Франклин Рузвельт. Человек и политик - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Макгрегор Бернс cтр.№ 131

Основная причина медлительности Рузвельта в определении четкой позиции по этим вопросам, видимо, лежала скорее в сфере интеллекта, чем политики. Более четверти века ему неоднократно приходилось сталкиваться с проблемой формирования всемирной организации и анализировать эту проблему почти со всех точек зрения, доступных глобально мыслящему политику. Он энергично поддерживал создание Лиги Наций как сотрудник администрации Вильсона и как кандидат в вице-президенты, хотя в его аргументах на этот счет больше прагматизма, в то время как у Вильсона — морализаторства. Рузвельт относился в 20-х годах к Лиге довольно прохладно и под влиянием борьбы за выдвижение кандидатом в президенты в 1932 году почти игнорировал ее. Став президентом, он сотрудничал с учреждениями Лиги и способствовал участию Соединенных Штатов во Всемирном суде. Но по мере того как в середине 30-х годов росло его разочарование Лигой, он более склонялся к организации системы безопасности в рамках международных отношений как модели всемирного устройства; угождал нейтралистским настроениям. В 1937 году он предложил идею своеобразного карантина для агрессивных государств, но затем постепенно оставил ее, очевидно, из-за того, что она не встретила поддержки. В предвоенные месяцы вынашивал идею англо-американской опеки мира, но позднее включил в предполагаемые международные силы обеспечения порядка Россию и Китай. Некоторые почти не проводили различия в 1943 году между планом Рузвельта по обеспечению миропорядка силами «Большой четверки» и новым Священным союзом. Но, поддерживая какое-то подобие новой лиги, пусть даже аморфной, он совершил с 1918 года полный круг эволюции взглядов на всемирную организацию.

Сколько времени Рузвельт мог уклоняться от четкой формулировки послевоенных проблем? Казалось, президент не торопился; не упускал даже случая заявить, что полицейские силы «Большой четверки» будут эффективно действовать неопределенное время. И все же ему не удавалось избегать некоторых специфических вопросов, особенно в «практической» области. Президент содействовал финансированию программ глобальных поставок военного снаряжения, продовольствия, сырья, поощрял международную торговлю и военное планирование. В данной области Рузвельт поразительно конкретен, смел и изобретателен: ежедневно принимает решения, влиявшие на политический выбор и даже в конечном счете определявшие его. Но в планировании политики как таковой ее вершитель осторожничал и медлил.

В этом он не одинок. В ретроспективе массе предложений 1943 года по вопросам послевоенного мира недоставало политического реализма и ясности. Дело не в том, что большинство этих предложений утопичны, глупы или близоруки, — им просто не удавалось свести воедино моральные основания, политические средства и надлежащие учреждения. Так, проблема сотрудничества с Россией после войны обсуждалась в плане надежд, веры и даже истории, но лишь немногие взяли на себя труд конкретно и творчески проанализировать специфический советский опыт, идеологию, ожидания; стратегию в связи с настроениями, оптимизмом, утопизмом и пристрастиями американцев в отношении внешней политики; своеобразный механизм формирования их мнений, а также заинтересованных общественных и патриотических групп, блоков избирателей, голосующих по этническому принципу, которые непосредственно влияли на внешнюю политику. Так, Майкл Стрейт, бывший сотрудник администрации «нового курса» невысокого ранга, 26-летний автор красноречивой книжки под названием «Сделаем эту войну последней» (выпуск 1943 года), привел в ней многочисленные и блестяще выстроенные факты из истории, экономики, а также статистик обеспечения ресурсами, уровня развития производства и наличия лиц, живущих на пособия; но он не сумел обозначить жесткие альтернативы и ограниченность выбора, с которыми предстояло столкнуться политикам.

Рузвельт не имел таких преимуществ. В его силах разглагольствовать, мечтать, воодушевляться, читать моральные проповеди будущим архитекторам мира, но не игнорировать такие упрямые факты, как, скажем, усиление политики относительно будущих западных границ России; наличие в десятке штатов американцев польского происхождения; влияние на внешнюю политику сената и сенатского Комитета по внешним связям; даже влияние одного Артура X. Ванденберга, сенатора-республиканца от штата Мичиган. Разумеется, и Ванденберг не упускал из виду эти обстоятельства. Весной 1943 года Рузвельт занимался изучением различных деклараций конгресса по вопросам послевоенной безопасности и проявлял особую чувствительность к польскому вопросу. Президент не забывал, что не только такие радикалы, как Хирам Джонсон и Генри Кэбот Лодж, но также умеренные республиканцы — политики, которые в прошлом были такими же, как Ванденберг теперь, — способствовали гибели Лиги Наций Вильсона.

И все же Гопкинс вряд ли прав, жалуясь Клэпперу, что его шеф слишком озабочен конгрессом и неудачей Вильсона. Проблема состояла не просто в замедленном планировании вопреки совету Уилки обратить текущее военное планирование и процедуры в механизм и структуру мира. Более серьезная проблема заключена в области политического противоборства. Идеал постоянного и прочного мира отнюдь не поглощал целиком во время войны внимание планеты. Отказ Рузвельта возглавить глобальный процесс осмысления, планирования и созидания послевоенного мира сужал его возможности в соперничестве за привлечение внимания мировой общественности с нацистами и коммунистами, которые имели собственные планы «мира, выплавленного заново».

На внутреннем фронте президент менее сдержан в планировании политики и программ.

Американцы у себя в стране и на фронте, отмечал он в своем обращении к нации, «несколько удивлены выдвижением третьей свободы — свободы от нужды. Они ожидают после войны полной занятости, возможности работать, содержать свои фермы, магазины, получать приличную зарплату. Они стремятся смело, лицом к лицу встретить риски, унаследованные нашей системой свободного предпринимательства. Не хотят недоедания, трущоб или пособий по безработице. Желают гарантий от главных бед — гарантий, которые существуют от колыбели до могилы».

«От колыбели до могилы» — тогда эти слова завораживали. В Англии старый оксфордский преподаватель сэр Уильям Биверидж подготовил для правительства доклад на тему «Социальное страхование и смежные службы». Трехсотстраничный «план Бивериджа», перегруженный таблицами и канцелярскими выражениями, тем не менее представлял собой настолько четкий и смелый манифест «упразднения нужды как практической послевоенной цели», что вызвал в Великобритании общественный ажиотаж. Фотокопия этой книги быстро стала бестселлером в США.

— Что это значит, Фрэнсис? — спрашивал президент госпожу Перкинс, читая газетную версию плана. — Почему этот план носит имя Бивериджа? Почему именно его чествуют? Ты ведь знаешь, что я говорил о страховании от колыбели до могилы, как только эта идея пришла нам на ум. Это моя идея. Этот план не принадлежит Бивериджу. Это план Рузвельта.

Президент шутил только наполовину. Он гордился своей борьбой в 1934-1935 годах за социальное обеспечение, против самых реакционных противников за всю историю страны. И возможно, знал, что в заключительных параграфах Биверидж процитировал для прибавления своему труду основательности пятую статью Атлантической хартии, которая по совпадению подписана в шестую годовщину выхода Закона о социальном обеспечении 1935 года. В его восьмую годовщину, 14 августа 1943 года, президент предложил распространить социальные гарантии на фермеров, сельскохозяйственных рабочих, мелких предпринимателей и самодеятельных работников, а также на «серьезную экономическую опасность, исходящую от заболеваемости».