Франклин Рузвельт. Человек и политик - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Макгрегор Бернс cтр.№ 141

Посылы нацистской пропаганды в 1943 году колебались в диапазоне от стандартных утверждений, будто еврейско-капиталистическо-коммунистические силы контролируют правительство США, до старых попыток внести раскол в ряды союзников. Согласно этим посылам, Джон Булл стремился обескровить Америку, в то время как янки пытались растащить Британскую империю. Красные готовились поставить под власть коммунизма после войны всех своих союзников. На фронте через немецкие листовки и громкоговорители велась пропаганда, имевшая целью воспользоваться усталостью и тоской по дому «Джи ай». Однако стержнем всей нацистской пропаганды был антисемитизм. Так, на немецкой листовке под заглавием «Женщина, которую ты оставил дома» изображен разбогатевший спекулянт Сэм Леви, лапающий свою секретаршу Джоан Гопкинс, которая любит Боба, но не знает, когда Боб вернется с войны. И разве предосудителен легкий поцелуй между друзьями?

Задачу противодействия пропаганде подобного рода Рузвельт вполне мог оставить в ведении фронтовых специалистов психологической войны. Как главный пропагандист он нес ответственность за идеи, служившие руководством для других. На этом уровне главная проблема, занимавшая в 1943 году Рузвельта и Гитлера, состояла в оценках старого либертарианского тезиса Джефферсона или его более современного и положительного, расширительного значения свободы. Оба противника пользовались большей частью различными символами. Гитлер превозносил дисциплину, авторитет и отечество, осуждал большевизм, интернационализм, плутократию и, конечно, евреев. Рузвельт не мог стоять на той же почве. Но один символ, содержательный сам по себе и имевший глобальное значение, принимался обеими сторонами и, следовательно, был объектом борьбы обеих сторон — это свобода.

Некогда Гитлер интерпретировал свободу лишь как жизненное пространство для немцев, но последовательно менял ее значение до и во время войны в направлении свободы масс пользоваться безопасностью и комфортом. Свободу с англо-американской точки зрения он расценивал как свободу демократий эксплуатировать остальной мир, свободу плутократов в рамках демократий эксплуатировать массы. «Если англичане уверяют, что борются за свободу, они могли бы показать замечательный пример, предоставив полную свободу странам, входящим в империю». Символ свободы к середине войны распространялся на весь мир. Черчилль обращался к американцам как к соратникам в борьбе за свободу. Сталин в приказе солдатам провозглашал войну войной за свободу. «Ирония состоит в том, — отмечалось в японской радиопередаче на английском языке в конце 1943 года, — что американцы, американское оружие и деньги используются в то же время для лишения народов Азии права быть свободными людьми... Американцы, которые во время Гражданской войны сражались против рабства, которые полагали, что сражаются в этой войне за освобождение всего человечества, должно быть, с болью в сердце воспринимают трагический курс, которым ведет страну их президент». Слово «свобода» было на устах всех людей, порабощенных колониализмом, но вкладывающих в него особый смысл.

Рузвельт неоднократно изобличал гитлеровское понятие свободы. Он усматривал в нем не свободу жить, но свободу для нацистов господствовать и порабощать человечество. Президент, считавший себя экспертом по общественной психологии, пытался внедрить понятие свободы, отвечающее нормам гуманизма и улучшения условий жизни.

— Суть нашей сегодняшней борьбы состоит в том, чтобы человек был свободен, — говорил он за месяц до Пёрл-Харбора. — Не может быть реальной свободы простого человека без просвещенной социальной политики. В конечном счете это и есть цели, за которые сражаются сегодня демократии.

Президент в ходе войны упорно проводил эту мысль. Но на пропагандистском поприще он сталкивался с двойным препятствием. Его цели войны и послевоенные планы были сформулированы красноречиво, но настолько общо, что комментаторы не могли связать их с потребностями людей в хлебе и масле, с политикой, значимой для народов других стран. Когда президент обращал свои принципы в конкретные предложения и затем в реальную политику, например в предложения об уравнительном налоге, его одолевали конгрессмены-консерваторы, лоббисты и организации богачей, на которые указывали пальцами нацисты. Когда президент высказывался за свободу колониальных народов, он наступал на мозоль своего соратника по оружию тори Уинстона Черчилля. Вражеская пропаганда использовала любое противоречие между принципами Рузвельта и действиями его администрации.

Ей не требовалось тратить много усилий, чтобы найти такие противоречия. В начале лета 1943 года толпы людей в Лос-Анджелесе хлынули в Бельведер, Уоттс и другие районы города, населенные этническими мексиканцами, в поисках «пособников черномазых», которых избивали, раздевали догола перед бесновавшимися группами хулиганов. Неделей позже первая драка в парке Детройта спровоцировала оргию расового насилия: банды негров и белых бродили по улицам, разбивая стекла окон, поджигая дома, опрокидывая автомобили, грабя магазины, захватывая оружие в ломбардах. Были вызваны правительственные войска, закрыты бары, введен комендантский час; 23 человека погибли, 700 ранены. Вспышки расовых конфликтов имели место в Ньюарке, Мобиле и других городах. Из тюрьмы Флориды вытащили чернокожего американца и подвергли линчеванию. Росла напряженность в некоторых лагерях для перемещенных лиц.

Специалисты по психологической войне подчеркивают, что пропаганда наиболее эффективна тогда, когда тесно связана с эффективной программой действий. Некоторые вражеские пропагандисты надеялись, что расовые беспорядки и классовую ненависть в США можно обратить против Рузвельта. Несомненно, он служил за это мишенью критики. Его представляли как диктатора, обманщика, «паралитика» с извращенными мозгами, тирана, жаждущего мировой гегемонии, «Дон Кихота современности, живущего в мечтах». Ему постоянно припоминали предвоенное обещание уберечь американских парней от войн за рубежом. Возвышенные тирады президента против колониализма язвительно сравнивали с его неудачными попытками повлиять на атлантические колониальные державы. С приближением 1944 года казалось, что обещания и дела Рузвельта подвергнутся испытаниям не только дома, но и во всем мире.

Год 1943-й был для Рузвельта годом конференций. В январе он встречался с Черчиллем, а также с Жиро и де Голлем в Касабланке, в марте — с Иденом в Вашингтоне, там же в мае — с Черчиллем и начальниками штабов союзных стран. В последующие шесть месяцев англичане и американцы встречались так часто и в стольких местах, что выработалась своеобразная стратегия передвижных конференций: в конце мая — начале июня встречались в Алжире Черчилль, Маршалл и Эйзенхауэр; в июле в Лондоне — Стимсон и Черчилль; в середине августа в Гайд-Парке — Рузвельт и Черчилль; в конце августа в Квебеке — Рузвельт, Черчилль, военные дипломаты; в сентябре в Белом доме — Рузвельт, Черчилль, штабисты. Затем подобные встречи вылились в серию конференций глобального уровня: в последнюю декаду ноября в Каире состоялась конференция с участием Рузвельта, Черчилля и Чан Кайши; в конце ноября в Тегеране встретились Рузвельт, Черчилль и Сталин; в начале декабря в Каире вновь встретились Рузвельт и Черчилль.