Калигула - читать онлайн книгу. Автор: Зигфрид Обермайер cтр.№ 57

— Теперь я снова мужчина! Фортуна была к тебе милостива, Лепид. И поскольку я опять мужчина, мы доведем дело до конца. — Он подтащил обнаженного Лепида к постели и приказал: — Ложись на живот!

Полупарализованный от пережитой угрозы, тот безвольно последовал указанию, а потом услышал голос Калигулы:

— Как женщину ты меня не хотел, тогда терпи как мужчину.

Лепид почувствовал, как император взял его, и в тот же миг в его голове вспыхнуло: «Ты слишком далеко зашел, Калигула. Это будет стоить тебе жизни».

На следующий день после «женского праздника» Ливилла послала Сенеке записку, в которой попросила о встрече в библиотеке Августа. Она появилась там около полудня, пряча лицо под вуалью, в сопровождении служанки.

Библиотеку учредил император Август. Он распорядился пристроить ее у Палатинского моста к храму Аполлона, намекая на роль бога как вдохновителя муз. В главном зале возвышалась статуя Аполлона с чертами лица Августа. В стенных нишах стояли выполненные в натуральную величину мраморные фигуры известных греческих и римских поэтов, философов и ораторов.

Сенека уже сидел за столом, внимательно изучая один из свитков. Ливилла присела рядом и осторожно коснулась его руки, но тут же приложила палец к губам.

— Не здесь, — прошептала она.

Сенека кивнул, поднялся и сунул в руку смотрителю несколько монет.

— Есть свободные залы для занятий?

Тот кивнул, задав один-единственный вопрос:

— Часа достаточно?

— Вполне.

В этих залах авторы читали свои новые произведения, по поводу которых потом велись дискуссии, выслушивалась критика. Когда за смотрителем закрылась дверь, Сенека поцеловал Ливиллу в губы.

— Случилось что-то важное?

— Ты в опасности, любимый. Вчера Калигула сказал слова, которые меня испугали. Он не любит тебя, я знала это давно, но до сих пор брат не выражался так определенно. Ты в опасности. Насколько я знаю Гая, он найдет способ обвинить тебя. Я боюсь за тебя, Луций.

Он держал ее руку, нежно поглаживая пальцами.

— Благодарю за предупреждение. Я отнесусь к нему серьезно. В разговоре с твоим братом нужно взвешивать каждое слово. Да, он не любит меня, я понял это давно. Каждый раз, выступая в сенате, он бросает на меня ядовитые взгляды, будто хочет спросить: «Как, ты еще жив?» Но что тут можно сделать?

— Скажись больным и уезжай куда-нибудь подальше. Оставайся там так долго, пока он не забудет тебя в охоте за новыми жертвами.

— Мне не придется притворяться, — сказал Сенека. — Я действительно болен. Два врача поставили мне один и тот же диагноз. Мне тяжело дышать, иногда я даже кашляю кровью. Оба советуют мне переехать на юг, но я не хочу покидать Рим, потому что боюсь потерять тебя.

— Луций, — в голосе Ливиллы появилась мольба, — речь идет о твоей жизни! В Риме тебе оставаться опасно! Уезжай, пока у твоего дома не появились преторианцы.

— Мой друг Серений предложил мне переехать к нему на Бавли, поскольку сам хочет провести лето на Родосе. Я мог бы там жить под вымышленным именем. В Риме напрасно будут искать сенатора Сенеку.

— Сделай так! Луций, сделай так! Уезжай прямо сегодня, а я навещу тебя в мае или в июне.

— Но твой муж? Что скажет на это Марк Виниций?

Ливилла рассмеялась.

— Разве тебе, сенатору, не известны новости?

Сенека стукнул себя по лбу.

— Да-да, но ведь твой муж получил назначение проконсула в Азии. Ты не едешь с ним?

— Нет, Калигула хочет, чтобы я пока осталась здесь. С какой охотой я подчиняюсь, ты можешь себе представить.

Серьезное, всегда задумчивое лицо Сенеки просияло.

— Если бы я верил в богов, то сказал бы сейчас, что Аполлон защищает меня, прикрывая своей ладонью, но я воспринимаю это как каприз судьбы.

— Ты не веришь в богов?

— Нет, но в божественную власть, которая присутствует повсюду, пронизывая всех и вся, — человека, животных, растения, но не подвластна нашему разуму.

— И все-таки я принесу жертву Фортуне. Ты должен бежать, Луций. Если Калигула справится о тебе, я скажу, что ты по совету врача уехал поправлять здоровье.

— Хорошо, Ливилла, так и сделаем. Это лето будет принадлежать нам — тебе и мне. Я люблю тебя, Ливилла, я люблю тебя!

Она радостно улыбнулась.

— Мой брат просчитался — боги всегда на стороне влюбленных!

— Боги, Бог, судьба… Любовь преодолевает все, сказал Вергилий, и я верю в это.

Корнелий Сабин отправился в Азию на одном из судов римского флота, где паруса ставили только при попутном ветре, в остальное же время оно приводилось в движение силой мускулов рабов.

Корабль вез нового проконсула Азии в Эфес, а его сопровождали трибуны, чиновники и, конечно, множество слуг.

Среди трибунов Сабин был самым младшим, и он не мог не заметить, как некоторые из старых солдат удивлялись, когда он представлялся им. Правда, никто не говорил ему этого в лицо, но Сабин догадывался, что они думали о нем: сын патриция, который со скуки или потакая желанию семьи решил немного поиграть в трибуна.

Но Сабина это не волновало. Мысленно он уже был в Эфесе, где жила Елена со своим мужем и не подозревала, что влюбленный римлянин летит к ней: «Я не оставлю ее в покое до тех пор, пока она не разорвет навязанный брак и не начнет со мной новую жизнь». Впрочем, Сабин сразу отогнал эти мальчишеские мечты. Разум говорил ему, что римский трибун не может увести жену греческого гражданина, иначе подвергнется судебному преследованию. Елена не являлась рабыней, предметом торга, она была членом богатой, достойной семьи своего города.

Римские военные вели себя очень осторожно в когда-то, правда, завоеванной, но нежно обласканной Элладе, чьей культурой в империи восхищались и многое из нее переняли. Говоря точнее, Эфес не принадлежал Древней Элладе, но был греческим городом, к тому же одним из самых крупных и богатых.

Поэтому римский трибун, врывающийся в греческую семью, рассматривался бы как враг: его бы тут же, закованного в цепи, отправили в Рим. Время похищения прекрасных гречанок миновало.

Конечно, он знал это, и, когда его разум, как всегда, победил разыгравшиеся фантазии, Сабин придумал план, как он сможет приблизиться к Елене. Впрочем, многие вопросы пока оставались без ответа, в то время как его нетерпение росло.

В безветренные дни он слышал стоны гребцов, выполнявших свою тяжелую работу, ритм которой задавали быстрые удары барабана. Рабы полностью теряли силу за несколько лет, и скамья гребца становилась их смертным одром. Однажды Сабин стал случайным свидетелем того, как одного из умерших оттащили и выбросили в воду. Его спину покрывали многочисленные шрамы, и две кровавые полосы свидетельствовали о свежих ударах плетью.