Аттила, Бич Божий - читать онлайн книгу. Автор: Росс Лэйдлоу cтр.№ 112

* * *

Протянув меч сопровождавшему его centenarius, Аэций отпустил охрану, дюжину молодых, статных германцев, не раз доказывавших свою верность и отвагу. Безоружный, направился он к воротам дворца Домициана. Оказавшись по другую их сторону, он вспомнил предостережение Тита и прочих агентов, настоятельно советовавших ему не встречаться с Валентинианом, не приняв дополнительных мер безопасности. Император раздражен, подозрителен и психически неуравновешен, говорили они, и не скрывает своего возмущения тем, что патриций пожелал явиться в Рим без приглашения. Но Аэций от этих предупреждений лишь отмахнулся. Что может ему сделать Валентиниан? Наорать на него? Угрожать? Если император попытается его арестовать, его телохранители — едва слухи об этом выйдут за пределы дворца — тут же придут на выручку. С охраной Валентиниана они справятся в считаные минуты — та хоть и носит красивую форму, напоминает скорее кучку игрушечных солдатиков, нежели настоящих бойцов.

Аэций уверенно вошел в левый — для официальных приемов — блок состоявшего из трех строений дворца, где его уже ожидал silentiary, один из римских вельмож, выполнявший функции начальника дворцовых служб. Он проводил патриция через триклиний и перистиль в приемный покой, отделанную разноцветным мрамором огромную залу, вдоль стен которой рядами стояли гигантские статуи. На установленном в дальнем конце залы троне восседал Валентиниан. К удивлению Аэция, император был не один: со всех сторон его окружали придворные и евнухи, среди которых выделялся своими округлыми формами любимец Валентиниана, Гераклий.

Внезапно Аэций ощутил беспокойство — он-то рассчитывал переговорить с императором наедине, — но уже через пару секунд тревога его сменилась презрением. Понятное дело: Валентиниан испуган, не знает, как быть, и, для получения моральной поддержки, собрал вокруг себя подхалимов и лизоблюдов, готовых поддержать его в любом решении. И все же, сказал себе Аэций, проявлять истинные чувства ему не следует. Королевский брак — вопрос деликатный и важный; тут, прежде всего, нужно быть дипломатом. Размеренной поступью он подошел к трону и, остановившись в паре шагов от него, отвесил императору поклон.

— Полагаю, ты пришел заявить о притязаниях твоего сына на руку моей дочери, — произнес Валентиниан, подавшись вперед. В его прозвучавшем чересчур громко голосе звучал не вопрос, скорее — утверждение.

— Я бы не стал говорить о каких-то притязаниях, ваша светлость, — спокойно ответил Аэций. Впервые он, понимая, что лишь такт может помочь ему добиться своего, обратился к императору так, как того требовал этикет. — Насколько я понимаю, принцесса Евдокия хочет этого брака не меньше Гауденция.

— Сказал бы уж: «не меньше меня самого», — накинулся на него Валентиниан. — Уверен ли ты, что речь идет лишь о счастье наших детей, а никак не о твоих собственных амбициях?

— О каких амбициях вы говорите, ваша светлость? — спросил Аэций, слегка озадаченный. — Безусловно, породниться с прославленным родом Феодосия — огромная честь для моей семьи. Но, за исключением престижа, который дает мне этот брак, я не получаю ничего более.

— Ты лжешь! — закричал император. — Этот брак для тебя — первый шаг к императорской мантии; если уж не для тебя лично, так для твоего сына, или внука, если такой родится. Породнившись со мной, ты получишь возможность обрести трон на законных основаниях.

— Со всем уважением, ваша светлость, заявляю: это полная чепуха, — возразил Аэций. — Если кто и выиграет от такого союза, то не я, а империя. Вы сами, к искреннему сожалению всех ваших подданных, до сих пор — надеюсь, лишь пока — не имеете наследника-сына. Если, к несчастью, ваша супруга так и не родит вам такового, и в том случае, если в результате брака моего сына с вашей дочерью у них появится ребенок-мальчик, династия Феодосия, правящая уже на протяжении семидесяти лет, продолжит свое существование. А это, ваша светлость, принесет нам стабильность — бесценный дар. Солдаты всегда выступают за преемственность во власти, потому что она является гарантией выплат им жалованья и бенефиций. Соответственно, становится ничтожной и угроза узурпации трона, что всегда несло Риму одни лишь беды. Неужели вы считаете, что я, человек, всю жизнь свою желавший Западной римской империи лишь процветания, могу поставить государство под опасность ради получения собственной выгоды?

— Да ты жаждешь этого! — вскричал Валентиниан, брызжа слюной. — Твои гладкие речи, изменник, не введут меня в заблуждение. Постоянно, всю свою жизнь, ты пытался лишить мою мать и меня власти, которая принадлежит нам по праву. Но нет же, главного — пурпура и диадемы — ты не получишь никогда.

С этими словами Валентиниан выхватил кинжал, спрятанный в складках его одежд, и, набросившись на Аэция, вонзил лезвие в его грудь. Тут же, стараясь не отставать от своего хозяина, на полководца налетела, словно стая коршунов, и вся императорская свита. Уже через пару секунд кровь хлестала из десятков ран, испещривших тело патриция; не успев вымолвить и слова, он замертво свалился к ногам Валентиниана.

«Только что узнал я ужасную новость — убили Аэция [написал Тит в “Liber Rufinorum”]. Для меня это не меньшая утрата, чем смерти Гая и Клотильды. Он олицетворял собой все лучшее, что есть в Риме: отвагу, честь, стойкость; о большей привилегии, чем служить ему, я и мечтать никогда не смел. И вот он пал от руки этого аморального труса, Валентиниана! Как же все это отвратительно и бесчестно!

О смертоубийстве во дворце говорят следующее: тайно приглашенных туда друзей Аэция перерезали едва ли не сразу, как они явились, всех до единого. Был среди них и Боэций, префект претория. Народу объявили, что Аэций напал на Валентиниана, и тот вынужден был убить его, защищаясь. Никто в это не верит; телохранители Аэция клянутся, что тот входил во дворец безоружным и совершенно умиротворенным. Рим кипит от возмущения; не удивлюсь, если его разъяренные жители пойдут на штурм Домус Августана.

Убийство это будет иметь просто-таки катастрофические последствия для Запада. Замены Аэцию я не вижу. Можно сказать, что, убив его, Валентиниан собственноручно подтолкнул империю к краю пропасти. Больше сейчас писать не могу; в голове моей — сумбур от горя и смятения».

Его свита численностью 200 человек и три близких друга, считая бесчестьем пережить царя [64] и не умереть за него, если выдастся такая судьба, дали схватить себя.

Аммиан Марцеллин. Деяния. 395 г.

«Словно Геракл, убивший огнедышащего великана Какуса за то, что тот украл у него коров [написал Тит в “Liber Rufinorum”], отомстил Вадомар за смерть своего хозяина, Аэция. Отомстил, отправив на тот свет — на тридцать первом году его правления и тридцать седьмом году его никчемной жизни — Валентиниана, третьего из императоров, правивших Западной Римской империей под этим именем. Кто-то (хотя, полагаю, таковых найдется немного) назовет это убийством; для меня же это не более чем кара за гнусное преступление. Возможно, до вас доходили слухи, что убийство совершили два служивших Аэцию гунна, Оптила и Фраустила? Чистейшей воды пропаганда — фальсификация, призванная снять вину с дворцовой стражи. Я изложу вам рассказ самого Вадомара, слово в слово, а там — судите сами».