Последний английский король - читать онлайн книгу. Автор: Джулиан Рэтбоун cтр.№ 100

Аделиза еще раз поцеловала Уолта и ушла.

Уолт лег в постель, но уснуть не мог. Не сомнения тревожили его, хотя кое-какие неточности в рассказе Аделизы могли бы насторожить более проницательного слушателя, а пробужденные ее прикосновением воспоминания о других объятиях, о родстве, дружбе и любви, о счастливых временах. Уже несколько лет Уолт отталкивал от себя эти воспоминания, как только они пытались прорваться из-за порога бессознательного и затопить его разум. Как ни тяжела память о пережитом горе, еще тяжелее вспоминать об утраченном счастье.

В сопровождении толпы гостей из Иверна и близлежащих деревень Уолт пересек луг с выжженной солнцем травой, поднялся на холм, на поляну, где жители Шротона обычно устраивали гулянья. Эрика в платье из тонкого белого хлопка стояла на другом конце поляны, подружки, одетые в зеленое, держали над головой невесты сплетенные яблоневые ветви, прогибавшиеся под тяжестью плодов. Позади Эрики среди дубов и ясеней виднелись соломенные кровли амбаров и коровников, черепичные крыши ее усадьбы и церкви. Дальше начинались пологие склоны, внизу поля, где уже сжали хлеб, а на крутизне росли только боярышник и терновник, и так вплоть до обильных травой валов Хэмблдона. Голубой дымок вился над усадьбой. Вокруг поляны расставили высокие столы, соорудили из подручных материалов шатры, жаровни наполнили углем, но еще не растопили. На дальнем от деревни краю поляны мужчины заготовили дрова для огромного костра, чтобы к вечеру изжарить на нем быка. Тепла и света от огня должно было хватить на все ночное веселье.

Даже в августе, после долгих солнечных дней, ранним утром было прохладно, хотя роса уже высохла. Свежая прохлада ложилась на новые или постиранные накануне одежды, на отмытые, оттертые дочиста лица детей. Праздничное настроение сделало легкой и упругой походку взрослых, слышалось в шуме, суете, приветствиях и болтовне, в песнях, которые кое-кто уже начал запевать, ощущалось в той уверенности, с какой все встречали этот день. Что бы там ни ждало впереди, нынешний день обещал веселье.

Воплощением всех надежд и чаяний была Эрика. Ей исполнилось двадцать четыре года, она расцвела и стала настоящей красавицей. Она была как налившийся колос, как незамутненный источник для жаждущих уст. Но не только развившееся тело, не одна лишь плотская красота составляли секрет ее обаяния. Высокая, но отнюдь не долговязая, стройная и сильная, но без грубых мышц, избавившаяся от девичьей пухлости, но сохранившая яркое цветение юности, она предстала перед Уолтом словно богиня. Белое, похожее на тунику платье со множеством складок доходило до колен, а на плечи Эрика накинула плащ из тонкого сукна красно-коричневого цвета, перевила длинные светлые волосы нитями речного жемчуга, открыв высокий лоб. Из-под темных бровей светло-голубые глаза смотрели с тихой улыбкой, той самой улыбкой, которая приподнимала уголки ее нежных губ. И все же, несмотря на улыбку, на лице Эрики проступала сосредоточенная серьезность, еле заметные морщинки в уголках глаз свидетельствовали о чувстве долга и ответственности, о скорби ранних утрат и о готовности принять жизнь такой, какова она есть.

Уолт остановился в пяти шагах от Эрики, и по лицу жениха она угадала, что он охвачен смятением, не знает, что и как надо делать. Девушка передала букет ближайшей из подружек и почти бегом пустилась навстречу возлюбленному, кинулась ему на шею. Почувствовав, как руки Уолта сомкнулись у нее на спине, она приветствовала его горячим, долгим поцелуем в губы. Радостные клики разнеслись по поляне. Оторвавшись от Уолта, раскрасневшись – румянец спустился даже на шею и грудь, видневшуюся в вырезе платья, – Эрика взяла нареченного за руку и провела его под яблоневой аркой.

