С кем бы побегать - читать онлайн книгу. Автор: Давид Гроссман cтр.№ 65

— Значит, бабушке, а? Так, снова две возможности, — медленно произнес Пейсах.

Тамар потрясенно смотрела, как весь жир на его лице, все эти складки-ямочки всосались куда-то внутрь и наружу выступили кости, обтянутые упругими мышцами.

— Или я попрошу у тебя тот номер, который ты набрала, и ты даешь его по-хорошему…

Тамар молчала.

— Или я нажимаю на кнопку повторного набора.

Тамар глядела на него без всякого выражения. Только не показывать, что она боится. Этого удовольствия он не дождется.

Телефон пискнул, автоматически набирая номер. Пейсах прижал трубку к уху. Тишина, потом гудок. Сквозь руку Пейсаха Тамар услышала скрипучий голос Теодоры, звучавший встревоженно и напуганно. Пейсах молчал. Теодора снова закричала:

— Да? Да! Кто это? Тамар? Тами? Это ты?

Пейсах повесил трубку. Рот его слегка скривился в сомнении.

— Ну-с, — наконец сказал он, брезгливо морщась, — совершенно случайно она звучит как бабуся.

Тамар с облегчением распрямилась. Удивительно, как такая глупейшая ошибка может обернуться спасательным кругом. Черт, черт, черт, тут же подумала она, впиваясь ногтями в ладони, я ведь забыла сказать Лее название улицы! День и час сказала, а название улицы — нет. Какой ужасный прокол…

Пейсах задумчиво вышагивал по комнате. Потом снова навалился перед ней на стол:

— Вставай. На сей раз ты из энтого выкрутилась. Носом чую — чем-то от всего энтого несет, но ты кое-как выкрутилась. А щас получше прочисти ухи…

Тамар не шевелилась, с тоской вспоминая, как она с первой же минуты подгадила себе, спев «Не называй меня милой», а потом еще добавила — обозвала Мико вором и отдала деньги той русской. Где был ее рассудок, почему позволил чувствам взять верх…

— Еще разок щекотнешь мне залупу — и тебе кранты. Даже пой ты, как Хава Альберштейн и Иорам Гаон вместе взятые, выйдешь отсюда таковской, что больше никогда петь не сможешь, вот тебе мое слово. И слушай сюда хорошенечко, милая…

Милая, как же!

— Я еще не совсем просек твои заморочки, ясно? От тебя точно чем-то таким несет, а я в энтих вещах еще ни разу не ошибался.

Тамар внезапно ощутила, как в ней с каждой секундой тает то самое загадочное вещество, которое связывает между собой кости, мышцы, руки, ноги, черты лица.

— Так что заруби себе хорошенечко на носу: еще не родился тот, кто вздрючит Пейсаха Бейт Галеви. Мы друг друга поняли?

Тамар кивнула.

— А теперь сваливай отсюдова!

И Тамар свалила.

Когда она допела последнюю песню, люди зааплодировали, закричали «браво». Некоторые подходили, хвалили, благодарили, спрашивали о песнях. Тамар, против обыкновения, отвечала подробно, затягивая разговор. Краешком глаза она увидела, что Мико топчется у ближайшего прилавка с шаурмой. Быстрым взглядом скользнула по людским лицам: кому довериться? Две молодые туристки из какой-то северной страны, говорившие по-английски с раскатистым «р», не в счет. К ней склонился высокий и худой человек с бородкой и чуть китайским лицом.

— Такая чистота! Когда ты начала петь, я был на другом конце улицы и подумал, что слышу флейту, — все нахваливал он ее голос.

Но что-то в нем показалось Тамар чуточку фальшивым, а может, ее оттолкнуло то, что он напомнил ей о ее собственной фальши.

