Головнин. Дважды плененный - читать онлайн книгу. Автор: Иван Фирсов cтр.№ 106

Тот же Прато объяснил все довольно просто.

— В Кальяо немало куртизанок, даже замужних дам, они не гнушаются развратом ради корысти, а их мужья этого не замечают…

Неподалеку от пляжа, в просторном здании, находилась Морская школа. В классной комнате преподаватель, узнав, что Матюшкин русский офицер, начал что-то горячо объяснять юным перуанцам.

— Он рассказывает, — переводил Прато, — царь Петр убежал из Москвы от врагов на остров Котлин, где теперь строят корабли.

Матюшкина покоробило.

— Будто об азиатах излагают российскую историю, — удивится Федор. — Позвольте я расскажу коротко этим юношам правду о России.

Не торопясь, Федор, обстоятельно, с расстановками, пока переводил Прато, изложил историю российского флота.

К удивлению Матюшкина, когда он кончил, молодые люди начали притопывать правой ногой. Прато расплылся в улыбке.

— Сие они аплодируют оратору…

На окраинах небольшого города Кальяо повсюду виднелись разрушенные, заросшие кустарником и деревьями стены и фундаменты, остатки развалившихся замков, домов. Федор вопросительно посмотрел на попутчика.

— Полвека тому назад на Кальяо обрушилось страшное землетрясение, почти весь город лежал в развалинах.

Матюшкин заинтересовался, разыскал очевидца, седого старика, угостил его вином.

— Давно это было, — начал рассказ, видимо, набожный старик, — в Кальяо золото и серебро текли ручьями, испанцы погрязли в безверии, пьянстве и разврате. Целыми ночами, раздевшись донага, предавались неистовым пляскам без всякой меры, подобно Содому и Гоморре. В одну из таких ночей Господь покарал безумцев. В один миг земля разверзлась, город провалился под землю. На его место хлынул океан и выбросил на берег множество кораблей.

Вечером в кают-компании моряки делились впечатлениями об увиденном и услышанном в Перу.

Немногословный командир прислушивался, запоминал сказанное, сравнивал со своими впечатлениями. Все это излагал в записках. Об истории Лимы и Перуанского королевства, ее правителях и духовных наставниках, монастырях и военной силе, выгодах торговли россиян с Перу, образе жизни и обитателях. Не обошел вниманием и прекрасную половину. «О женщинах здешних, даже из лучшего состояния, я немного слышал хорошего насчет их нравственности: все испанцы и поселившиеся здесь иностранцы, с которыми мне случалось о них говорить, смеялись и называли их слабыми и снисходительными. Я приписывал сие жаркому климату и праздной жизни, от которой удивительно как они тучнеют, но мне сказали, что склонностями их более управляет корыстолюбие, нежели другие какие-либо побуждения…»

Вице-король устроил прощальный обед, но сам прихворнул, угощала моряков на славу его жена и вручила от имени своего супруга командиру «трость, сделанную из черепаховой кости, с золотыми набалдашником и наконечником и просила принять ее в память пребывания и знакомства с ними».

Второй месяц «Камчатке» сопутствовали пассаты. Казалось бы, радуйся попутному ровному ветру, отдыхай, поправляй здоровье. Ан нет, истинный моряк жаждет схватки со стихией. Об этом за столом в кают-компании не раз заводил беседу с офицерами и гардемаринами командир шлюпа.

— Нет плавания успешнее и покойнее, как с пассатными ветрами, — начинал он обычно такой разговор за вечерним чаепитием, — но затем нет ничего и скучнее. Единообразие ненавистно человеку; ему нужны перемены: природа его того требует. Всегдашний умеренный ветер, ясная погода и спокойствие моря хотя делают плавание безопасным и приятным, но беспрестанное повторение того же в продолжение многих недель наскучит. — Усмехаясь, Головнин поглядывал на разомлевшие от скуки лица молодежи. — Один хороший ясный день после нескольких пасмурных и тихий ветер после бури доставляют мне всегда во сто крат более удовольствия, нежели несколько дней беспрерывно продолжающейся хорошей погоды…

Будто отзываясь на Просьбы мореходов, океан однажды, в начале апреля, внезапно взыграл. Внезапный шквал, а затем и шторм начали трепать шлюп. Огромный вал, ударив в корму, разметал в щепки шлюпку и швырнул ее в воду. На беду, на корме перекуривал барабанщик Иван Анисимов. Его подхватила волна и уволокла за борт…

Стоявший на вахте Федор Матюшкин первым услышал истошный крик.

Тут же шлюп подобрал паруса, лег в дрейф, за борт полетели концы. Федор с тревогой слышал, как благим матом продолжает кричать захлебывающийся матрос, голова которого то и дело скрывалась в волнах. Наконец он схватился за потравленный пеньковый конец.

— И чего орет пентюх как оглашенный, — хмурясь, проговорил за спиной вахтенного начальника Головнин.

Матюшкин удивился. Впервые он не был согласен с командиром. Ему было жаль кричавшего со страха матроса. «Как-никак любой человек в такой пучине в ужасе завопит». Он торопил прибывших матросов.

Десяток их, ухватившись за канат, быстро подтянули Анисимова под корму и, подхватив под микитки, вытащили на палубу.

Головнин, все так же нахмурившись, поманил ошалевшего Анисимова, у которого не попадал зуб на зуб.

— Ты что же, разгильдяй, вопишь? Или думаешь, мы не слышали и не ведали о тебе? Худо подумал о вахтенном? Забоялся — проглядит? Отвечай!

Мокрый с головы до ног Анисимов вытянулся перед командиром во фронт, губы его тряслись: «Рази не понятно? Человек-то в омуте адском, жизни лишается».

— Ладно, ступай выпей водки, согрейся и отправляйся в канатный ящик на сутки под арест, — морщины на лице командира разгладились. — И запомни: очень ты меня и товарищей своих, — он кивнул на матросов, — edедоверием своим обидел. Спроси их, разве я покидал их когда-нибудь в беде?

Когда барабанщик, отоспавшись на канатах, появился на палубе, Головнин подозвал его:

— Сообрази башкой, ежели ты нам не поверил, так, стало, и мы тебе не можем верить?

Анисимов понуро опустил голову, развел руками.

— Сдуру я орал-то, сам не помню, впервой так, ваш бродь.

— Ладно, повинись перед товарищами…

Бывалому капитану достаточно однажды подойти к незнакомому берегу, руководствуясь картой и лоцией, если они достоверны. Наметанный глаз навсегда запечатлевает в его сознании все приметные ориентиры на побережье и в отдалении, скалы и рифы на воде, буруны и всплески волн над подводными опасностями. Если береговые склоны поросли лесом, колебания верхушек деревьев подскажут из-менения ветра в извилинах бухты.

Головнин четвертый раз вел корабль к берегам Камчатки. Два с лишним месяца бороздил Тихий океан, не раз пересекая невидимые линии курсов Кука и Лаперуза, Василий Михайлович втайне питал надежду открыть необитаемую землю. Какой мореход не мечтает об этом! Увы. «В деле сего рода, — отметил он в этих широтах, — счастье более помогает, нежели все умозаключения». Однажды мелькнула надежда: «… ветер от востока дул довольно крепко в течение более суток, но он не развел волнения, оно было весьма мало, и лишь ветер начал утихать, то и волнение исчезло; а сверх того мы видели весьма много птиц. Не показывает ли это, что от нас на ветре недалеко была какая-нибудь неизвестная земля? Впрочем, сие могло произойти и от других причин…»