Десять меченосцев - читать онлайн книгу. Автор: Эйдзи Есикава cтр.№ 219

Самосуд крепко утвердился в повседневной жизни. Воинское сословие было слишком занято войнами, чтобы следить и за общественным порядком. Горожане ради собственной безопасности сами расправлялись с преступниками. В Эдо был назначен городской судья, и наиболее видные жители каждого квартала считались официальными представителями властей, однако широко применялся самосуд. Обстановка в стране по-прежнему была неспокойной, поэтому власти не чинили препятствий стихийным расправам.

— Уси, — приказал Ядзибэй, — отдай кошелек старухе. Надо же пережить такую напасть в ее возрасте? Она, кажется, совсем одна. А где ее кимоно?

— Сказала, что повесила сушить.

— Принеси кимоно, а потом приведи старуху. Возьмем ее с собой. Что толку, если мы накажем вора и бросим женщину на произвол других негодяев.

Вскоре Уси тащил старуху на спине, кимоно ее свисало у него с руки, а возглавлял процессию Ядзибэй. Они подошли к мосту Нихонбаси, от которого велся счет расстоянию по всем дорогам из Эдо. Деревянный настил моста крепился на каменных опорах, перила не утратили природной свежести дерева, ведь мост достроили только год назад. Вдоль одного берега стояли лодки из Камакуры и Одавары, а на другом находился рыбный рынок.

— Бок, какая боль! — стонала Осуги.

Торговцы рыбой, привлеченные причитаниями старухи, с любопытством глазели на процессию, что явно раздражало Ядзибэя. Он не любил, когда на него смотрели зеваки.

— Немного осталось. Потерпите, ваше состояние не опасно! — строго одернул он Осуги.

Осуги положила голову на спину Уси и затихла как ребенок. Кварталы в центре города сложились сообразно занятиям их обитателей. Квартал кузнецов, оружейников, красильщиков тканей, плетенщиков татами. Дом Ядзибэя находился в квартале плотников, но резко выделялся среди других из-за черепицы, наполовину покрывавшей крышу дома. До пожара, случившегося два года назад, все дома в квартале имели соломенную кровлю, а сейчас все были деревянными. Ядзибэй из-за черепичной кровли дома получил новую фамилию Хангавара — «наполовину под черепицей».

Ядзибэй был ронином, когда пришел в Эдо. Способный, легко ладящий с людьми он проявил деловую сметку и занялся строительными подрядами. Вскоре он заимел большую артель плотников, кровельщиков и поденщиков. Он скопил денег от заказов от даймё и втянулся в торговлю землей. Он разбогател так, что мог не работать сам. Ядзибэй превратился в квартального старшину. Он пользовался всеобщим уважением среди таких же негласных авторитетов Эдо.

Горожане искали защиты у военных и у местных старшин, но последние пользовались несравненной известностью, как заступники за простолюдинов. Вожаки в Эдо имели особенности, но подобные им люди существовали и в других городах. Они появились в смутные времена в конце сёгуната Асикаги, когда банды разбойников бродили по дорогам, как стаи голодных зверей, грабя всех и каждого, не признавая ничьей власти.

По свидетельству одного писателя той эпохи, их одежда состояла из одной красной набедренной повязки и широкого набрюшника. Мечи у них были очень длинные — до метра с лишним, а короткие доходили до полуметра. Многие пользовались и более простым оружием. Разбойники не стригли волосы, а подвязывали их толстой веревкой. На ногах у них нередко были кожаные ноговицы.

Во время войн вооруженные разбойники служили наемниками, а с наступлением мира и самураи и крестьяне отворачивались от них. Наступила эпоха Эдо, и наиболее толковые из них, не пожелавшие оставаться бандитами, потекли в новую столицу. Некоторые сумели добиться успеха. Про них говорили, что «справедливость — их кости, народная любовь — плоть, отвага — кожа». Одним словом, бывшие разбойники стали народными героями.

Жизнь под черепичной крышей гостеприимного дома Ядзибэя так полюбилась Осуги, что и через полтора года после происшествия с вором она не покинула его. Первые недели, пока Осуги выздоравливала, она упорно твердила, что ей пора в путь. Хозяин каждый раз отговаривал ее.

— Куда спешить? — спрашивал он. — Отдыхайте. Подождите, пока мы найдем Мусаси. Мы выступим на вашей стороне.

Ядзибэй знал о Мусаси только то, что ему рассказала Осуги, представив его отъявленным негодяем. Осуги поселилась в доме, и Ядзибэй приказал своим людям сообщать ему все, что они прослышат о Мусаси.

Осуги переменила отношение к Эдо. Она перестала ненавидеть этот город, даже говорила, что люди здесь «дружелюбные, беззаботные и очень добрые».

Дом Хангавары отличался особой широтой, в нем постоянно толпились подозрительные типы — крестьянские парни, не желавшие работать на полях, бродячие ронины, сынки из богатых домов, промотавшие родительское состояние, отбывшие свой срок каторжники, покрытые татуировкой. Пестрая компания, однако, слишком походила на умело организованную военную школу, в которой грубая мужская сила преобладала надо всеми человеческими чувствами. Дом Ядзибэя был настоящим разбойничьим додзё.

Как и в настоящих додзё, где обучали боевому искусству, у Ядзибэя существовала строгая иерархия. Хозяин дома беспрекословно руководил жизнью своих подчиненных. За ним следовала группа старшин, называемых «старшими братьями». Далее шли исполнители — «кобуны», их положение зависело от срока службы. Существовал и особый класс «гостей», отношение к которым определялось по их умению владеть оружием. Иерархия покоилась на строгом этикете сомнительного, но незыблемого происхождения.

Желая избавить Осуги от безделья, Ядзибэй предложил ей следить за одеждой молодых людей, и с тех пор старуха хлопотала с утра до вечера. Она шила, чинила, стирала и гладила одежду кобунов, не отличавшихся аккуратностью.

Кобуны не могли похвастаться воспитанием, но отличали хорошую работу от плохой. Они восхищались строгими вкусами Осуги, ее сноровкой, ее заботливым отношением ко всем.

«Старуха из родовитой самурайской семьи, — говорили они. — Род Хонъидэн благородного происхождения».

Хозяин дома подчеркнуто уважительно относился к Осуги и даже построил ей отдельный домик в глубине двора. Когда он не отлучался из дома, то непременно навещал ее утром и вечером. На вопросы подчиненных, почему он почтенно относится к чужой старой женщине, Ядзибэй отвечал, что в свое время он дурно обошелся со своими родителями. «Теперь я в том возрасте, когда испытываешь чувство сыновнего долга по отношению ко всем старушкам», — вздыхал он.

Пришла весна, расцвела дикая слива, но в Эдо совсем не было цветущей сакуры. Редкие вишневые деревца посадили на холмах к западу от города, да буддийские монахи высадили деревца вдоль дороги к храму Сэнсодзи в Асакусе. С наступлением тепла заговорили, что на саженцах появились цветочные почки.

Однажды Ядзибэй зашел в домик Осуги и сказал:

— Я собираюсь в Сэнсодзи. Не хотите пойти со мной?

— С радостью. Храм посвящен Кандзэон, а я особенно верю в ее силу. Она воплощает собой того же бодисаттву, что и Каннон, которой я молилась в Киёмидзу в Киото.