Книга с местом для свиданий - читать онлайн книгу. Автор: Горан Петрович cтр.№ 63

Одна только Косана обратилась ко мне. Когда меня уводили, она заплакала. И сказала:

— Дурак, я так тебя любила, а ты замечал все, кроме меня!

Если бы дело было в конце сороковых или в пятидесятые годы, меня бы наверняка расстреляли, в лучшем случае посадили в тюрьму. А так я был просто с позором изгнан на пенсию. Диссидентская книга еще долго оставалась до ужаса простой ловушкой, в которую попадались отщепенцы всех мастей и оттенков, мне так и не удалось доказать, что я написал ее с самыми лучшими намерениями, прежние заслуги тоже не помогли, а мой крах многих обрадовал.

Однако больше всего меня угнетала бессмысленность принесенной жертвы. Теперь, когда для многих я стал оборотнем, достойным презрения или, напротив, восхищения, Наталия Димитриевич по-прежнему не обращала на меня ни малейшего внимания, на улице она проходила мимо, не замечая, в «Пеликане» обслуживала так же, как и любого другого покупателя, у меня скопились целые кипы всевозможных бланков и формуляров, с которыми я не знал, что делать. Кроме того, после исчезновения отца она стала посещать такие места, в которые у меня, из-за разницы в воспоминаниях, не было доступа — она покупала деликатесы в давно закрытом гастрономическом магазине Боторича на улице Теразие, всякие мелочи в исчезнувшей еще раньше мелочной лавке «Удачная покупка», посещала крупнейший на Балканах универсальный магазин Митича на Славии, продуманный в деталях от фундамента до последнего прилавка, но так никогда и не построенный, ей даже удавалось снимать проценты в довоенных банках и кредитных обществах и ежегодно проводить дней десять на курорте Врнячка Баня, останавливаясь всегда в отеле «Сербиада», стоявшем рядом со всем известной летней виллой генерала Белимарковича. Как-то раз я решил отправиться вслед за ней, но старичок-дежурный в центральной курортной администрации отказался предоставить мне место в «Сербиаде», ссылаясь на то, что такого отеля уже давно нет:

— Вы требуете невозможного, «Сербиаду» снесли еще в 1946 или в 1947 году, а то, что от нее осталось, растащили на стройматериалы. Если вам это важно, могу рассказать, как она выглядела.

— А мадемуазель Наталия Димитриевич, проверьте по спискам, она именно там всегда останавливается... — настаивал я.

— Нет, такой нет, — сказал он, заново пролистав все регистрационные книги.

— Да я же говорю вам, она именно там остановилась... — повторял я.

— Возможно, если эта дама хорошо помнит все, что там было внутри... Я могу рассказать, каким был внешний вид, фасад... — с жалостью смотрел на меня дежурный администратор.

Почти потрачены были шестидесятые, мы с ней уже вошли в средний возраст, я постепенно распрощался с моими представлениями о собственном будущем и теперь лишь просто ждал ее шесть дней в неделю в романе Анастаса Браницы, в единственной книге, которая у меня была, в единственной книге, которую я читал. Давно потеряв способность крепко спать, я не выпускал ее из рук с раннего утра понедельника до субботнего вечера, с начала семидесятых годов почти полностью переселившись в пустое светло-темно-желтое здание, где занял одну из комнат верхнего этажа, и посвятил свое время уходу за парком и работе над собственными воспоминаниями, оставив воскресенье для общечеловеческого существования на улице Народного фронта, где я ходил в парикмахерскую, листал газеты, прогуливался в парках или по берегу Дуная. Иногда, как и прежде, мне казалось, что я нахожу следы ее пребывания, что ее фигура мелькает на поляне за виллой или вдалеке возле речного берега, но встретиться с ней мне никак не удавалось. Я был уверен, что она сохранила у себя несколько экземпляров «Моего наследия», что и подтвердилось, когда там стал появляться некий Тиосавлевич, студент, которому она давала уроки чтения, позже он стал профессором философского факультета. Он поселился в стеклянном павильоне возле пруда с рыбами и, как сам утверждал, занялся археографическим изучением этой местности; я не мог противиться своим профессиональным привычкам и установил за ним слежку, однако вскоре убедился, что он на самом деле мудрствует над древними словами, которые откапывает в округе, а при восточном ветре просто собирает на поверхности. Одним словом, наряду с кухаркой Златаной и мною — еще один сумасшедший, должно быть, книга только таких и собирают вокруг себя. Встреч и разговоров с ним я избегал, насколько это было возможно, сводя все к обычному обмену приветствиями:

