Монах - читать онлайн книгу. Автор: Антонен Арто cтр.№ 69

Я с жадностью набросилась на эту скромную еду. По всей видимости, она находилась тут уже несколько дней. Хлеб был черствым, а вода — подпорченной, но никогда еще еда не казалась мне такой восхитительной. Когда голод был утолен, я принялась размышлять, пытаясь разгадать эту новую загадку. Я спрашивала себя, не для меня ли была оставлена здесь эта корзинка. Надежда утвердительно разрешила мои сомнения; но кто мог угадать, что мне понадобится такая помощь? Если известно, что я жива, зачем меня держать в этом мрачном склепе? Если я пленница, зачем нужна была вся эта церемония с погребением? Или, если я была приговорена к голодной смерти, чьей жалости я обязана этой едой, оставленной для меня?

Подруга не держала бы в секрете от меня это ужасное наказание, и в то же время мне казалось невозможным, чтобы враг мог позаботиться и оставить мне средства существования. После всех размышлений я начала склоняться к тому, что намерения аббатисы были раскрыты одной из тех монахинь, которые сочувствовали мне; ей удалось заменить яд наркотиком, она принесла эту еду, чтобы поддержать меня до тех пор, пока она сможет меня освободить, и попытается сообщить моим родным о той ужасной опасности, которой я подвергаюсь, и подсказать им способ вызволить меня из тюрьмы. Но почему еда оказалась такой грубой? Каким образом этой подруге удалось войти в склеп без ведома аббатисы? И если она сюда входила, то почему так старательно заперла дверь? Подобные рассуждения заставляли меня сомневаться, однако этот вариант лучше всего поддерживал во мне надежду, и я остановилась на нем.

Мои размышления были прерваны отдаленным звуком шагов; они медленно приближались; лучики света проскользнули в дверные щели. Не зная, идут ли эти люди сюда, чтобы меня освободить, или их привела в склеп другая причина, я не преминула привлечь их внимание своим криком, позвав на помощь. Звук шагов приблизился; свет стал ярче. Наконец с невыразимым удовольствием я услышала, как в скважине поворачивается ключ; уверенная, что я дождалась освобождения, я с радостным криком полетела к двери. Она открылась; но все мои надежды на бегство улетучились, когда показалась аббатиса в сопровождении четырех монахинь — свидетельниц моей предполагаемой смерти. В руках они держали факелы и смотрели на меня в страшном молчании.

Я в ужасе отшатнулась. Аббатиса спустилась в склеп, монашки за ней; она села туда, где только что сидела я; дверь была заперта, и монашки встали в ряд за ее спиной. Пламя их факелов, приглушенное парами и испарениями склепа, бросало холодные отблески на окружавшие могилы. Несколько минут они все хранили мрачное и торжественное молчание. Я стояла в отдалении от аббатисы; наконец она сделала мне знак приблизиться. Испуганная ее суровым видом, я едва нашла в себе силы повиноваться. Я подошла, но мои ноги отказывались мне служить; я упала на колени, скрестила руки и, умоляя, протянула их ей, будучи не в состоянии вымолвить ни звука.

Она окинула меня гневным взглядом.

— Вижу я кающуюся или преступницу? — бросила она наконец. — Угрызения совести за свой грех или страх наказания простирает ко мне эти руки? Означают ли эти слезы справедливость приговора или только просят о смягчении наказания? Боюсь, что верна последняя причина!

Она замолчала, но продолжала пристально смотреть на меня.

