Честь самурая - читать онлайн книгу. Автор: Эйдзи Есикава cтр.№ 288

— Бывают ли, Гэмба, безупречные замыслы? Что-то мы наверняка упустили из виду, иначе ему не удалось бы ускользнуть с такой легкостью.

— Я не готов воспринимать это именно так. На мой взгляд, если собираешься ударить, то бей не раздумывая! Если бы мы напали на дом, где остановился этот ублюдок, мы бы сейчас любовались его отрубленной головой. Но ты, дядюшка, только о том и думал, как бы сохранить все это в тайне. Ты не послушался меня — и все усилия пошли прахом.

— Ты еще так непозволительно молод! В плане, предложенном тобой, имелись изъяны, я предложил план более совершенный. Наилучшим способом решить дело было бы дождаться часа, когда Хидэёси прибудет в крепость, а уж здесь вынудить его совершить сэппуку. Ничего лучшего мы не сумели бы придумать. Но согласно донесениям, поступившим нынешней ночью, Хидэёси внезапно снялся с места. Услышав об этом, я поначалу расстроился, но потом призадумался хорошенько — и возликовал. То, что этот мерзавец удрал из Киёсу сегодня ночью, для нас воистину дар Небес. Раз он уехал, не соизволив никого известить об этом, я получил возможность объявить о его злодеяниях. И далее я приказал тебе устроить засаду и уничтожить его, чтобы он наконец получил по заслугам.

— Все это, дядюшка, было ошибкой с твоей стороны. Твой расчет оказался ошибочным с самого начала.

— Ошибочным? Почему же?

— Твоей первой ошибкой была надежда на то, что Обезьяна сам явится на сегодняшнюю церемонию и без борьбы отдастся нам в руки. Хотя ты отдал мне правильный приказ устроить засаду, твоей второй ошибкой было то, что ты не позаботился перекрыть окольные дороги.

— Глупец! Я предоставил тебе всю полноту власти и подчинил остальных только потому, что был твердо уверен: ты ни за что не сделаешь непростительной промашки. После этого ты имеешь наглость утверждать, будто отсутствие засады на окольных путях и нечаянное спасение Хидэёси — это, видите ли, моя ошибка! А может быть, прямое следствие твоей неопытности?

— Согласен, дядюшка, на этот раз виноват действительно я, но что касается дальнейших действий, изволь отказаться от чрезмерно запутанных построений. Тот, кто строит слишком сложные планы, рано или поздно поскользнется на ровном месте.

— О чем ты говоришь? Ты обвиняешь меня в излишней предусмотрительности?

— Это, дядюшка, твоя извечная ошибка.

— Глупец! Несносный глупец!

— Это не я один говорю, все толкуют. «Люди не могут доверять князю Кацуиэ, потому что никто никогда не знает, что именно он на самом деле замыслил». Вот как о тебе говорят!

Кацуиэ обиженно замолчал, сдвинув густые черные брови.

На протяжении многих лет взаимоотношения дяди и племянника выходили далеко за рамки привычной связи господина и приверженца. Но чрезмерно теплые чувства, которые они друг к другу питали, не могли с годами не привести к нежелательным последствиям: в словах и поступках Гэмбы больше не чувствовалось подобающего уважения и почтительности. Вот и сегодня Кацуиэ испытывал по этой причине горькую обиду.

Вообще ему было не по себе. Кацуиэ не спал всю ночь. Отдав Гэмбе приказ уничтожить обратившегося в бегство Хидэёси, он тщетно прождал желанной вести, которая могла бы в одно мгновение развеять снедающую его тоску.

Гэмба по возвращении не смог ничем обрадовать своего высокого покровителя.

— Мимо нас проследовали только приверженцы Хидэёси. Его самого среди них не было. Мне показалось, что напасть на них будет неумно, поэтому я решил вернуться, ничего не предприняв.

Это донесение вместе с ощущением усталости после бессонной ночи повергло Кацуиэ едва ли не в отчаяние.

Когда Гэмба позволил себе обрушиться на него с упреками, он вовсе перестал что бы то ни было понимать.

От такого настроения следовало избавиться. Сегодня предстояла церемония провозглашения малолетнего Самбоси главой клана. После завтрака Кацуиэ ненадолго прилег, потом ополоснулся в фуро и вновь облачился в тяжелые и роскошные церемониальные одежды.

Кацуиэ был не из тех, кто, придя в отчаяние, позволяет догадываться об этом посторонним. Небо с утра заволокли тяжелые тучи, духота стояла даже большая, чем вчера, но вид Кацуиэ, отправляющегося в крепость на церемонию, был куда торжественней, чем у других; капли пота у него на лице сверкали, как драгоценные камни.

Воины, прошлой ночью прятавшиеся в траве и в кустах, облачившись в боевые доспехи и шлемы, чтобы напасть на Хидэёси на дороге и лишить его жизни, щеголяли сейчас в церемониальных кимоно и в головных уборах придворного образца. Луки были зачехлены, мечи и секиры спрятаны в ножны. Воинственные самураи клана Сибата выглядели мирно и празднично.

В крепость один за другим потянулись не только приверженцы клана Сибата. Здесь были и Нива, и Такигава, и остальные. Из числа собравшихся в крепости накануне отсутствовали только приверженцы Хидэёси.

Такигава Кадзумасу поведал Кацуиэ, что в крепости его с самого утра дожидается Кумохати, в качестве посланца от Хидэёси.

— Он говорит, что Хидэёси не сможет присутствовать на сегодняшней церемонии ввиду нездоровья и передает свои извинения князю Самбоси. Он упомянул также, что надеется получить прием у вас. Пожалуй, он ждет слишком долго.

Кацуиэ мрачно кивнул. Хотя его сердило то, что Хидэёси делает вид, будто ни о каких злоумышлениях против себя и не догадывался, ему самому надлежало изображать, что ничего не произошло, а это означало необходимость повидаться с Кумохати. Встретившись с престарелым воином, Кацуиэ обрушил на него целый град вопросов. Что за недуг нежданно-негаданно свалил Хидэёси? Если он решил так внезапно вернуться домой нынешней ночью, то почему заранее не оповестил об этом Кацуиэ? Ведь если бы он, Кацуиэ, был извещен об отъезде, то сам прибыл бы на место и проследил, чтобы все прошло как следует. Но Кумохати, судя по всему, оказался глух, как тетерев, и не понимал и половины из того, о чем расспрашивал Кацуиэ.

Сколько бы вопросов ни задавал Кацуиэ, старик ничего не понимал и твердил все время одно и то же. Поняв, что попусту теряет время, Кацуиэ не мог скрыть возмущения тем, что Хидэёси по какой-то одному ему известной причине прислал в качестве гонца выжившего из ума старика. Однако сколько бы он ни попрекал эту старую развалину, Кумохати все было как с гуся вода. Утратив самообладание, Кацуиэ решил добиться ответа хотя бы на один-единственный вопрос.

— Старик, сколько тебе лет?

— Да, конечно… В общем, верно.

— Я спрашиваю, сколько тебе лет. В каком ты возрасте?

— В точности так, как вы сказали.

— Что?

Кацуиэ показалось, будто над ним издеваются. Раскрасневшись от гнева, он притиснул губы вплотную к старческому уху и заорал таким голосом, что чуть не полопались зеркала:

— Сколько тебе лет?

В ответ Кумохати важно кивнул и объявил с поразительным спокойствием:

— А, вот оно что. Вы спрашиваете, сколько мне лет. Мне стыдно признаться, что, дожив до преклонного возраста, я не сумел совершить ничего выдающегося, но в этом году мне исполнилось семьдесят пять.