Честь самурая - читать онлайн книгу. Автор: Эйдзи Есикава cтр.№ 209

Нобунаге зачитали список имен участников миссии. Почти все они были сыновьями князей с острова Кюсю.

— Что ж, по крайней мере, в смелости им не откажешь, — заявил он.

«Молодцы, — подумалось ему, — отважились пуститься в такое дальнее путешествие, а ведь совсем еще мальчишки». Нобунага пожалел, что не сказал им напутственного слова перед отъездом.

Но с какой стати европейским монархам понадобилось приглашать в Европу сыновей местных князей с дальнего японского острова? Нобунага верил в благие намерения европейцев, но и скрытые мотивы подобного приглашения не были для него тайной.

— Уезжая из Киото, чтобы возглавить эту миссию, отец Валиньяни выразил свое сожаление… относительно вас, — заметил один из монахов.

— Сожаление?

— Посетовал, что возвращается в Европу, не окрестив вас.

— Вот как? Так, значит, и сказал! — расхохотался Нобунага, встал с кресла и повернулся к оруженосцу, держащему на руке сокола. — Мы чересчур загостились. Пошли отсюда. — И он стал стремительно спускаться по лестнице, шагая через ступеньку. Следом за ним высыпали на улицу и воспитанники школы, чтобы проводить князя и поглазеть, как он уезжает.

Строительство и отделка крепости Нирасаки, которой предстояло стать новой столицей провинции Каи, было уже завершено вплоть до таких мелочей, как кухни и комнаты для прислуги.

Невзирая на то, что было уже двадцать четвертое число двенадцатого месяца и всего несколько дней оставалось до новогодних празднеств, Такэда Кацуёри решил не откладывать переезда из Кофу, города, где жили многие поколения его предков, в новую столицу. Переезд князя произвел такое глубокое впечатление на сельских жителей, что о нем не переставали говорить даже во время новогоднего праздника.

Процессия и в самом деле поражала роскошью. В путь тронулись по меньшей мере несколько сотен паланкинов. В первом восседали сам Куциёри с женой и его тетя со своей дочерью. В середине процессии, которую нельзя было охватить взглядом, ехали вассалы в сопровождении личных оруженосцев, самураи, люди свиты, чиновники. Они мерно покачивались в золотых и серебряных, инкрустированных перламутром седлах, сверкая на солнце золочеными доспехами. Следом за ними маршировали отряды лучников, позади которых взметался лес копий с красными древками. Но всеобщее внимание привлекали прежде всего знамена клана Такэда. Тринадцать золотых иероглифов на ярко-красном полотнище рядом с еще одним знаменем.

Две строки золотых знаков на длинном знамени темно-синего цвета гласили:

Быстры, как ветер,

Тихи, как лес,

Жарки, как пламя,

Спокойны, как горы.

Каждый знал, что эти строки вышил золотом Кайсэн, верховный жрец храма Эрин.

— Ах, как жаль, что сама душа этого великолепного знамени покидает сегодня крепость в Цуцудзигасаки и перебирается в новое место! — восклицали жители прежней столицы, глубоко опечаленные этим событием.

Каждый раз воины клана Такэда разворачивали знамя с изречением Сунь-цзы и второе, с тринадцатью китайскими иероглифами. Отправляясь с ними на войну, они непременно возвращались с победой, встречаемые ликующими криками горожан. Так бывало в дни правления Сингэна, и сейчас все тосковали по тем безвозвратно ушедшим дням.

И хотя знамена со стихами Сунь-цзы оставались теми же самыми, люди не могли избавиться от ощущения, будто их подменили.

Но когда жители Каи увидели, как перевозят в новую столицу богатейшие сокровища и несметное количество оружия, когда смогли лицезреть в паланкинах разнаряженную знать клана и его лучших воинов в золотых седлах, а также растянувшийся на несколько лиг обоз воловьих упряжек, у них стало легче на душе, словно возвратилось золотое время Сингэна.

Вскоре после того, как Кацуёри переехал в свою новую столицу, буйным цветом оделись вишни в его саду. И князь вместе со своим дядей Такэдой Сёёкэном отправился прогуляться по саду.

— Он даже не приехал на празднование Нового года, сказавшись больным. А писал ли он в последнее время вам, дядюшка? — спросил Кацуёри, имея в виду своего двоюродного брата Анаяму Байсэцу, коменданта крепости Эдзири. Эта расположенная на границе с Суругой цитадель была для клана Такэда важным стратегическим пунктом в южном направлении. Уже примерно полгода Байсэцу не навещал Кацуёри, отговариваясь болезнью, и князь начал уже ни на шутку беспокоиться.

— Нет, не писал, но мне кажется, что он и в самом деле болен. Байсэцу — монах, да и вообще человек порядочный, не думаю, чтобы он ни с того ни с сего стал притворяться.

Ответ Сёёкэна не успокоил Кацуёри, однако он ничего не сказал, и в молчании они продолжили свою прогулку.

Между жилым домом для самураев с внутренней крепостью пролегала узкая, поросшая деревьями лощина. Здесь мирно щебетали ласточки, проносясь среди густых ветвей, и вдруг одна из них, чем-то потревоженная, резко взмыла в небо.

— Вы здесь, мой господин? У меня плохие новости, — взволнованно произнес подошедший человек.

— Ну-ка, возьми себя в руки. Самурай, говоря о важных делах, должен сохранять самообладание, — упрекнул его Сёёкэн.

Он не столько стремился одернуть молодого самурая, сколько хотел ободрить Кацуёри, заметив, что вопреки своей всегдашней выдержке племянник его внезапно стал белее мела.

— Дело нешуточное, — произнес самурай по имени Гэнсиро, простираясь ниц перед князем. — Кисо Ёсимаса из Фукусимы предал вас!

— Кисо? — В голосе Сёёкэна слышалось изумление, недоверие и отвращение одновременно. Что касается самого Кацуёри, то он, похоже, уже давно ждал чего-нибудь в этом роде.

У Сёёкэна бешено заколотилось сердце, его срывающийся голос свидетельствовал о том, что и выдержка, и доброжелательность ему изменили.

— Письмо, — воскликнул он, — где письмо?

— Передавший мне эту весть гонец на словах предупредил князя Кацуёри, не желая терять ни мгновения, — ответил Гэнсиро. — Письменное послание прибудет со следующим гонцом.

— Нечего дожидаться письма от Горо! — отрезал Кацуёри. — За последние годы и Ёсимаса, и Байсэцу вели себя крайне подозрительно. Знаю, какие доставляю вам хлопоты, дядюшка, но мне придется вновь просить вас возглавить войско. Я тоже приму участие в этом походе.

Два часа спустя с башни в новой крепости послышался бой большого барабана, и по всему городу промчался трубящий в раковину гонец, возвещая о сборе войска. Стоял чудесный весенний вечер, но жители горной провинции отныне не ведали покоя. Войско выступило на закате. Пять тысяч воинов, подгоняемые заходящим солнцем, двинулись по дороге на Фукусиму. К наступлению темноты еще почти десятитысячная армия выступила из Нирасаки.

— Что ж, прекрасно! Этот жалкий предатель наконец недвусмысленно доказал нам, что он мятежник, и я его покараю! На сей раз мы очистим Фукусиму от всех, чья верность вызывает хоть малейшие сомнения.