Русь и Орда - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Каратеев cтр.№ 105

Теперь из всех приглашенных оставалось ждать только хана Орда-Мелика, довольно отдаленного родича Мубарека-ходжи, который имел свои кочевья у берегов Иртыша. Улус его находился далеко в стороне от всех беспокойных границ и очагов борьбы между ханами. Там его никто не трогал, хороших пастбищ у него было хоть отбавляй, поэтому ему совсем не хотелось ввязываться в дела, которые еще, кто знает, как могут обернуться. Посланнику Мубарека он дал уклончивый, неопределенный ответ, и потому, прождав его еще с неделю после прибытия хана Чимтая, было решено открыть курултай без него.

После смерти хана Эрзена на белоордынский престол вступил Мубарек-ходжа. Он первый нарушил порядок, установленный в системе удельных отношений, и начал чеканить свою монету. Известно, что на мусульманском Востоке чеканка монеты, особенно серебряной, была прерогативой суверенных правителей, таким образом, этим актом Мубарек-ходжа объявил о своей независимости от Золотой Орды и от сарайского хана. Это вызвало естественный протест золотоордынского хана Узбека, да и в среде самой ак-ордынской кочевой и военной аристократии начались по этому вопросу разногласия и споры.

Академик А.Ю.Якубовский

Курултай собрался в обширном шатре хана Мубарека-ходжи, обставленном для этого случая в соответствии со старыми обычаями Ак-Орды. На полу, закрывая его почти сплошь, был расстелен толстый белый ковер с вышитыми на нем черными драконами; на стенах, тоже убранных дорогими коврами, висели щиты и сабли, а прямо напротив входа, на высоком древке, стояло овеянное славой боевое знамя левого крыла орды Чингисхана: семь хвостов тибетских яков, укрепленных на двух поперечинах.

Под этим знаменем — величайшей святыней ак-ордынской династии и символом власти царствующего хана — на невысокой стопке белоснежных овечьих шкур сидел великий хан Мубарек-ходжа в своем любимом бухарском халате и в тюбетейке. Если не считать золотого перстня с крупным рубином на среднем пальце его левой руки — реликвии, некогда принадлежавшей первому ак-ордынскому хану Орду-Ичану, — на нем не было никаких драгоценностей. Этим Мубарек-ходжа желал подчеркнуть, что нынешний курултай имеет особое значение и созван в исключительной обстановке, когда столица государства находится в руках врага и каждому, от верховного повелителя до простого воина, следует думать не о праздной роскоши, а о боевом походе.

По правую руку великого хана, на квадратных шелковых подушках, расположились царевич Булак-оглан и все улусные ханы. Слева поместились ханские сыновья, Хисар-мурза, эмир Суфи-ходжа и Василий, которого Мубарек тоже пригласил на курултай, имея на то свои причины, как будет видно из дальнейшего. Напротив них, по обеим сторонам входа, заняли места несколько темников из числа наиболее влиятельных эмиров и нойонов. Ханши, обычно принимавшие участие в курултаях наравне с мужчинами, на этот раз отсутствовали ввиду чисто военного характера предстоящего совещания.

Каждый из тех, в ком текла кровь Чингисхана, прежде чем занять свое место, низко кланялся великому хану, прикладывая руку ко лбу и сердцу. Таким же образом приветствовал его и князь Василий. Все остальные опускались на колени и целовали ковер у ног Мубарека. Впрочем, одного из темников — пожилого и славного воина — хан до этого не допустил, велев ему подняться, едва он преклонил колени.

Когда закончились эти приветствия и все участники курултая молча уселись на свои места, Мубарек-ходжа сказал, что ему отрадно видеть в своем шатре столько прославленных воинов и родственников, собравшихся сюда по его приглашению. Не удержавшись, с некоторой горечью он добавил, что, если бы все так дружно откликнулись на его призыв три года тому назад, в Сыгнаке не сидел бы сейчас сын и ставленник золотоордынского хана Узбека.

— Но об этом я более вспоминать не буду, — присовокупил он, чтобы несколько смягчить свой упрек. — Я знаю, что наши ханы за свою ошибку платят сейчас дорогой ценой, ибо много страдают от злобы и жадности Тинибека. Думаю, что теперь каждому стало ясно, что лучше подчиняться своему старшему родственнику, как то предначертал мудрый и справедливый Аллах, чем зависеть от неразумного выскочки из чужого ханского рода.

Ханы южных улусов, к которым относились эти слова, тяжело вздохнули — Тинибек их действительно не баловал. Было видно, что Урус-хан порывается что-то сказать, но по молодости ему не подобало говорить раньше старших. Поерзав на подушке, он в упор уставился на своего отца, и все остальные тоже невольно обратили свои взоры на хана Чимтая. Последний, видя, что все ждут его слова, еще раз вздохнул и сказал:

— Ты изрек истину, великий хан: под пятой Тинибека нам живется несладко. Но за его спиной стоит Узбек. Чтобы прогнать Тинибека, надо иметь достаточно сил для войны со всей Золотой Ордой. А она очень сильна.

— Когда, одиннадцать лет тому назад, я отказался повиноваться воле Узбека, Золотая Орда была много сильнее, чем сейчас. И все-таки Узбек не осмелился на меня напасть. Как трусливый шакал, он ожидал более семи лет и, только воспользовавшись нашими раздорами, захватил Сыгнак. Если мы снова все соединимся и будем действовать дружно, он нам не страшен.

— У него тридцать два тумена, — промолвил Чимтай. — А если этого окажется мало, он может сделать так, что Мавераннахр ударит нам в спину.

— Туменов у нас меньше, чем у Узбека, — вставил Урус-хан, не глядя на отца, — но, если мы нападем первыми, перевес будет на нашей стороне.

— Истинно так, — сказал Мубарек-ходжа, одобрительно поглядев на Уруса. — Великий Чингис имел совсем мало воинов, когда начал свои завоевания, но Аллах помогает храброму, и он покорил почти весь мир. А Мавераннахр сейчас более страшен Узбеку, чем нам: мы для него всегда были добрыми соседями. К тому же тамошний хан Касан очень хорошо знает, что, если он выступит в большой поход, за его спиной восстанут все эмиры и обратно его не впустят. А если он все же будет настолько глуп, что поднимет против нас оружие, у меня приготовлен для Мавераннахра другой хан, которому мы поможем сесть на место Касана, и тогда Мавераннахр выступит на нашей стороне, против Узбека. — С этими словами Мубарек указал рукой на Хисара-мурзу, который при этом горделиво надулся и окинул всех присутствующих таким взглядом, словно он уже сидел на чагатайском троне, а не на обыкновенной подушке, в чужом шатре.

— Позволь добавить к твоим мудрым словам, великий хан, — кланяясь, сказал Суфи-ходжа, — что, если ты выступишь против Узбека, весь Хорезм будет на твоей стороне. Я имею о том самые верные сведения.

— Сердцем Хорезм будет на нашей стороне, — промолвил Чимтай, — но против Узбека он не выступит, ибо там стоят Узбековы тумены. И они поспешат на помощь к Тинибеку, как только мы двинемся на Сыгнак.

— В этих туменах больше половины хорезмийцев. И скорее они ударят Тинибеку в спину, чем пойдут против нас. От Ак-Орды им никогда обиды не было.

— Да поможет Аллах осуществиться твоим словам, эмир, — не сдавался Чимтай. — Но пока это всего лишь слова. И благоразумнее думать, что обстановка может сложиться совсем не так, как нам хочется.