— Добрый день.

— Добрый день, Покимица, добрый день... Я вот тут думаю, вы наверняка знаете, вы же здесь давно... — постоянно пытался что-нибудь вызнать у меня Тиосавлевич.

— Не знаю я ничего... Читаю просто так, для себя... А вы читайте сами... Все же написано, оставьте меня в покое... — Обычно я старался поскорее отделаться от его общества.

А потом, в семидесятых, начала появляться одна пара, в первый раз они, по всей видимости, просто забрели сюда по ошибке, кто его знает, где они нашли забытый роман, может, изъяли его из архива, а может, случайно наткнулись на него еще где-то. Дальше они все чаще и чаще одновременно раскрывали эту книгу, прохаживались по всему имению, кое-где делали замеры, в вилле, в отдельных комнатах, оценивали мебель, переписывая некоторые слова, которые я позже обнаруживал по другую сторону, в разных выступлениях и газетных статьях, но уже истончившимися, потрепанными, бледными, как тень тени. В том, что они имеют очень серьезные намерения, я убедился, когда случайно, занимаясь перголой с поздними розами, услышал, что они собираются переплести свой экземпляр книги в дорогой сафьяновый переплет.

— Других героев здесь нет, а когда избавимся от профессора и садовника, справиться с глухой старухой будет не трудно, там она не существует, здесь у нее нет никаких прав... — услышал я, скрытый от них кустами роз.

— Смотри-ка, вот слово прогресс, хотя оно встречается часто и там, но все равно может пригодиться, не помешает иметь его под рукой свежим, — нагнулся мужчина и что-то записал, разворошив клумбу ноготков, разросшихся в то лето как никогда буйно.

Возможно, появление Стонов ускорило замедленное течение событий. Значит, какие-то экземпляры романа Анастаса Браницы еще остались. Трое беженцев тоже поселились в детально описанном доме, и куда бы они ни направлялись, за ними следовала огромная тень. Разумеется, та пара, о которой я уже упоминал, безо всякого восторга наблюдала, то есть читала все это. Должно быть, поэтому вскоре они решили привести человека, который в соответствии с их требованиями сделает нужные им исправления, переделает то, что есть, и превратит их двоих в единственных хозяев этого имения.

— Я нашел одного студента, говорят очень способного, он внештатно работает редактором и корректором и согласен исполнить все и не болтать лишнего, начнем с фронтона... — слышал я, как они договаривались.

Однако всего за несколько часов до прибытия молодого человека совершенно неожиданно появилась она, Наталия Димитриевич, с огромным багажом, достойным кругосветного путешествия, в обществе некой Елены, компаньонки для совместного чтения. Сгорбленная, ссохшаяся, с морщинистым лицом, выпирающими суставами, она казалась попавшей в безжалостные тиски постоянно накатывающего прошлого и остановившегося будущего, будущего, которое не имело возможности развиваться, распространяться дальше. Но над всем этим по-прежнему светились ее большие спокойно-зеленые глаза, увеличенные стеклами очков. Конечно, прожитые годы оставили следы и на мне, я сгорбился, кожа моя до последней поры пропиталась свинцовой бледностью, скорее всего я больше почти не походил на того юношу, каким был пятьдесят лет назад, но моя любовь оставалась неизменной. Я старался читать рядом с ней, строку за строкой, останавливаясь там, где останавливалась она.