Десять меченосцев - читать онлайн книгу. Автор: Эйдзи Есикава cтр.№ 80

Такуан и так бы принял приглашение, но его желание побывать в Коягю возросло, когда он узнал в описываемой девушке Оцу.

Монах, Оцу и Дзётаро направились к домику Сэкисюсая. Оцу, не таясь, отвечала на вопросы Такуана. Рассказала о своей жизни с тех пор, как они виделись в последний раз в Химэдзи, о событиях того утра, о своих чувствах к Мусаси. Такуан сочувственно кивал, слушая ее грустное повествование.

— По-моему, женщина способна выбрать жизненный путь, невозможный для мужчины. Ты, как я понял, ждешь от меня совета, как жить дальше, — сказал он, когда девушка замолкла.

— Нет!

— Тогда…

— Я решила, что мне делать, — ответила она, замедлив шаг.

Такуан внимательно посмотрел на потупившуюся Оцу. Она была в глубоком отчаянии, и все же Такуан уловил решимость в ее голосе, что заставило его взглянуть на все с новой стороны.

— Если бы я сомневалась в своих силах, то давно бы все бросила. Никогда бы не ушла из Сипподзи, — сказала Оцу. — Я обязательно встречу Мусаси. Вопрос лишь в том, не наврежу ли я ему, не приношу ли я ему несчастье своим существованием. Если я обременяю Мусаси, то придется исправить положение.

— Каким образом? — настороженно спросил Такуан.

— Не могу сказать.

— Не делай опрометчивых шагов, Оцу!

— В каком смысле?

— Бог смерти поглядывает на тебя в этот яркий солнечный день.

— Я… я не понимаю твоих намеков.

— Ты и не поймешь, потому что обратилась мыслями к богу смерти. Глупо умирать, Оцу, особенно из-за такого пустяка, как безответная любовь, — засмеялся Такуан.

Оцу рассердилась. Все равно что с воздухом разговаривать, ведь Такуан никогда не любил. Ему не понять ее чувств. Объяснять Такуану ее переживания так же бессмысленно, как втолковывать учение Дзэн безумцу. Дзэн, однако, содержит истину, другой вопрос, что она не каждому доступна. Есть и люди, готовые умереть за любовь независимо от того, понимает ее Такуан или нет. Любовь, во всяком случае для женщины, намного важнее заумных коанов дзэнских монахов. Человеку, одержимому любовью, которая заставляет выбирать между жизнью и смертью, не имеет смысла задавать вопрос о том, как звучит хлопок одной ладонью. Прикусив губу, Оцу поклялась не говорить на эту тему.

— Тебе следовало родиться мужчиной, Оцу. Мужчина с твоей силой воли непременно совершил бы что-то значительное на благо страны, — серьезно произнес Такуан.

— По-твоему, такая женщина, как я, не имеет права на существование? Моя жизнь может повредить Мусаси?

— Не передергивай мои слова. Я говорю не о том. Он убежал, как бы ты его ни любила. Боюсь, ты никогда его не поймаешь.

— Это не каприз. Я не могу иначе. Я люблю Мусаси.

— Давно не видел тебя. Сейчас ты поступаешь, как обычная женщина.

— Ты слишком проницательный! Хватит об этом. Образцовому монаху никогда не понять чувств женщины.

— Не знаю, что тебе ответить. Ты права в одном — женщины ставят меня в тупик.

Оцу отвернулась от Такуана.

— Пошли, Дзётаро! — позвала Оцу мальчика.

Такуан смотрел, как они свернули на боковую тропинку. Монах, грустно приподняв брови, подумал, что ему здесь делать уже нечего.

— И не хочешь попрощаться с Сэкисюсаем, покидая его навсегда? — крикнул он девушке.

— Я мысленно попрощаюсь с ним. Он знает, что я не намеревалась долго гостить у него.

— Не пожалеешь?

— О чем?

— Хорошо жить в горах Мимасаки, но и здесь неплохо. Тишина и покой, никаких житейских забот. А там — мирская суета с ее бедами и трудностями. Не разумнее ли пожить спокойно среди гор и ручьев подобно соловьям, которые поют вокруг?

— Ха-ха! Спасибо, Такуан!

Он вздохнул. Монах был бессилен перед волевой женщиной, решившей до конца пройти избранный путь.

— Можешь смеяться надо мной, Оцу, но ты ступила на дорогу тьмы.

— Тьмы?

— Ты воспитана в храме, Оцу, и должна знать, что путь тьмы и страстей завершается отчаянием и горем, от которых нет спасения.

— Путь света заказан мне от рождения.

— Но он ведь есть! Путь света существует!

Такуан вложил в эти слова всю силу веры. Подойдя к Оцу, он взял ее за руку. Как он хотел, чтобы девушка поверила ему!

— Хочешь, я поговорю с Сэкисюсаем? О твоей жизни, о счастье? Здесь, в Коягю, ты найдешь хорошего мужа, у вас появятся дети, и будешь жить, как все женщины. Ты принесешь счастье этому селению, оно принесет удачу тебе.

— Понимаю твое стремление помочь, но…

— Умоляю, послушай, меня! — Такуан потянул Оцу за руку и, обращаясь к Дзётаро, сказал: — Пойдем с нами, мальчик.

Дзётаро решительно тряхнул головой.

— Я пойду за своим учителем.

— Хорошо, поступай как знаешь, но хотя бы попрощайся с Сэкисюсаем.

— Ой, забыл! — воскликнул Дзётаро. — Маску забыл. Надо ее забрать.

Мальчик помчался, не ломая голову над путями света и тьмы. Оцу задумчиво стояла на развилке дорог. Такуан отвлекся от дум и снова стал старым другом, которого она знала прежде. Он предупредил о трудностях, поджидавших ее в выбранной ею жизни, пытался убедить в том, что счастье можно обрести иным путем. Оцу осталась верной своему выбору.

Вскоре прибежал Дзётаро с маской на лице. Такуан окаменел, невольно почувствовав в маске будущий облик Оцу, который она обретет в результате долгого и мучительного путешествия по пути тьмы.

— Пойду! — сказала Оцу.

Дзётаро, уцепившись за ее рукав, поддакнул:

— Пошли! Нам пора!

Такуан поднял глаза к белым облакам, досадуя на свое бессилие.

— Я сделал все, что мог, — сказал он. — Сам Будда отчаялся спасти женщину.

— Прощай, Такуан, — вымолвила Оцу. — Я низко кланяюсь Сэкисюсаю. Пожалуйста, поблагодари его и попрощайся от моего имени.

— Теперь и я начинаю подозревать, что монахи — безумцы. На каждом шагу им попадаются только люди, по собственной воле устремляющиеся в ад. — Воздетые к небу руки Такуана бессильно упали. Трагическим тоном он добавил: — Оцу, если тебя начнут одолевать шесть зол, произнеси мое имя. Вспомни меня и произнеси мое имя. Все, что я могу сказать сейчас, — береги себя, и пусть твоя дорога будет, по возможности, долгой.

К югу от Киото река Ёдо огибает гору Момояма (на ней расположен замок Фусими) и течет по равнине Ямасиро к бастионам замка Осака, расположенного километрах в двадцати пяти к юго-востоку. В какой-то степени из-за непосредственной связи городов по реке любое политическое событие в Киото немедленно отзывалось в Осаке. В замке Фусими каждое слово, произнесенное осакским самураем, а уж тем более военным высокого ранга, воспринималось как зловещее предзнаменование.