Олег Рязанский - русский князь - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Хлуденев cтр.№ 72

Павла, Васю Ловчана, Сеню Дубоноса тотчас окружили. Слушали, удивлялись, покачивали головами. Были рады, что победили православные. Тем временем один из них сходил за овраг и привел из лагеря воеводу Софония Алтыкулачевича с четырьмя воинами. Тот, почесывая рубец старой раны на бедре, озабоченно спросил:

— Кто, говоришь, кого?

— Наши — их…

— Наши?! — сощурился Софоний. — То есть — московиты?

Павел, спохватясь (к тому же его толкнул локтем Вася Ловчан):

— Московиты.

Воевода явно был огорчен. Он качал головой, жевал губами, думал. "Эх!" — сказал он. Потом, велев разведчикам ехать вместе с ним, повернул коня к лагерю. Павел с сотоварищами ехали чуть позади. Овраг был темен и сыр, но дно его загачено хворостом и землей. По ту сторону оврага дважды их останавливали, но, узнав воеводу, тотчас же пропускали. Возле какого-то шалаша Софоний Алтыкулачевич сказал тусклым голосом:

— Ну, ребята, располагайтесь. Хороша ли, плоха ли весть, а вы свое дело сделали.

Коней расседлали, стреножили, пустили на луг. Во тьме шалаша нащупали свернутый войлок, раскатали по соломе, присели. Слушали, как кони с хрустом щипали траву.

— Не в радость ему, воеводе-то, наша весть, — сказал Вася Ловчан.

— А то… — откликнулся Сеня Дубонос. — Чему радоваться?

Павел ничего не сказал: ему больше, чем им, было в диво нескрываемое воеводой огорчение по поводу победы русских.

Сходили по нужде, посмотрели на звезды, на лошадей, на другие шалаши — из ближнего доносился храп — и возвратясь, сморенные усталостью, уснули сразу.

Что бы там ни было, а они — у своих.

На пути к князеву шатру стоял, белея дымоходной шейкой, шатер главного воеводы Ивана Мирославича. Иван Мирославич, при зажженной свече, сидел, скрестив ноги, на подушке и невесело размышлял. Его смущало странное поведение князя. Оно не очень-то согласовывалось с союзническими обязательствами. Требовались активные действия, а князь, на словах оставаясь приверженцем союза, проявлял такую чрезмерную осторожность, что невольно порой возникала мысль: он не союзник Мамая. Заслон на пути московского войска он не поставил, а теперь не спешит соединиться с силами Мамая.

Князь, как будто нарочно, все делал для того, чтобы разрушить союз. Иван Мирославич уже начинал нервничать. Ведь Мамай не простит Олегу Ивановичу его уловок, его измены. Будущее Рязанского княжества представлялось Ивану Мирославичу мрачным. На кого тогда надеяться? На Тохтамыша? Но вряд ли Тохтамыш сладит с Мамаем, если он, Мамай, победит Дмитрия Ивановича.

Во время этих размышлений к его шатру — его дымоходная шейка была белой оттого, что пропитана порошком из костей — подъехал Софоний Алтыкулачевич.

— Не спишь? — ржаво, как полуфунтовый ключ в старом пудовом замке, проскрипел голос вошедшего Софония.

Поразило его постное, растерянное, сугубо озадаченное лицо.

— Садись, — Иван Мирославич указал на низкую скамейку. — Сказывай.

Софоний Алтыкулачевич взволнованно рассказал о вестях с Дона, и ошеломленный хозяин шатра некоторое время сидел с открытым ртом. Голова его была неподвижна, но зраки забегали. "Мы пропали, — подумал он. — Князь Московский не простит нам…"

— Обидно, — со свойственным ему прямодушием сказал Софоний Алтыкулачевич. — Не успели помочь Мамаю… При нашей помоге Мамай не проиграл бы. Верно?

— Как не верно? Верно… Теперь уж не поправить. Проворонили свою удачу. Говорил князю — не мешкай. Не послушался. Промешкали…

— То-то и оно. Какое огорчение! Страшно докладывать о том князю!

— Страшно, страшно… — вздыхал Иван Мирославич. — Ох, и не знаю, как мы войдем к нему… А идти надо…

Пока слуга помогал одеться Ивану Мирославичу, Софоний рассказал, что разведчики, привезшие весть, да и те из простых воинов, что слышали о поражении Мамая, ничуть не огорчены, даже и рады.

— Рады, говоришь? — переспросил Иван Мирославич.

— Не пойму — чему тут радоваться, но это так.

— Гм…

Последнее сообщение удивило старшего воеводу, и он с Софонием Алтыкулачевичем отправился к князю потерянным и вместе с тем все ещё удивленным непониманием простых воев происшедшим.

Олег Иванович в эти минуты вместе с сыновьями, которых он приучал к походной обстановке, пребывал в своем шатре. Сыновья спали за занавесом, а он в темноте сидел один, в который раз размышляя об одном и том же: оправдается ли его хитрость, которая заключалась в том, чтобы под видом каких-то передвижений, обещаний и даже заверений уклониться от боя. Или это обернется для него бедой?

Давно уже ставя под сомнение свой союз с Мамаем, направленный против православной Москвы, он втайне был доволен ошеломляюще быстрым маршем войск Дмитрия Ивановича к Дону и особенно — его приказом не обижать местных рязанских жителей. Втайне он был доволен и тем, что Тохтамыш шел или уже пришел в Сарай: этого, как чингисида, можно признать за законного царя, рассчитывая на его помогу в случае, если Мамай, одолев Москву, учинит Рязанской земле новый разор.

И все же, прав ли он, что лицедействует перед Мамаем? Сомнения продолжали его мучить, и чтобы утвердиться, или, наоборот, разувериться в своей правоте, он внимательно прислушивался и присматривался к простым ратным.

Позавчера вечером вместе с Иваном Мирославичем он ехал по лагерю. На сиреневом небе уже проступали звезды. Повсюду горели костры, и князь, приблизясь к тому или иному костру, разговаривал с воинами, называя их "братыньками". Один из воинов спросил, куда их ведут. И когда Олег Иванович сказал, что к Дону, на помогу Мамаю, то спрашивавший воин, кряжистый, в плечах косая сажень, ноги короткие и толстые, как сваи, черная борода шкворнями, протянул разочарованно: "А-а-а…" Князь спросил:

— Ты, братынька, как будто чем недоволен?

— Дак, прошел слух, что мы к Дмитрею Московскому приложимся…

"Вон как", — подумал Олег Иванович и вслух спросил:

— Ну, а ты-то к кому бы приложился?

Ратный взял в кулак бородиные витени, крутанул их:

— Я-то? Я бы, княже, к православным пристал…

Стоявшие рядом с ним сотоварищи молчаливо одобрили его слова: кто кивком головы, кто — глазами.

Тот разговор и посейчас не выходил из головы князя, ибо коль простой ратный скажет что-то якобы лишь от себя, то знай: его глас — глас народа.

За окном послышался приглушенный разговор. Тотчас вошел в шатер Каркадын с докладом: воеводы Иван Мирославич и Софоний Алтыкулачевич просят принять их. Князь велел впустить их.

— Государь, — тихим, удрученным голосом сказал Иван Мирославич, недобрую весть привезли разведчики Тимоша Александровича: князь Дмитрей одолел Мамая…