В отличие от Иверна, Шротон располагал собственной церковью, ее не так давно построили из бревен, замазав щели известкой, и увенчали невысоким шпилем-колокольней – не для благовеста, но для заупокойного звона и набата, предупреждавшего о приближении врагов. Ближайшие родственники с обеих сторон, а также самые старые и уважаемые из свободных крестьян построились позади жениха и невесты и проводили их в часовню. Церковка была маленькой, но светлой, никакие витражи не мешали солнечным лучам проникать сквозь узкие сводчатые окна. Внутри ничего лишнего, только алтарь – плита портлендского камня на четырех дубовых пеньках. Церковь наполнили цветами и плодами из местных садов и лесов, охапками роз, лаванды, больших полевых ромашек, плетенками с яблоками, грушами, клубникой, со стен свешивались колосья ячменя.

Священник выслушал короткие обеты. Жених и невеста выучили наизусть положенную формулу, но слова их шли от сердца. Затем святой отец проследил, как молодые обменялись кольцами, и благословил их союз. На все про все хватило десяти минут.

Они вернулись на поляну. На самую большую повозку, какую только удалось отыскать в обеих деревнях, поставили стулья для новобрачных, сделали навес из соломы, усыпанной цветами, и все, не соблюдая очереди, подходили с дарами, клялись в верности господам, желали им долголетия и многих детей.

Не прошло и получаса, как Эрика начала проявлять нетерпение:

– Давай плясать. Вон, все уже пляшут. Только сперва сними с себя золото, чересчур пышно для наших мест.

Уолт помог молодой жене спуститься вниз, на площадку из дерна, и она понеслась прочь, изгибаясь в танце, отплясывая заодно со своими подружками под музыку барабанов и дудок, наяривавших безумную джигу, и все женщины присоединились к танцу, ловко лавируя между накрытыми столами.

Так они праздновали и веселились до самых сумерек, пока не подоспел зажаренный на костре бык. Только вот места в желудке осталось маловато: все уже угостились козленком, фаршированным яблоками и запеченным на углях от ореховых прутьев (традиционное блюдо в начале Месяца Яблок и Орехов), съели сыры, цыплят, гусей, поглотили груду хлеба со свежим маслом, запеканки, орехи с мягкой зеленой скорлупой и белой, податливой мякотью, яблоки, только что сорванные с дерева, и яблоки в меду, начиненные гвоздикой и корицей, нанизанные на ореховые прутья и запеченные над маленьким костром, какие во множестве горели на поляне. И пили, пили, пили огромными флягами и бочонками, пили прошлогодний сидр и пиво, сваренное из ячменя предыдущего урожая – новый урожай был только что собран, пришла пора освободить место для свежего зерна.

Люди пили, и веселились, и затеивали игры, а Уолт награждал победителей призами. Из древесины вяза вырезали три деревянных шара, их полагалось прокатить по длинной дорожке из широких планок, сбив девять кеглей на дальнем конце. Каждый по очереди пробовал свои силы, хотя всем было известно, что приз разыграют между собой два умельца, один из Шротона, другой из Чайлд-Оукфорда, способные одним ударом сбить все девять кеглей, набрав двадцать семь очков за три броска. Они продолжали соревноваться, пока наконец ловкач из Шротона слегка не промазал, оставив одну кеглю несбитой, а его соперник из Чайлд-Оукфорда получил обычную в таких случаях награду, полуторагодовалую свинью. Потом настал черед скачек. Участники описывали круги вокруг поляны, в качестве препятствий на их пути расставили невысокие заборчики; потом стреляли из лука – не по мишени, а в чучела зайцев и птиц, которых тащили перед лучниками по земле или внезапно подбрасывали в воздух. На сжатом поле показывали свое умение фримены, имевшие собственный плуг с упряжкой волов, причем очки начислялись за ровную и глубокую вспашку, а не за скорость, с какой пахарь проводил борозду. Победил дядюшка Фреда, посадивший мальчика на грядиль. Овдовевшая мать Фреда, уверившись, что земля останется за ней и ее семьей, сумела оправиться после родов, но оба близнеца умерли.