Русь и Орда - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Каратеев cтр.№ 29

— Это ты летось приказал у клинковского смерда Ивана Купреева выкосить луг и свезти сено в боярскую усадьбу?

— Врет он, батюшка-князь! Не верь ты ему, анафеме! Пропил он, должно, свое сено, а теперя…

— Ты врешь, разбойник, а не он! — загремел Василий, напирая на побледневшего приказчика конем. — Сказывай, почто ты такую татьбу учинил?

— Воля твоя, княже милостивый, а токмо не ведаю я ничего о том сене, — смиренно произнес Никитин. — За ништо меня лаешь.

— Добро, — сдерживая бешенство, промолвил Василий, — созвать сюда всех ваших косарей! Я их сей же час сам допрошу, и, ежели хоть один покажет, что ты посылал его косить у Купреева, не минет и трех минут, как будешь висеть на воротах. А ну, малый, — обратился он к одному из боярских холопов, которые с любопытством наблюдали за происходящим, — живо, зови сюда косарей. Да по пути прихвати и добрую веревку!

Малый повиновался со всею быстротой, на какую был способен, а сразу обмякшего приказчика начала потряхивать мелкая дрожь.

— Погоди, пресветлый князь, — запинаясь, вымолвил он. — Теперь будто припоминаю я, что был такой грех… Смилуйся, батюшка, не губи, спьяна меня нечистый попутал! — завопил он, падая на колени.

— Вишь, как слова мои о веревке тебе сразу память прочистили! — зло усмехнулся Василий. — Ты о ней почаще вспоминай. Коли хоть одна еще жалоба на тебя будет, не помилую. На первый раз дать ему пятьдесят плетей, — обратился он к своим дружинникам, которые, к великому удовольствию боярской челяди, не мешкая принялись за дело. — А все то сено чтобы сегодня до ночи было свезено на двор к Купрееву и складено, где он укажет! Ты, Лаврушка, тут останься и пригляди за этим, а вы догоняйте, как управитесь, — сказал он воинам, поровшим приказчика, с остальными направляясь к воротам.

На высоком и крутом нагорье, над стремниной реки Десны, тянутся к небу неприступные стены и башни брянского кремля, с трех сторон охваченного избами обширного, утонувшего в зелени посада.

Неповторимый по величавой красоте своей вид открывается отсюда на бескрайнее море лесов, затопившее холмы и равнины, и на красавицу Десну, далеко внизу, средь обрывистых берегов уносящую свои быстрые воды в зеленую даль.

По древности лишь очень немногие русские города могут соперничать с Брянском. В числе нескольких других укрепленных городков он был заложен в Х веке, в период борьбы князя Владимира Святого с вятичами. От большинства этих городков вскоре не осталось ни следа, ни памяти, но город Брынь — как он тогда назывался — уцелел и разросся, главным образом в силу своего выгодного географического положения: он стоял у слияния двух судоходных рек, Десны и Болвы, и имел прямое водное сообщение с Киевом. Сюда стекалась дань, которую натурой вносили в княжескую казну племена и народы северо-восточной части Киевского государства, — отсюда она по Десне и по Днепру отправлялась в столицу. Вскоре по этой же водной дороге пошла оживленная торговля: из Брыни в Киев потекли меха и продукты лесного промысла, в обратном направлении шли городские товары, хлеб, оружие и ткани.

В конце XII века русские летописи уже называют этот город не Брынью, а Дебрянском, вероятно потому, что он был окружен обширными лесными дебрями, которые тоже способствовали его благополучию, надежно защищая от всевозможных кочевников, постоянно тревоживших Древнюю Русь своими набегами.

Несомненно по той же причине при татарском нашествии Дебрянск пострадал меньше, чем другие крупные центры Черниговского княжества, и это обеспечило ему положение главного города края, куда была перенесена и епископская кафедра из разрушенного Чернигова. Таким образом, Дебрянск имел прекрасные предпосылки к тому, чтобы успешно развиваться и вырасти в одну из крупнейших столиц удельной Руси, подобно Москве, Твери и Рязани. Но собственные князья оказались для него хуже татар: их беспрерывными войнами и междоусобиями вся Брянская область была опустошена, а городская торговля парализована. Вместо того чтобы расти и богатеть, этот город, который теперь уже чаще называют Брянском, стал быстро приходить в упадок и терять свое прежнее значение.

Князья на брянском столе сменялись часто, и, едва один из них добирался до власти, на него тотчас ополчался кто-нибудь из родичей. Соперники втягивали в свои распри татар и Литву, разоряли народ и гибли в усобицах сами. Наконец кроме Глеба Святославича в живых почти никого из них не осталось, и он утвердился в Брянске прочно. Однако народу от этого не стало легче: прежде, в период усобиц, каждый князь, хотевший удержаться у власти, был вынужден в какой-то степени считаться со своими подданными. Глеб Святославич, оставшись один, перестал с ними считаться совершенно. Как следствие этого, страна постепенно пришла к состоянию замедленного, но принявшего устойчивые формы брожения, вернее полумятежа, в неуклонном развитии которого силы князя шли на убыль, а силы народа крепли и созревали для окончательного взрыва.

Князь со своей дружиной чувствовал себя в безопасности лишь за высокими городскими стенами, за которыми укрылись также и те бояре, вотчины которых были разграблены или пожжены холопами и кабальными людьми. Вокруг этих стен простирался огромный посад, настроенный по отношению к городу явно враждебно и являющийся главным очагом недовольства и смуты.

Это еще не было осадой, но с каждым днем становилось все более на нее похожим. Отдельные дружинники и небольшие их группы уже не рисковали отдаляться от стен, ибо на них сыпались насмешки, оскорбления и угрозы, а в случае ответа — камни и все, что попадало под руку. Не раз бывало, что их ловили и отбирали оружие, а некоторые и сами перебегали к посадским.

Но и верных защитников у Глеба Святославича еще оставалось немало. Временами из кремлевских ворот появлялся хорошо вооруженный отряд, который разъезжал по посаду, наводя страх и расправу: избы особенно приметных мятежников грабили и жгли, а их самих, если удавалось словить, вели на торговую площадь и тут, в назидание другим, пороли плетьми, а некоторым даже рубили головы.

Иногда сильный отряд дружинников, вооруженных как на войну, выходил из города и отправлялся вглубь страны, по деревням и селам, а через несколько дней возвращался с обозом продуктов, взятых в счет податей или просто отобранных у крестьян. Оказавших неповиновение смердов тоже пригоняли с собой и били на площади плетьми, а уличенных в грабежах и поджоге вешали на кремлевской стене, чтобы другим неповадно было.

В одно морозное зимнее утро, шагах в ста от запертых ворот кремля стояла небольшая группа посадских людей, угрюмо наблюдая, как на городской стене двое катов [33] готовились вешать очередную жертву — оборванного чернобородого мужика со скрученными за спиной руками. Тут же возле виселицы стояло несколько княжеских дружинников.

— Глянь, что деют, анафемы! — с негодованием произнес один из зрителей. — Нету дня, чтоб кого-либо не казнили. Эдак они скоро нас всех переведут!