Франклин Рузвельт. Человек и политик - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Макгрегор Бернс cтр.№ 130

Дебаты продолжались даже в день церемонии. Комитет спонсоров мемориала включал лиц, конфликтовавших в прошлом, но объединившихся для оказания почестей Джефферсону: Джеймса М. Кокса, Джона У. Дэвиса, Альфреда Е. Смита, Герберта Гувера, Алфа Лэндона, Уэнделла Уилки. Они не выступали с резкими заявлениями, зато сенатор-республиканец Эдвард X. Мур из Оклахомы подготовил речь с обвинением сторонников «нового курса» в оказании медвежьей услуги Джефферсону и самому Рузвельту в том смысле, что правление нынешней власти ведет к тому же, что случилось в Германии, — к гитлеризму. В этот день президент предпочел говорить об идеях Джефферсона, объединяющих американцев: свободе мышления и совести, неотчуждаемых правах, ликвидации привилегий.

В присутствии группы участников церемонии, которая включала супругу бывшего главы государства Вудро Вильсона, президент откинул свой черный капюшон и стоял с непокрытой головой под резким бризом, веявшим над водой. «Под страхом смерти» он запретил присутствующим на церемонии надевать шелковые цилиндры и сюртуки.

— Сегодня, когда ведется великая война за свободу, мы воздвигли мемориал свободе. С большим запозданием мы отдаем долг Томасу Джефферсону, апостолу свободы...

Он сталкивался с тем, что люди, которые не борются за свободу, могут ее потерять. Мы тоже столкнулись с этим...

Он любил мир и свободу — тем не менее ему не раз приходилось делать выбор между ними. Мы тоже вынуждены делать этот выбор...

Джефферсон не был пустым мечтателем. Полвека он реально руководил своим штатом и страной. Хочется думать, это ему удавалось потому, что он мыслил в понятиях завтрашнего и сегодняшнего дней, — вот почему его ненавидели или боялись те, кто мыслит в понятиях дней сегодняшнего и вчерашнего...

Слова, которые мы выбрали для мемориала, выражают благороднейшие и актуальнейшие мысли Джефферсона. Мы гордимся тем, что понимаем и разделяем их: «Я поклялся перед алтарем Господа беспрестанно бороться против любой формы тирании над человеческим разумом».

«МИР, ВЫПЛАВЛЕННЫЙ ЗАНОВО»

Президентская власть, говорил Рузвельт незадолго до вступления в должность, преимущественно средство морального руководства. Он считал Джефферсона одним из величайших президентов, которые были мыслителями во времена, когда определенные исторические идеи в жизни народа нуждались в прояснении. Отдавая должное Джефферсону в апреле 1943 года, Рузвельт оказался перед дилеммой морального руководства в то время, когда в прояснении нуждалась глубочайшая идея в жизни планеты.

Крепнущая вера в победу произвела выброс в начале 1943 года книг, статей, речей; вызвала полемику по вопросу о послевоенной организации мирового сообщества в интересах мира и безопасности всех народов. В канун этого года Генри Уоллис, выступая по радио по случаю 86-й годовщины со дня рождения Вудро Вильсона, провозгласил, что провал потерпел не Вильсон, но само мировое сообщество. Интернационалисты в Англии и Америке приветствовали эту речь. Через три дня Уоллис призвал ВВС мирового сообщества защитить мир. На этот раз вице-президент сорвал аплодисменты у либералов за то, что дал отповедь Генри Люсу, провозгласившему «век Америки». «Век, в который мы вступаем, — парировал Уоллис, — век, который рождается из войны, может и должен быть веком простого человека...»

Наиболее интригующее видение будущего исходило не от демократа или социалиста, но от лидера президентских республиканцев Уэнделла Уилки. В начале 1943 года он опубликовал под названием «Единый мир» историю о своей прошлогодней глобальной поездке. Познакомив читателя с приключениями и беседами на Ближнем Востоке, в Советском Союзе и Китае, Уилки призвал в этой книге к войне за свободу с целью покончить с расовым империализмом дома и за рубежом, за создание «злободневного совета Объединенных Наций — обычного совета, в котором все сообща разрабатывают планы на будущее... совета выработки большой военной стратегии, в котором будут представлены все страны, вынесшие основное бремя войны».

«Единый мир» мгновенно стал бестселлером: миллион экземпляров распродано за восемь недель. Главный и наиболее оригинальный постулат книги Уилки: «...в ходе войны Объединенные Нации должны выработать механизмы для взаимодействия после сражений»; альтернатива планированию, увязывающему военную и послевоенную ситуации, — «перемещение от одной целесообразности к другой при одновременном сеянии семян будущих конфликтов — расовых, религиозных, политических, — и не только среди народов, которые мы стремимся освободить, но и среди самих Объединенных Наций». Эту точку зрения, столь критичную в отношении общего подхода Рузвельта к этой проблеме, Уилки вынес на публичное обсуждение по всей стране.

В эти дни раздавалось и множество других разнообразных голосов. Томас Манн предостерегал против политических антагонизмов между Востоком и Западом, выступал за «американизацию мира в определенном фундаментальном моральном смысле» и настаивал, чтобы его родная Германия прошла сквозь тяжелые десятилетия страданий и искупления. Норман Томас предостерегал против мира, основанного на мести. Бертран Рассел призвал к созданию международного правительства, располагающего достаточными силами для победы в любой возможной войне в будущем. Председатель Конгресса производственных профсоюзов Филипп Мари предложил создать всемирную федерацию, порядок в которой поддерживался бы международными полицейскими силами. Уильям Л. Ширер сомневался в необходимости таких полицейских сил — он считал ключевой проблемой решение германского вопроса. Макс Лернер прогнозировал, что Соединенные Штаты будут сотрудничать с Россией, несмотря на многие препятствия, и предостерегал против излишнего догматизма в отношении СССР. У полковника Маккормика тоже имелся свой план — присоединить к Соединенным Штатам в качестве отдельных штатов Шотландию, Уэльс и британские доминионы.

А что же Рузвельт? С течением войны он стал более откровенным в отношении своих послевоенных целей и идеалов. У него сложилось определенное мнение о необходимости переходного периода после войны: мир в это время поддерживается державами-победительницами; «Большая четверка» выступает в качестве шерифа; постепенно займет свое место подлинная всемирная организация — преемница Лиги Наций. Однако президент имел смутное представление о конкретных особенностях этого процесса. В ходе войны во время выступления в конгрессе с обращением к нации он говорил: «...мы должны сосредоточиться на больших задачах и не ввязываться в дебаты о методах и подробностях».

Нежелание президента вдаваться в конкретную суть послевоенной системы безопасности отчасти связано со старой его неприязнью к решениям и обязательствам, не вынужденным обстоятельствами. Частично это связано с разногласиями между его советниками. Обеспокоенный изоляционистскими настроениями, Халл призывал Рузвельта утихомирить Уоллиса и других представителей администрации, которые проявляют «евангелистский» подход к вопросам послевоенного устройства мира. Веллес считал, что проблему следует вынести на обсуждение администрации. Гопкинс добивался, чтобы президент действовал быстрее. Рузвельта, конечно, радовало, что люди, далекие от администрации, добиваются от Белого дома ясности в вопросах послевоенного устройства мира.