Книга с местом для свиданий - читать онлайн книгу. Автор: Горан Петрович cтр.№ 3

— Вы любите прогулки вдоль реки? — не сдавался он, надеясь, что она вспомнит их одновременное чтение рассказа, в котором реалистически и подробно описывался берег реки, где они не далее как вчера провели несколько послеполуденных часов.

— Люблю, но только если ты на другом берегу, — иронично заметила она так громко, что это услышал не только он.

Всю следующую неделю Адам не решался заглянуть в актовый зал, где происходил этот разговор, ему казалось, что ее звонкий смех по-прежнему продолжает звучать под сводами здания на Студенческой площади.

Так что и с этой красоткой в шляпке колоколом он вряд ли мог на что-то рассчитывать, не познакомившись с ней на самом деле. Совместное чтение, с озабоченностью подумал Адам, превращается в навязчивую идею, которая может завести слишком далеко.

— Кусмук, скажи, а если ты очень увлечен какой-то книгой, не бывает у тебя ощущения, что ты не один, что рядом с тобой находятся такие же читатели, как ты, так же увлеченные этой книгой, которые благодаря стечению обстоятельств, по закону вероятностей одновременно с тобой погрузились в ее чтение в какой-то другой части города, а возможно, в другом городе или даже в другой части света? — проговорил он и тут же пожалел об этом.

Товарищ с изумлением смерил его взглядом. Ему даже потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Но, собравшись с мыслями, он открыл рот, и речь его полилась:

— Существует три вида читателей, по классификации старого педанта Гёте. Первые наслаждаются, не вынося суждений, третьи выносят суждения, не наслаждаясь. А те, что между ними, выносят суждения, наслаждаясь, и наслаждаются, вынося суждения. Такие читатели, по сути дела, заново создают художественное произведение. Роллан Барт, со своей стороны, говорит... Юрий Тынянов... Ханс Роберт Яус... Вольфганг Изер... Науман... Теория рецепции литературного произведения... Открытое произведение... Горизонт ожиданий... Конкретизация текста.. Треугольник — автор—произведение-публика... Семиотика... Формирование знаковой цепи... Рекомендую твоему вниманию, хотя там речь идет о сфере живописи, и недавно переведенное исследование Вильгельма Уорингера «Абстракция и погружение в чувственное восприятие»...

Однако Адам Лозанич его не слушал. Он смотрел на девушку в шляпке колоколом. Смотрел, как она пьет чай, и находил удивительную гармонию в ее совершенно обычных движениях. Смотрел, как она встает и проходит мимо него, оставляя за собой нежный аромат. Только большая завтрашняя работа удержала молодого человека от того, чтобы встать и пойти за этим ароматом, заказать в читальном зале тот же словарь, чтобы — а вдруг повезет! — встретиться возле одних и тех же понятий. Поэтому, выходя из здания Национальной библиотеки, он уносил в груди чувство сожаления. Осенние краски парка Карагеоргия были неяркими. Собаки таскали на поводках по дорожкам и вокруг памятника Вождю своих хозяев. Позолоченные кресты Храма Святого Саввы, стоявшего десятилетиями недостроенным, бдели в сумраке, распластавшемся на крышах Врачара. Примерно в это время и заморосил дождь.

До его мансарды ходу было с добрый, а может, и более чем с добрый час. Ни в один автобус, трамвай или троллейбус было не втиснуться. Тем более с набитой сумкой. Отказавшись от поездки, Адам спустился вниз к площади Славия с лучеобразно расходящимися от нее улицами, по какой-то непонятной ему причине обошел ее по кругу в направлении, противоположном круговому движению транспорта, пройдя мимо неоновой вывески «Макдоналдс», мимо толпы на остановке «двойки», «девятнадцатого» и «двадцать второго», мимо лепящихся друг к другу киосков и промокших палаток уличных торговцев мелочами, постоял возле знаменитой «Дыры Митича», на месте некогда задуманного здесь самого большого на Балканах Торгового центра, так никогда и не построенного, а потом так никогда не разрушенного, и продолжил шагать дальше, мимо продавцов каштанов, семечек и жвачки, мимо мрачного отражения старого отеля «Славия» в затемненных стеклах его нового корпуса, снова мимо вывески «Макдоналдс» и, наконец, влился в воронку улицы Немани, сужавшуюся в сторону Центрального железнодорожного вокзала. Шесть томов словаря издательства «Матица српска», один орфографический плюс загадочная книга в сафьяновом переплете становились все тяжелее, ремень сумки, сколько бы он ни перебрасывал ее с одного плеча на другое, врезался в тело, причиняя боль. Продвижение к дому давалось мучительно, Адам с трудом протискивался между автомобилями, которыми были заставлены столичные тротуары, волосы его стали мокрыми, одежда промокла насквозь. Поравнявшись с римскими цифрами MDCCCLXXXIV и сломанными часами на фасаде Центрального вокзала, он свернул вверх. Там, у подножия крутой Балканской улицы, находилась недлинная улица Милована Миловановича, теперь почти забытого государственного деятеля, юриста и дипломата начала века. Адам жил через два дома от отеля «Астория».

