиралу конфедерации, верховную власть и руководство сухопутными и военно-морскими силами, а события с 1787 года, включая революцию в военном деле, бесконечно расширили военные прерогативы и политическую ответственность главнокомандующего. Он мог делегировать другим некоторые из этих прерогатив, но, конечно, не ответственность.

Рузвельт попытался преодолеть этот парадокс — в той степени, в какой его ощущал, — путем отделения своей военной роли от политической. Как главнокомандующий он передал выработку основных военных решений Объединенному комитету начальников штабов (ОКНШ) и военным стратегам. Разногласия президента с начальниками штабов по военной политике проистекали не из-за того, что он следовал своим политическим целям, а они — военным, но из-за расхождения во взглядах на корректировку военной политики. Несколько месяцев до и после Пёрл-Харбора он был склонен добиваться укрепления англо-американской мощи как наилучшего средства сдерживания Гитлера, а его военачальники больше интересовались наращиванием военного производства США для перевооружения своих слабо оснащенных войск. Среди самих начальников штабов единства тоже не было. Маршалл считал необходимым сосредоточить сухопутные силы в Англии; Кинг высказывался за концентрацию военно-морской мощи в Тихом океане; Арнолд — за наращивание ВВС повсюду. Но и в этом случае расхождения по военным вопросам между президентом и начальниками штабов имели место на начальном этапе и в середине войны. С ходом войны военное мышление главнокомандующего и начальников штабов сближалось, частью из-за растущего взаимодействия, но главным образом из-за того, что концентрация войск в Англии, а также задачи Советов и США требовали стратегии, которую давно поддерживали начальники штабов, — главного удара по Германии через Францию.

Между тем Рузвельт добивался осуществления некоторых своих целей самостоятельно. Упорно, почти фанатично держался за доктрину безоговорочной капитуляции, когда она вызывала сомнения даже у военных. Не только отвергал попытки поставить эту доктрину под вопрос, но исключал само право военных на это. Такая позиция выглядела несколько странно, поскольку военным надлежало применять эту доктрину на первых этапах сдачи Германии на милость победителей и поскольку доктрина вызвала конфронтацию двух генералов.

Именно он, главнокомандующий, должен координировать политические и военные усилия. Такая координация требовала от Белого дома внутренней сосредоточенности, способности всесторонне анализировать проблемы, избегать скороспелых решений, голого практицизма, упования на целесообразность, поверхностного планирования. Но в той степени, в какой Рузвельт поглощен ролью военного и главнокомандующего, он не занимал взвешенной и полноценной позиции в отношении того, что вызывало противоречия между военными и политиками, краткосрочными и долгосрочными задачами, психологией и практикой, принципами и целесообразностью. И он не имел в Белом доме штата сотрудников, способных помочь выработке такой позиции. До определенной степени ему помогал Гопкинс, но он, как и президент, был очень занят текущими делами, а впоследствии слишком болен и обескровлен, чтобы удовлетворить такие потребности.

И все же, если Рузвельт и его помощники чересчур ревностно стремились к победе, то отчасти потому, что ее хотели американцы. Для большинства американцев, говорил Льюис Мортон, «война была отклонением от нормы, грязным бизнесом, с которым следовало покончить побыстрее... Дебаты о послевоенной политике только осложняли проблему и отдаляли победу. Разбить врага и вернуть домой парней — вот американский подход к войне». И задача сделать военную победу высшей целью страны, продолжал Мортон, одновременно сужает стратегию и обременяет вооруженные силы.

Роль Рузвельта как главнокомандующего разительно отличалась от аналогичной роли Черчилля. Премьер часто встречался со своими начальниками штабов — очень часто по два раза в день — и изводил их рекомендациями, касавшимися планирования и тактики. Как министр обороны он свободно связывался с командующими войсками на различных театрах войны и давал советы относительно проведения боевых операций, хотя, как правило, окончательное решение оставлял за военными. Черчилль более чем Рузвельт склонен вводить новых людей в состав высшего военного командования. Его военные планы и политические цели, вступившие в силу или нет, тесно связаны друг с другом. Рузвельт редко встречался со своими начальниками штабов официально, хотя постоянно поддерживал с ними контакты на индивидуальной основе или через Лихи. Президент редко оказывал на них давление и никогда их не оскорблял. Очевидное следствие этого — значительная автономия ОКНШ, но лишь в рамках совокупности взглядов, выработанных за долгое время общения главнокомандующего с военными из министерств армии и флота.