— Смелее, — продолжала она, — я желаю не вашей смерти, а вашего раскаяния; питье, которое я заставила вас выпить, было не ядом, а наркотиком. Обманывая вас, я хотела заставить почувствовать муки нечистой совести, которые вызываются смертью, если она приходит раньше искупления преступлений. Вы перенесли эти муки; я познакомила вас с ними вместе с горечью смерти, и я надеюсь, что пережитые муки станут для вас вечным упреком. В мои намерения не входит разрушить вашу бессмертную душу и опустить вас в могилу, отягощенную грехами. Нет, дочь моя; напротив, я очищу вас спасительным наказанием, я предоставлю вам много времени для того, чтобы вы могли за них расплатиться, а также — для ваших угрызений совести. Итак, слушайте мой приговор: плохо понятое усердие ваших друзей задержало его выполнение, но не может ему помешать. Весь Мадрид уверен, что вас больше нет; ваши родные твердо убеждены в вашей смерти, а монашки, которые защищали вас, присутствовали на ваших похоронах; больше нет сомнений в том, что вы умерли. Я приняла все меры, чтобы в эту тайну никто не мог проникнуть; отбросьте всякую мысль о мире людей, от которого вы оторваны навсегда, и приготовьтесь прожить в другом мире те немногие часы, которые вам еще остались.

Это вступление предвещало мне нечто ужасное; я дрожала и хотела заговорить, чтобы успокоить ее гнев; но аббатиса жестом приказала мне молчать. Она продолжала:

— Я намерена возродить законы нашего ордена во всей их строгости, те законы, что в течение многих лет пребывали в забвении и были отвергнуты большинством наших заблудших сестер (да обратит их небо на истинный путь!). Они суровы к невоздержанию, но не больше, чем того требует такое чудовищное оскорбление. Подчинитесь им, дочь моя, не противясь; вы пожнете плоды своего терпения и покорности в жизни лучшей, чем эта. Слушайте же приговор Святой Клары: под этими склепами существуют камеры, предназначенные для таких преступниц, как вы; вход в них надежно скрыт, и та, которую туда запирают, должна отказаться от всякой надежды на свободу, именно туда вас и отведут. Вам будут приносить еду, но недостаточно, чтобы полностью утолить ваш голод; ее будет ровно столько, чтобы поддерживать живую душу в вашем теле, и еда эта будет самой простой, самой грубой. Плачьте, дочь моя, плачьте; омочите ваш хлеб слезами: Господь знает, что у вас много причин для печали! Прикованная цепью в одной из тайных камер, навсегда разлученная с миром и светом, не имея другого утешения, кроме религии, другого общества, кроме раскаяния, — вот так, в стенаниях, вам предстоит провести остаток ваших дней. Таковы законы Святой Клары; подчинитесь им без ропота. А теперь следуйте за мной!

Я была убита этим варварским приказом, остатки сил, которые у меня еще оставались, покинули меня, и я смогла ей ответить, только упав к ее ногам и омывая их слезами. Аббатиса, бесчувственная к моему горю, поднялась, приняв внушительный вид; она повторила свою команду тоном, не терпящим возражений; но моя крайняя слабость сделала меня совершенно неспособной повиноваться. Марианна и Алиса подняли меня и буквально понесли на руках. Настоятельница пошла вперед, опираясь на Виоланту, а Камилла шла перед ними с факелом в руках. В таком порядке наша маленькая процессия шла по галереям, сохраняя полное молчание, прерываемое только моими вздохами и жалобами. Мы остановились перед главной ракой Святой Клары; статуя была снята со своего пьедестала, как именно, я не увидела. Затем монашки подняли решетку, которая до тех пор была скрыта статуей, и с грохотом опрокинули ее на другую сторону. Этот ужасный шум, повторенный снизу и сверху от меня, отраженный склепом и подземельем, окончательно погрузил меня в состояние апатии и подавленности. Я смотрела прямо перед собой, а перед моими глазами вдруг появились пропасть и узкая и крутая лестница, по которой я должна была спуститься. Я вскрикнула и отшатнулась; я просила пощады, я оглашала воздух своими жалобами и призывала на помощь небо и землю. Все было напрасно! Меня втащили на лестницу и после последней попытки сопротивления с моей стороны силой поместили в одну из камер, которые располагались вдоль стен подземелья.