Как бы он ни устал, как бы ни спешил, Адам всегда останавливался, чтобы поглазеть на швейцара, одетого в помпезную униформу, по-генеральски разукрашенную фантастическими эполетами, золотыми шнурами и лампасами, что не вполне гармонировало с замызганным холлом отеля. Каким бы он ни был усталым, Адам никогда не упускал случая бросить взгляд и в направлении забегаловки «Наше море», напротив своего дома. Судя по названию, по жалостливо одинокому, пыльному высушенному крабу в витрине, по печально обвисшим и спутанным сетям, которыми без особой фантазии были украшены пропитанные запахами стены и потолок, это запущенное заведение когда-то было рыбным рестораном. От прежней роскоши осталось сейчас только то, что «Наше море» походило на большой наполненный табачным дымом аквариум, в котором преобладала стайка постоянных посетителей, сидящих над чашечкой приторно сладкого кофе и тридцатиграммовыми стопками полынной настойки, молча облокотившись на стол или вяло пересказывая друг другу одни и те же истории. Эта самая забегаловка была видна и из окна мансарды, которую снимал Адам. Вблизи находившиеся в этом мрачном аквариуме, сбившиеся группками люди производили впечатление каких-то заколдованных существ, запутавшихся в тех самых обвисших сетях, существ, которым никто не рад, которые никому не нужны, поэтому они и проводят здесь добрую часть дня и ночи, досиживая обычно до самого закрытия, как до малого судного часа. Снаружи, с улицы, казалось, что, открывая рты с печально опущенными уголками губ, они или тяжело дышат, или беззвучно, по-рыбьи разговаривают.

На двери квартирки Адам Лозанич обнаружил прикрепленную сегодня утром им же самим записку, в которой он сообщал хозяину, что сможет внести плату через несколько дней, когда получит гонорар от журнала «Наши достопримечательности». Рантье Мойсилович, красноречивый господин средних лет, по всему Белграду заключал договоры о пожизненном содержании престарелых владельцев недвижимости, у которых не было родных, а после их смерти, перепланировав доставшиеся ему в наследство квартиры, сдавал их жильцам. Он постоянно жаловался, что его бизнес себя не оправдывает, что он балансирует на грани банкротства, что лекарства и еда безумно дороги, а старики с невероятным упорством цепляются за существование в любом его виде и еще постоянно капризничают... С другой стороны, арендная плата за жилье очень низка... Вот, например, ему, Лозаничу, он сдает мансарду в таком прекрасном районе по цене гораздо ниже рыночной... Разумеется, на самом деле плата была головокружительно высока, а жилье это, хотя и находилось в самом центре города, не отличалось особыми удобствами. Не слишком просторное даже для одного человека, оно представляло собой одну из частей большой квартиры, поделенной теперь на три обособленных, причем Мойсиловичу, каким-то образом умудрявшемуся в обход законов получать все необходимые разрешения, пришлось проложить целую запутанную сеть из электрических и телефонных проводов, труб отопления и водопроводных подводок и разводок для трех миниатюрных санузлов... Адам занимал среднюю мансарду; ту, что была слева от него, снимала семья с двумя детьми дошкольного возраста, а в правой поселился вечно хмурый уличный торговец сувенирами. Стены квартиры Адама, изначально внутренние, были настолько пористы, что не могли служить преградой звукам вечных ссор между соседскими мальчиком и девочкой, прерываемых криками их родителей. Молчаливый в отличие от них продавец изготовлял у себя на дому сувениры душещипательного содержания, главным образом это были композиции из засушенных цветов под стеклом, и от него доносилось постоянное постукивание молотка, причем рамки он обычно принимался сколачивать в самое невероятное время. Таким образом, тишину в средней квартире можно было обнаружить только в водопроводном кране, так как по какой-то непонятной причине вода часто пропадала неизвестно куда.