Хрупкая дама с прозрачной кожей, ломая в плохо сдерживаемом волнении руки, прочирикала, что она должна поведать ей что-то чудесное-чудесное, но лучше подождет, когда все разойдутся. Рядом с дамой стоял пожилой пухлый коротышка, державший в руке потрепанную коричневую сумку. Тамар решила, что он из маленьких чиновников — исполнительный трудяга. У толстячка были добрые глаза, большие и круглые за стеклами очков, обвислые усы, широкий галстук, давным-давно вышедший из моды, и рубашка, вылезавшая из брюк. Коротышка явно стеснялся. Тамар взглянула на него, улыбнулась самой сияющей своей улыбкой. И он тут же откликнулся, заулыбался в ответ и забормотал, что он «хоть и полный профан в законах пения, но, услышав ее голос, вспомнил то, чего не испытывал уже многие годы». Глаза толстяка увлажнились, и он обеими руками сжал руку Тамар. И она быстро, прежде чем и он сладко заворковал о чистоте ее голоса, протянула ему вторую руку, а умоляющий взгляд ввинтился в его глаза. Изумление хлынуло из-за стареньких очков, мохнатые брови поползли вверх, когда он ощутил в ладони клочок бумаги.

За его спиной, метрах в двадцати, Мико, задрав голову, слизнул желтоватый соус, сочившийся из лепешки. С самого утра он не спускал с Тамар глаз, и она догадалась, что после вчерашнего происшествия Пейсах велел ему следить за ней в оба.

Коротышка наконец опомнился. Сжал бумажку в кулаке и напряженно улыбнулся.

— До свидания, — с ударением сказала Тамар и почти оттолкнула его.

Толстяк, похоже, что-то понял и быстро засеменил прочь. Тамар со страхом следила за ним. Хрупкая дама, дождавшаяся наконец своей очереди, нетерпеливо набросилась на нее:

— Ты просто обязана об этом узнать, девочка, вот послушай! Просто обязана! Жила когда-то величайшая певица. Роза Рейзе, она бежала из Белостока, звали ее тогда Розой Брухштейн, и не смейся, пожалуйста, многие считали ее самой великой певицей на свете после Карузо. Пуччини и Тосканини мечтали о такой…

Тамар машинально кивала, голова ее болталась вверх-вниз наподобие мячика на резинке. Толстенький коротышка удалялся энергичными шажками. Вот он уже прошел совсем рядом с Мико, они даже не взглянули друг на друга. Круглая лысина коротышки раскраснелась — от жары, а может, и от волнения. Тамар молила, чтобы ее выбор оказался правильным, чтобы этот маленький человечек не подкачал.

Кто-то тоненько хохотнул рядом с ней. Хрупкая дама дрожала, наслаждаясь своей историей:

— И вот однажды Розе Рейзе довелось ехать по Мексике на поезде, и на поезд напал знаменитый разбойник Панчо Вилья. И Роза сказала грабителям, что она певица, но они ей не поверили. Но когда она открыла рот и запела — прямо в вагоне, в самый разгар пальбы, — они не только отпустили ее с богом, но и угостили своей знаменитой мексиканской текилой…

Тамар рассеянно улыбнулась, поблагодарила даму, подобрала деньги и магнитофон, позвала Динку и отправилась к условленному месту — встречаться с Мико. Краем глаза она успела заметить, что человечек с коричневой сумкой уже в самом конце улицы. Ей понравилось, что он не остановился тут же прочесть записку и ни разу не обернулся. У нее в кармане лежали еще две такие же записки, заготовленные накануне. Она собиралась передать их трем разным людям, но доверие у нее вызывал лишь он один. У нее было такое чувство, что этот толстяк — именно тот, кто ей нужен.

Моше Хонигман, бывший судебный стенографист, а ныне одинокий пенсионер, вдовец с сорокалетним стажем, скрашивал однообразие профессиональной карьеры скромными увлечениями. Он был собирателем старинных географических карт, книг о путешествиях в Святую землю и пластинок с записями духовых оркестров. Еще Моше Хонигман играл в шахматы по переписке с любителями этой древней игры по всему миру, а кроме того, завел себе обычай разучивать ежегодно по одному новому языку на уровне незатейливой уличной беседы. Это был вечно воодушевленный и вечно чем-то растроганный человек, которого старость застукала где-то в разгаре детства. Вдобавок ко всем вышеперечисленным занятиям он был также запойным читателем детективов, что продаются по пять шекелей за штуку в маленьких букинистических лавках и помогают на пару часов заглушить невыносимое душевное томление.