Калигула - читать онлайн книгу. Автор: Зигфрид Обермайер cтр.№ 102

Эмилий Лепид и Гентулик слушали с удовольствием. Теперь все было решено и сказано народу. Закончив речь, император пригласил всех на праздничную трапезу, подготовленную здесь же, на пяти самых крупных судах.

К вечеру мост осветился огнями — так началось одно из самых пышных пиршеств Калигулы.

Обед состоял из двадцати перемен блюд. Жареных дроздов, перепелок, голубей, уток, фламинго вносили в порядке возрастания размера, так же как и четвероногую дичь в соусе из толченого перца, сосновых семян, фенхеля и меда: сначала мясо кроликов и зайцев, потом — кабанов, косуль, а в завершение — оленя. Поскольку пировали посреди моря, и блюд из самых редких сортов рыбы тоже было предостаточно. Например, рагу из медуз и еще восьми видов рыбы, приправленное вином, маслом, медом, чесноком, кориандром, перцем и орегано. Поскольку места на кораблях было недостаточно, гости сидели, и только Калигула расположился на позолоченном ложе с Лоллией Павлиной и Пираллией по обеим сторонам. Они, против ожидания императора, не спорили, наоборот, мирно беседовали, как старые подруги, обмениваясь репликами через голову Калигулы. Скоро его это стало раздражать, и он подсел к Азиатику и Лепиду.

Те почтительно подвинулись, и Калигула сказал:

— Посмотрите-ка на обеих! Женщины то ссорятся друг с другом, то мирятся, и ни один мужчина не в состоянии понять, почему.

Друзья рассмеялись, а потом Азиатик сказал:

— Божественный Цезарь, пир удался тебе, как никогда. Можно только позавидовать собственному счастью присутствовать здесь. Но чего-то все-таки не хватает…

Калигула поднял брови и впился неподвижными глазами в лицо Валерия.

— Чего же не хватает? — спросил он зловеще.

Азиатик оставался спокоен.

— Не хватает щепотки перца. Я хочу этим сказать, что нам не хватает шуток, которыми ты привык сдабривать праздничные трапезы.

Калигула рассмеялся, и напряжение ушло:

— Если так, можете успокоиться, потому что об этом я побеспокоился. Но не хочу ничего выдавать, пусть это будет для вас неожиданным.

Сидящие за столом настороженно переглянулись, ведь никто не знал, кого эта неожиданность застанет врасплох.

Калигула распорядился после полуночи погасить все огни и убрать последнее судно в ряду кораблей. Таким образом, мост до берега не дотянулся. Многие из приглашенных на пир жили в близлежащих имениях. Они собрались домой, однако пути на сушу не было — последний парусник отошел в море. Многие попадали в воду, и те, кто не умел плавать, несмотря на крики о помощи, утонули. Калигула запретил вытаскивать неудачников.

После восхода солнца корабль вернули на место, но до того момента уже утонуло сорок семь гостей «радушного» императора.

— Надо было учиться плавать, — с насмешкой сказал Калигула и потом целый день радовался удавшейся «шутке».

Надежды Корнелия Сабина отправиться в Рим уже со следующим судном не оправдались. Легат, похоже, забыл о его заявлении, и трибун продолжал нести службу по-прежнему. Тоска по дому все сильнее заявляла о себе. Он решил, что возьмет себя в руки: пить будет только в свободные дни и запретит себе мысли о Елене. Конечно, сказать было легче, чем сделать. Тогда Сабин, чтобы отвлечься, стал драться на мечах, принимать участие в гонках на колесницах, играть, развлекаться в публичных домах и скоро приобрел славу самого веселого и неутомимого в развлечениях парня в легионе. Всех проституток Сабин взял за правило называть Еленами, а когда его спрашивали о причине, отвечал:

— Все просто: была одна женщина по имени Елена, которую я любил больше всех на свете. Когда же она предпочла мне содомита, я присвоил ей титул главной проститутки Эфеса и поэтому всех распутниц называю ее именем.

Лето близилось к концу, а приказ о возвращении в Рим все не поступал. В один из последних дней августа легат приказал Сабину явиться.

— Я не забыл тебя, Корнелий Сабин, но в этом частично и состоит твое наказание. Как раз потому, что ты хочешь вернуться в Рим, я оставил тебя еще на несколько месяцев в легионе. Не беспокойся — в середине сентября в Остию отправляется корабль. На нем есть место и для тебя.

Сабин решил, что в Риме начнет новую жизнь, будет работать вместе с отцом. С него было довольно жизни в легионе и гречанки Елены, которая так горько разочаровала его.

От возвышенных чувств Калигулы, пережитых в Путеоли, не осталось и следа, когда Каллист встретил его в Риме словами:

— Император, мне жаль, что приходится утруждать тебя, но наша казна пуста. Годовой налоговый доход полностью израсходован. Я не знаю, как финансировать оставшиеся до конца года три месяца, если только… если ты… я не осмеливаюсь произнести этого: если ты не ограничишь себя в расходах.

Калигула отвесил секретарю пощечину.

— Вот мой ответ! — гневно воскликнул он. — И запомни одно: можно быть или императором, или бережливым! Будучи принцепсом и к тому же богом, я не собираюсь ограничивать себя. Ты понял?

Каллист униженно склонил голову в поклоне:

— Это был весомый аргумент, император!

Тот рассмеялся:

— Поскольку тебе, похоже, в голову ничего не приходит, я сам позабочусь о новых источниках доходов и, можешь быть уверен, что-нибудь придумаю!

Каллист также пожаловался, что у него недостаточно денег на корм диким зверям, приготовленным для зрелищ.

На это император распорядился проводить его в главную городскую тюрьму, где, как он мрачно заметил, было достаточно мяса, чтобы кормить хищников.

Когда насмерть перепуганный начальник тюрьмы хотел представить ему списки приговоренных, Калигула отмахнулся.

— На это нет времени — звери голодные. Распорядись сначала отправить на корм сотню этих бритоголовых. Рим едва ли станет о них горевать.

Так убийцы, обманщики, воры и дюжина схваченных по ошибке невиновных оказались обреченными на сомнительное удовольствие защищать свою жизнь на арене в безнадежной борьбе с львами, медведями и волками. Многие даже похвалили императора за прекрасную идею, рассудив, что благодаря этому простому и дешевому способу удастся не лишать римлян любимого развлечения — травли зверей.

Двумя днями позже император неожиданно появился в сенате и выступил с короткой речью:

— Я обращаюсь к вам, чтобы устранить некоторые неясности. В Риме вошло в привычку порочить моего предшественника Тиберия Августа. Многие ссылаются при этом на мою критику императора Тиберия, но что позволено принцепсу, то является запретом для его подданных! К тому же сейчас стало ясно, что его часто обвиняли напрасно: многое из того, что осуждалось, оказалось делом рук других. Этому пора положить конец! Тот, кто в будущем посмеет чернить правление моего достойного предшественника, будет обвинен в оскорблении величия. Я сам позабочусь об этом и не позволю ни одному юристу себя переубедить. Я также отдал распоряжение — ради справедливости — снова возбудить прекращенные после смерти Тиберия процессы.