Реставрация - читать онлайн книгу. Автор: Роуз Тремейн cтр.№ 48

А как же я? Боже, как мне снова стать полезным? Теперь, когда я лишился всего, только медицина могла прокормить меня. Я должен, наконец, очнуться от спячки, о которой говорил король. Никогда больше не проводить мне в мечтах время под норфолкским небом — собственно, уже с этого вечера, — а из имущества у меня остается только лошадь и хирургические инструменты — подарки, преподнесенные королем не из соображений практической выгоды, а по велению сердца.

Подкрадывалась чума. Как мне однажды напомнили, чума не только выводит людей из сна, но и лечит от забывчивости. Они вспоминают о существовании Смерти. Я тоже вспоминаю, что Жизнь коротка, что Смерть настигает нас с той же неизбежностью, с какой сумерки сейчас окутывают летний домик. За этим приходит новое воспоминание — медицина. «Так что, Меривел, ты перестанешь мечтать и опять займешься делом. Станешь приносить пользу».

Думаю, король улыбался, глядя на меня. Он, несомненно, считал, что поступает умно и правильно, отбирая у меня Биднолд: можно сказать, убивал сразу двух зайцев — делал из меня вновь «полезного члена общества» и выручал некоторое количество денег на свои нужды. Король не мог даже вообразить, в какое ужасное состояние привела меня суровость его наказания, — я был просто убит. С того момента, когда я догадался, что Финн шпионит за мной, сомнений не было: мое обращение с Селией уничтожит последние теплые чувства ко мне, сохранившиеся у короля. Но я и представить себе не мог, что у меня отберут Биднолд. Я верил, что Биднолд — навсегда мой. Иногда я представлял, как буду в нем стариться, — возможно, вместе с Вайолет, если Бэтхерст вдруг окочурится от приступа эпилепсии, — а потом упокоюсь на местном кладбище. Теперь, когда терял его, терял вместе с Уиллом Гейтсом и Кэттлбери, ковром из Чанчжоу, бирюзовой кроватью и всем остальным, мне открылась вся глубина моей привязанности к этому месту. Дом стал моим. В каждой комнате я видел частицу себя. Биднолд был препарированным Меривелом. Из яркого и шумного живота вы поднимались в мое сердце, — оно, хоть и жаждало разнообразия, хранило также и тайны, — потом в мозг — небольшое, симпатичное местечко, несколько пустоватое, но иногда и в нем вспыхивал свет. Возвращая себе дом, король лишал меня моей сущности.

До сих пор я всегда был покорен своему господину, беспрекословно, не торгуясь, выполнял все его приказы. Но сейчас, предвидя весь ужас своего бездомного существования, я решил молить короля о снисхождении. Я опустился на каменный пол и молитвенно сложил руки.

— Сир, молю вас, позвольте мне остаться в Биднолде. Не думайте, что я там бездельничаю. Я открыл в себе новое призвание — художника. Еще учусь играть на гобое, пытаюсь понять смысл движения светил на небе и недавно возложил на себя новую обязанность — стал приходским попечителем по призрению бедняков.

Король встал. А я в очередной раз восхитился красотой и изяществом его ног, перед которыми стоял на коленях.

— Попечителем? — переспросил король. — Вижу, тебе нравится это слово. Ты и Селии так представился. Но попечитель должен быть справедливым, беспристрастным и доброжелательным, ты же таким с ней не был. Что ж, ты и с приходскими бедняками будешь обходиться так же жестоко, как с Селией?

— Нет, сир. У меня не хватает слов, чтобы выразить, как я сожалею о своем поступке. Я полюбил ее, и в этом была моя ошибка. А бедняков я не люблю — просто жалею.

— И что же ты делаешь для тех, кого жалеешь?

— Стараюсь больше узнать о них, сир: где они живут, чем занимаются — они собирают хворост, я знаю, выполняют и другие, столь же жалкие работы, еще работают на ткацких фабриках в Норвиче…

— И как это может им помочь?

— Пока я еще не начал помогать, мой господин…

— Однако до нашей встречи ты помогал беднякам. Когда работал в больнице Св. Фомы, ты помогал им, используя то единственное знание, которым обладаешь.

— Теперь я его утратил. Я не могу заниматься медициной.

— Почему?

— Не могу…

— Почему, Меривел?

— Я боюсь!

Король, до этого меривший шагами комнату, остановился и грозно заговорил, предостерегающе подняв палец в перчатке, пошитой моим отцом.

— Вот именно! — подтвердил он. — Не думай, что я этого не знал! Но времена сейчас суровые, боязливые люди не выживут. Слабые погибнут. Погибнешь и ты, если останешься прежним.

— Позвольте напомнить, сир, что это вы забрали меня из больницы Св. Фомы и поручили лечение королевских собак. Вам нравилось мое легкомыслие и веселость…

— И твое умение. Тогда в тебе было два начала — свет и тьма, пустота и глубина. А теперь твое мастерство ушло, и осталась одна глупость.

Мои мольбы не помогли. Король принял решение. Я хотел было пасть ниц, распластаться на полу перед ним, но вовремя вспомнил, что короля такие вещи не трогают, а раздражают. К тому же он не испытывал сострадания к людям, лишенным собственности, он сам в свое время потерял все и Реставрации ждал долгие годы.

Что мне оставалось? Только смириться с судьбой, и хотя решение короля представлялось мне жестоким и несправедливым, я старался выглядеть внешне спокойным и держаться с достоинством.

Король направился к выходу, но перед тем, как покинуть летний домик, задержался на пороге и сказал, что я могу остаться в Биднолде еще на неделю, чтобы «собрать пожитки. Ключи я должен оставить сэру Джеймсу Бэббекому, который выступит в этом деле посредником. Итак, au revoir, [54] Меривел. Я не говорю adieu [55] — кто знает, может быть, в будущем История уготовила тебе еще одну роль?»

Сказав это, он удалился. Я видел, как, стоило королю выйти из домика, к нему со всех сторон поспешили слуги с фонарями, чтобы осветить путь. Все это время они стояли и ждали, когда он распрощается со мной.

Прошло несколько дней. Я живу в Бате. Остановился в гостинице «Рыжий лев». Я приехал сюда в надежде, что серные источники смоют отчаяние с моей души. Хозяйка имеет привычку петь, вытрясая матрасы и опоражнивая горшки. Я ловлю себя на том, что прислушиваюсь, нет ли поблизости аккомпаниатора.

В Биднолд я не вернулся и не вернусь. Слугам я послал письма, в которых просил у них прощения за постигшее меня несчастье, ставшее и их несчастьем тоже. Я просил, чтобы один из конюхов нагрузил Плясунью, как вьючную лошадь, моими личными вещами и потихоньку перегнал бы ее в Лондон. Помнится, прежде я подсмеивался над «горящими углями» Пирса, теперь я владею немногим больше, чем он. Если Плясунья оступится, угодит изящной ножкой в рытвину и сломает себе чего-нибудь, мне тоже придется купить вредного кусачего мула.

Мне часто снится Уилл Гейтс. В моих снах он плачет. Его смуглая беличья мордочка расплющена. Он похож на рождающегося в муках ребенка. Кулачками он пытается утереть слезы. Потом забирается в мою карету, садится рядом с кучером и уезжает.