Наступил Праздник сева, и никто — ни в Фивах, ни в Мемфисе, ни в других местах — не подозревал о трагических событиях, которые могли обагрить этот праздник кровью. Никто ни из служителей Первого советника, ни из дворца не задавал вопросов, и если таковые появлялись, то они были безобидными. Тайна настолько хорошо хранилась, что, казалось, от нее уже не осталось и следа. Тем, кто был в курсе этих событий, было велено принять версию, которая считалась бы несущественной: якобы в окрестностях дворца в Ахетатоне были замечены несколько воров, а в Нижней Земле нейтрализована шайка разбойников — в общем, дело выеденного яйца не стоит. Документов, попавших в руки охраны и армии, было мало, и все они хранились в сундуке Первого советника. Родственникам обвиняемых было велено держать язык за зубами. Впрочем, они в этом были заинтересованы, ибо никто не желал иметь хоть какое-то отношение к «разбойникам».
В царстве Двух Земель не должно происходить ничего разрушительного или тревожного — ведь боги не могли этого допустить.
В течение недели по всей Долине веселились и кутили. Храмы не пустовали, так как в них чествовали богов, отвечающих за плодородие. Среди них главенствовали итифаллический Мин, а также всемогущий Амон-Ра, без которого вообще ничего не существовало бы.
Во время шествий изображали убийство гнусного Апопа, представив его в виде огромной змеи, которая злобно угрожала царству: это была цилиндрическая труба из ткани, в которой двигались танцоры.
«Что случилось бы, — спрашивал себя Тхуту, — если бы Апихетеп захватил власть?» Без сомнения, Ай был бы убит. И Тутанхамон. И многие другие. Остался ли бы сам Тхуту в живых? Его пробрала дрожь. Но он был не из тех людей, кто долго мог предаваться мрачным мыслям. Он предпочитал незамедлительно действовать.
Мудрость поколений говорит о том, что необходимо ковать железо, пока оно горячо. Будучи уполномоченным защищать правосудие, он попросил Сехеджру, главу всех судов царства, организовать судебный процесс над Апихетепом. Он сам составил список, включающий десять судей, и, кроме себя самого, вписал в него верховного жреца Хумоса и военачальника Хоремхеба. Ай с раздражением отклонил предложение председательствовать на суде, и Тхуту счел этот отказ знаком того, что он не в состоянии был присутствовать на судебных заседаниях.
В тюрьму Фив, где в одиночной камере томился Апихетеп, была направлена целая партия преступников, которые могли бы стать большими людьми в царстве: помимо восьми командиров, арестованных в Саисе, пяти начальников охраны из номов Нижней Земли и четырнадцати их единомышленников, были еще шесть городских голов из этих номов и двое бандитов, уцелевших после бойни в Ахетатоне. Итого тридцать шесть обвиняемых.
Размышляя, Тхуту посчитал, что верховному жрецу Нефертепу он мог бы предложить только место рядом с его коллегой на судейской скамье.
Ай не ошибся: это был процесс над проводимой им политикой. Он сослался на то, что должен в это время возглавить Праздник Долины и объяснил этим свое отсутствие на процессе. Он снизошел только до просьбы допустить Шабаку в зал судебных заседаний и без труда получил на это согласие. Ему необходимо было знать, какие обвинения ему предъявляют, чтобы понять, как себя вести.
Тридцать пять из тридцати шести обвиняемых предстали перед судом до появления главного обвиняемого, Апихетепа, и первыми были те, кто участвовал в нападении на дворец Ахетатона. Один из них был сельским жителем семнадцати или восемнадцати лет, которого без труда можно было представить участником стычек пьяных крестьян; второй, ко всеобщему удивлению, был одним из ивритов Нижней Земли, который не подозревал, что вмешивается в дела государственной важности; он был не намного старше первого. Первого звали Несерпта, что значит «Огонь Пта», это имя казалось уж слишком амбициозным; второго звали Джефуннех.
Находясь между двумя верховными жрецами, Хоремхеб оказался справа от Нефертепа. Тхуту спросил первого обвиняемого, кто был его начальником. «Апихетеп», — ответил тот, не колеблясь. Сколько этот последний заплатил ему, пытаясь завербовать? Десять медных колец и пообещал двух рабов в случае успеха. Какова цель этого заговора? Захватить царя, убить и доставить его труп в Саису.
Судьи содрогнулись. Кроме Маху, Шабаки и двух писцов, что были приведены к присяге в канцелярии суда, других свидетелей не было.
— И царицу?
— У нас был приказ оставить ее невредимой и также доставить в Саису.
— Вам известно, зачем?
— Апихетеп нам этого не сказал, но мы знали о его намерении вступить с ней в брак, чтобы получить трон.
Это был настоящий скандал, и шепот возмущения раздался на скамье судей. Накладные бороды задрожали.
Джефуннех оказался более словоохотливым. Помимо того что его признания совпадали с признаниями сообщника, он уточнил, что Апихетеп убеждал их в необходимости выполнить божественную миссию, так как люди, в руках которых оказался трон, а значит, и власть, были жестокими существами.
«Надо избавить страну от этих дьявольских кровопийц, которые бросают вызов богам и презирают народ», — повторил он слова Апихетепа.
— Мы удостоверились в справедливости его речей, так как именно змеи, создания ада, помешали нам достичь цели.
Некоторые из судей покачали головами. Эти признания доказывали связь между тремя операциями, задуманными Апихетепом: попыткой убить регента, попыткой захватить Мемфис и попыткой убить царя. Относительно змей Тхуту решил пояснить судьям, что это были всего лишь беглецы из зверинца дворца, выпущенные во время нападения, которые оказались вовремя в нужном месте. Не рассказывать же судьям всю правду.
Было единодушно решено немедленно обезглавить преступников сразу же после их возвращения в тюрьму Фив.
Затем перед судом предстали один за другим восемь командиров Апихетепа, арестованных в его крепости. Их речи были похожи на предыдущие: якобы захват Мемфиса был бы первым серьезным шагом в укреплении в стране народной власти, и это неотвратимо привело бы к развалу гнилого режима, возглавляемого несправедливым властителем, ренегатом Атона, являющим собой позор богов, и его жалкими марионетками — Советником Тхуту, казначеем Майей, секретарем правосудия Сехеджрой, Начальником охраны Маху, всеми продажными вельможами, которых надо безжалостно казнить.
Фразы, которые произносили подсудимые, похоже, были заученными. Тхуту нервно сглотнул: он был включен в список людей, подлежавших уничтожению.
Одним из командиров был сын Апихетепа. Представ в роли обвиняемого, он разразился злобной тирадой:
— Мы знаем, что пощады нам не будет, но если бы так случилось, мы ответили бы отказом, так как нет большего стыда, чем быть помилованными такими, как вы, блюдолизами.
Подавленность, охватившая судей, быстро прошла. Снова было решено незамедлительно привести в исполнение смертный приговор.
День близился к концу. Вызов в суд остальных обвиняемых судьи перенесли на следующий день. Тхуту организовал банкет в своих покоях. Все участники пира были сдержанно бодрыми; они хорошо понимали суть рассматриваемых дел, но размах заговора, решимость и пыл обвиняемых и значимость их целей, особенно касающихся жизни царя, надолго выбили их из колеи.