Впервые в Библии - читать онлайн книгу. Автор: Меир Шалев cтр.№ 43

По одной версии, Давид получил дочь Саула как награду за победу над Голиафом. По другой — дал за нее выкуп особого рода, крайние плоти ста филистимлян (см. главу «Первый царь»). Так или иначе, с точки зрения Михали, это — романтическая любовная история. Но с точки зрения Давида, женитьба на Михали была попросту выгодной политической сделкой, так как брак с дочерью царя повышал его статус в настоящем и открывал перспективы в будущем. Эти же расчетливые соображения ожили в его уме годы спустя, уже после смерти Саула и воцарения самого Давида в Иудее, когда Авенир, сын Нира, военачальник Саула, предложил ему свою поддержку в борьбе за трон. Давид тогда согласился, но тотчас выставил четкое условие. «Хорошо, я заключу союз с тобою, — ответил он Авениру на его предложение, — только прошу тебя об одном. Именно: ты не увидишь лица моего, если не приведешь с собою Михали, дочери Саула, когда придешь увидеться со мною» (2 Цар. 3, 13).

И то же самое требование он предъявил через своих послов Иевосфею, сыну Саула, которого Авенир посадил было на трон Израиля. «Отдай жену мою Михаль, — сказал он ему, — которую я получил за сто краеобрезаний Филистимских». (2 Цар. 3, 14).

Эти слова позволяют понять истинные мотивы Давида. Он требует вернуть ему Михаль лишь потому, что она принадлежит ему согласно договору с ее отцом, Саулом. Не любовь движет им. Он ссылается на условия договора. А кроме того, он хочет показать всем и каждому, что теперь он — преемник Саула и вправе предъявить свои требования последнему царю из дома Саулова. И Михаль действительно была тотчас отправлена к своему любимому мужчине. Только этот мужчина, который никогда ее не любил, вернул ее себе в новой ситуации, весьма отличной от той, которую она помнила. Разлука с ним, произошедшая за несколько лет до того, представляла собой завершение драматической истории, в которой сплелись предательство и коварство, смертельная опасность и самоотверженная любовь. Саул послал тогда людей, чтобы убить Давида, и Михаль, как я уже упоминал, спасла его. Она спустила веревку или скрученную простыню из окна их спальни и держала ее, пока Давид спускался. Он ушел своим путем, а она стояла у окна и смотрела, как он удалялся, пока не исчез совсем. Прошли годы, он взял себе многих других жен, а она все продолжала держать простыню, ожидая того дня, когда сможет снова расстелить ее на их супружеском ложе.

Отец отдал ее Фалтию, сыну Лаиша, из Галима, а когда ее забрали у Фалтия и вернули Давиду, тот уже был царем Иудеи, и у него уже был гарем, и в этом гареме были разостланы шесть постелей, и в каждой постели — новая жена: Авигея, вдова Навала Кармилитянина, Ахиноама из Изрееля, Мааха, дочь царя Гессурского, Аггифа, Авитала и Эгла. И шестеро маленьких сыновей тоже были там, по одному от каждой, и, вероятно, немало дочерей, которые, как это принято в Библии по отношению к большинству дочерей, не упоминаются, в счет не идут и имен не имеют.

Почва для конфликта была налицо, и страшная ссора не заставила себя ждать. Она произошла в тот торжественный день, когда Давид перенес в Иерусалим ковчег завета Господня. Как известно, ранее ковчег был захвачен филистимлянами в бою при Афеке (1 Цар. 4, 1-11). Это было еще до воцарения Саула. Оказавшись в чужих руках, ковчег вызвал многочисленные бедствия и эпидемии в филистимских городах. В результате он был возвращен евреям и помещен в Бейт-Шемеше [66] , а потом взят оттуда и установлен в Кириат-Яарим [67] . Теперь, спустя много лет, Давид решил с большой пышностью перенести ковчег в свою новую столицу, только что захваченную у иевусеев [68] .

Не будем вдаваться во все подробности — их можно найти в 6–й главе 2–й книги Царств, — достаточно сказать, что после ряда новых несчастий и остановок процессия с ковчегом прибыла наконец в город, и все это время Давид, нарядившись священнослужителем, изо всех сил прыгал перед своим Богом, а Михаль, дочь Саула, «смотрела через окно, и, увидев царя Давида, скачущего и пляшущего пред Господом, презрела [69] его в сердце своем».

Так, из окна, она смотрела на него многие годы назад, когда он убегал от Саула, и так же, из окна, она смотрела на него сейчас. «Сцена в окне» повторилась, только тогда она видела Давида убегающего, а сейчас — скачущего и пляшущего перед всем народом. Ей не понравились оба зрелища. Поэтому по окончании церемоний и торжеств, когда Давид вернулся во дворец, она сама вышла ему навстречу. Но не для того, чтобы поздравить, а чтобы выразить свое отвращение и осудить непристойные пляски и прыжки, которые показались ей недостойными царя. Читателю, впрочем, ясно, что не это было истинной причиной ее гнева, и, уж конечно, не единственной его причиной. Она воспользовалась случаем, чтобы посчитаться с Давидом и излить на него всю свою горечь.

То была ссора из ссор, одна из самых прославленных во всей истории Израиля. Не распря священнослужителя с пророком или спор военачальника с царем, всего лишь ссора между супругами, но этими супругами были царь и царица, оба к тому же острые на язык, и вдобавок ко всему нам рассказал о них замечательный писатель, которого мог бы пожелать себе каждый литературный герой.

Михаль не была какой-нибудь простолюдинкой. Она была дочерью царя. Поэтому ее обращение к мужу было выдержано в отточенном стиле хорошо воспитанных людей. Это было обращение в уважительном третьем лице, что в данных обстоятельствах лишний раз подчеркивало насмешливое презрение. «Как отличился сегодня царь Израилев, — произнесла она негромко, сдержанно и язвительно, — раскрывшись сегодня пред глазами рабынь рабов своих, как раскрывается какой-нибудь ничтожный человек» [70] .

Глагол «раскрыться» она выбрала не случайно. Этот глагол немедленно напоминает о праотце Ное. Спасшись от потопа, он на радостях выпил вина, «и опьянел, и лежал раскрывшись в шатре своем» (Быт. 9, 21). Вполне вероятно, Михаль имела в виду, что во время своих непристойных танцев перед ковчегом Давид тоже самым нескромным образом «раскрывал» свою наготу. Действительно, глагол «раскрыться» в самых различных формах то и дело появляется в Библии именно в связи с наготой, а также в связи с запретными сексуальными контактами. Так, эксгибиционизм на иврите именуется «раскрытием срама», а термин «кровосмешение» передается выражением «раскрытие наготы». На тот же смысл слова «раскрыться» намекает и наряд Давида: он танцевал в льняном эфоде, верхней одежде священнослужителей. Сразу же вспоминается указание, содержащееся в книге Исход (28, 42), где священникам, «сынам Аароновым», велено надевать под этот эфод «нижнее платье льняное […] от чресл до голеней» именно «для прикрытия телесной наготы».