Датский король - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Корнев cтр.№ 64

— «Скажи мне, кудесник», что это ты тут делаешь?

Дворник потрогал бороду, ухмыльнулся:

— Хе! Кудесник, значица? Хе-хе! Я, вишь, господин хороший, собачью будку на дрова пустить хочу. Намедни пес сторожевой околел. Ох и злющий был, зараза, столько чужаков тут перекусал. Вот тебя бы, господин студент, уж не обессудь, всенепременно за ляжку бы ухватил — больно подозрительный! Надежный сторож-то был, я его ишшо кутенком брал… Да вы кто таков будете?

— Не студент, а остальное не твоего ума дело!

Бородач насупился, встал, не выпуская топор из рук. Сержик предупредительно произнес:

— Сядь, дядя. Я мирный обыватель — не видишь? Ты бы мне одну доску-то уступил, ту, что пошире. Заплачу хорошо, не обижу.

Дворник поскреб в затылке: зачем этому барчуку старая пропахшая псиной доска? Да и сколько запросить за этакое «сокровище», он не знал.

— Держи и не торгуйся! — юнец протянул ему три рубля. Дворник заграбастал трешницу и выбрал самую большую доску. Сержик с трудом ухватил ее, да и был таков с доской и подрамником под мышками. Теперь он исполнил все поручения хозяина.

«Подмалевок» так понравился Смолокурову, что на какое-то мгновение он даже пожалел, что сам не художник, но тут же подумал о важности своей собственной миссии и отогнал непозволительную, бестолковую мысль. Убедившись, что Звонцов «не химичит», он узнал от Сержика о найденной доске для подарочной иконы и тотчас сменил гнев на милость. Закопченный кусок дерева Евграф Силыч разглядывал с каким-то безумным сладострастием:

— От конуры, говоришь?! Это случайно вышло или ты сам сообразил?

Сержик заискивающе-игриво произнес:

— Я, Евграф Силыч, ваши тайные желания всегда угадываю! Просили же грязную, со свалки, вот я и нашел. Разве что-нибудь не так?

Хозяин изумился:

— Лучше было трудно придумать… Негодяй из тебя, мальчик, первостатейный вышел, и то ли еще получится! — Он протянул Сержу пачку денег. — Это тебе на развлечения, щенок. Ну вот что! Теперь будешь сам ездить к художнику за холстами, когда понадобится. Учти, пока я жив, большого ходу тебе не дам!

Фаворит скрупулезно подсчитал купюры, пошутил дерзко:

— Как знать, ваша милость.

Юнец был зол на Звонцова, но это не интересовало ни хозяина, ни скульптора. А доска как раз подошла под драгоценную ризу, словно НЕКТО выпилил ее по размеру.

Второй сеанс «работы» над портретом был как по нотам сыгран. Сначала Дольской предупредил балерину:

— Сегодня я буду писать маслом. Это, конечно, начальный, но очень ответственный этап работы. Впрочем. вам эта «кухня» неинтересна — пока что, откровенно говоря, мазня и смотреть не на что, а вот пару часов попишу — увидите сами, что у нас с вами получается!

Ксении было приятно подметить, что Дольской сдержал обещание: рядом с мольбертом, немного в стороне, стоял раздвижной аналой с потемневшей, видимо, очень древней иконой. На доске едва можно было различить изображение какого-то воителя, облаченного не то в римскую тунику, не то просто обернувшегося в кусок ткани, босого, мускулистого, с палицей в руках. Евгений Петрович усердно помолился этому святому еще до начала работы, а потом объяснил любопытной модели, что это новгородский образ XV века, изображающий Иисуса Навина [135] , покорившего Иерихон и чудесно истребившего хеттеев, аморреев, хананеев, ферезеев, евеев, иевусеев и все народы с их царями, жившие в земле Ханаанской [136] . Ксения плохо помнила эту часть Ветхого Завета, была озадачена:

— А зачем он истребил столько людей?

Дольской наставительно растолковал, что так было нужно для того, чтобы предать Землю Обетованную в руки Богоизбранного народа. Спорить с ним набожная девушка не стала: решила при возможности расспросить об этом духовного отца. « Главное, что теперь здесь будет звучать молитва, и святыня рядом», — так рассудила Ксения.

Дольской картинно порхал с кистью и палитрой перед мольбертом, бросая изредка небрежные мазки, — ему нравилось изображать из себя художника, пока под конец он в упоении не замазал сажей весь рисунок незаметно для модели. Ксения же два часа послушно позировала, убаюкиваемая невероятными баснями Евгения Петровича; потом он отвел ее в столовую. где уже был готов легкий, но изысканный ужин: кофе со взбитыми сливками, эклерами и ликерной карамелью. После ужина он пригласил балерину в музыкальный салон, где услаждал ее слух игрой на скрипке. Дольской поразил Ксению виртуозным исполнением каприсов Паганини — она никогда не слышала такой вибрации самого оголенного нерва музыки, никогда не видела столь неистового музыканта. Укрощая своенравный старинный инструмент, Евгений Петрович буквально рассыпал вокруг электрические искры — из глаз, из-под смычка, казалось, вот-вот вспыхнет его шевелюра!

Во время перерыва Сержик поменял холсты, да еще и предусмотрительно положил сверху лист картона. После возвращения в мастерскую князь продолжил работу, все так нее свободно бросая мазки, но теперь уже на картон. По окончании сеанса, невзначай убрав «живописный» лист, он предложил полюбоваться прописанным холстом. Взору Ксении открылся первоначальный результат работы Арсения.

— Мне кажется, вы подметили такое у меня в душе, что я всегда стараюсь скрыть. Как вам это удалось? Неужели глаза действительно зеркало души? — удивилась девушка.

— Так оно, видимо, и есть, — подтвердил «живописец». — И потом я ведь как-никак художник и обязан видеть за внешностью самое суть, иначе, извините, дежурная фотография выйдет, а не портрет.

Скульптор не спал всю ночь, ворочался, гадал: «А вдруг ЕМУ не понравится то, что Арсений написал? „На аудиенцию“! И зачем это я ему вообще понадобился — окончательно закабалить?! Нужно было сразу ехать вместе с этим мерзавцем Сержиком». С утра бедняга дрожал как лист осиновый, но напрасно: автомобиль даже не пришлось долго ждать, а по любезности шофера нетрудно было догадаться о благорасположении заказчика.

Довольный Звонцовым, Евграф Силыч отсчитал ему несколько «катеринок» [137] за усердие:

— Вы бы так же лихо с иконой управились, дорогуша, не было б вам цены. Кстати, уже, наверное, за нее принялись?

Скульптор, как всегда, поспешил соврать:

— Ну разумеется! Доску залевкасил, прорись сделал и теперь…

— Теперь выкиньте все это к чертовой матери, — спокойно, сложив на груди руки, распорядился купец.