Наследница Кодекса Люцифера - читать онлайн книгу. Автор: Рихард Дюбель cтр.№ 139

– Что здесь происходит? – рявкнул один из новоприбывших. – Докладывайте, проклятье!

Командир солдат медленно встал и обернулся к новоприбывшим. Их взгляды упали на его промежность. Он стоял к Мельхиору спиной, но тот догадался, что солдат не успел застегнуть брюки.

– Да кто ты такой? – спросил он.

Офицер подошел к нему и гневно прищурился.

– Что это за неповиновение? – пролаял он. – Застегнись, свинья! Твое звание!

– Капрал. Кто бы вы ни были, вам тут совершенно нечего…

Офицер с такой силой ударил солдата по лицу своими кожаными перчатками, что тот отшатнулся и с трудом устоял на ногах.

– Отвечай, когда тебя спрашивают! – крикнул он. – Отвечай по всей форме!

Солдат потер рукой лицо. Перчатки офицера были украшены тесьмой, каймой и пуговицами. Должно быть, удар причинил сильную боль.

– Так, хватит, – пробормотал он. – Парни, хватайте этого господина и…

Внезапно он съежился. Пораженный Мельхиор увидел, что офицер схватил солдата за вздувшуюся промежность и безжалостно сжал ее. Изо рта солдата вырвался визг, колени медленно подкосились.

Безжалостная хватка офицера не ослабевала.

– Как ты считаешь, кто сейчас стоит перед тобой, ты, свинья? – прошипел он. – Как ты считаешь? Твою рожу я запомню, чтобы не забыть познакомить тебя с плеткой-девятихвосткой, как только мы доберемся до лагеря, а то, что потом от тебя останется, я прикажу подвесить за яйца – если они у тебя на тот момент еще будут. – Он сильнее сжал пальцы. Солдат завыл, как волк. Не глядя на остальных, офицер крикнул: – Пошли вон отсюда, сброд! Телега реквизирована. Нам пришлось зарезать кое-какую скотину, и мы сложили ее туда. Это пленники? Они местные? Отведите их к генералу! Вон, я сказал!

Солдаты поспешили на улицу, стараясь обогнуть офицера по как можно большей дуге. Андреас стонал и прижимал руки к животу. Капрал, самые благородные части тела которого сжимала рука офицера, дрожал и визжал. Офицер разжал пальцы, и тот рухнул на колени. Офицер презрительно скривился и вытер руку о лицо капрала. Затем он схватил бедолагу за волосы, поднял его на ноги, пнул коленом под зад, так что тот растянулся во весь рост на земле, и заорал во весь голос:

– Пшел вон, свинья! Считаю до двух…

Он достал из-за пояса пистолет и демонстративно взвел курок. Капрал выполз из сарая на четвереньках, по-прежнему оглашая округу визгом и стонами. Офицер вернул пистолет на место и с отвращением огляделся.

Андреас выплюнул кляп.

– Спасибо… – хрипло выдавил он.

Офицер посмотрел на него, затем на Карину, которая руками поддерживала верхнюю часть корсажа, затем – на всхлипывающую в углу Лидию.

– Вон! – крикнул он. – Вы что же, решили, что вас это не касается? Кучка жалких гражданских! Если бы я не считал, что вы еще можете мне пригодиться, я бы немедленно пустил вам всем по пуле в голову! Католики! Вон, пока я не передумал! – И он снова схватился за пистолет.

– Ты труп, – тихо прошептал Мельхиор. – Сначала я поблагодарю тебя за то, что ты спас Карину, а потом – все, ты труп!

Пока солдаты вытаскивали телегу во двор, Мельхиор бесшумно подкрался к углу сарая. Если бы кому-то пришло в голову обойти строение, его бы все равно тут же обнаружили – и потому он мог рискнуть и посмотреть, что за люди приехали сюда. Когда он осторожно продвигался вперед, то заметил, что руки у него дрожат, однако не из страха быть обнаруженным. Если бы офицер появился двумя мгновениями позже, Мельхиор уже ворвался бы в сарай, убил бы столько солдат, сколько успел… и к данному моменту, вполне вероятно, и сам был бы уже мертв. Лица испуганной Карины и ухмыляющегося насильника все время стояли перед его внутренним взором. Еще никогда прежде он не понимал, насколько коротким мог быть промежуток времени между спасением и гибелью.

Он выглянул из-за угла сарая. Что офицер имел в виду, когда говорил, что им пришлось зарезать кое-какую скотину?

И тут он увидел это и внезапно понял сразу две истины: что защитники Праги уже проиграли битву и что он упустил единственный шанс освободить Андреаса, Карину и Лидию.

По вершине холма бродило стадо как минимум из двухсот коров, свиней, коз и овец. Гоготали гуси. Солдат, выполнявших функции погонщиков этого стада, было почти столько же, сколько и животных. У седел всадников висели гроздья кудахчущих, связанных за ноги куриц. Мельхиор смотрел, как на телегу забрасывают туши полудюжины свиней и коз, которые, наверное, сломали себе что-то, когда их ловили, и их пришлось зарезать. Солдаты, должно быть, пригнали сюда весь скот, который смогли найти в деревнях, отстоявших от Праги на полдня пути. Прага, таким образом, была лишена даже прежнего скудного снабжения продовольствием. Городской совет упустил момент, когда следовало реквизировать животных для нужд города.

И ему, Мельхиору, никогда не удастся освободить из толпы, состоящей из двухсот солдат, любимую женщину, не говоря уже о своих племяннице и брате. И он сдался.

Андреаса Хлесля словно парализовало от ужаса. Куда бы он ни смотрел, все расплывалось у него перед глазами, и ему казалось, что он движется под водой. Картины случившегося в амбаре вспыхивали в его голове: Карина, дрожащая, не сводящая глаз с солдата, который срывает с ее корсажа пуговицу за пуговицей; Лидия, забившаяся в угол; остальные солдаты, бросающие на девочку оценивающие взгляды, будто говорящие: «Когда мы получим все, что хотим, от твоей матери, то займемся тобой».

Ему стало дурно, когда он вспомнил, что офицер Кёнигсмарка вмешался в самую последнюю секунду, и еще хуже – от того презрения, которое офицер проявил к ним. На самом деле их спасение было всего лишь наказанием упрямого капрала, не более.

В последний раз он испытывал этот страх, когда был еще мальчиком. Он вспомнил о трауре в доме, растерянности, оцепенении его матери, беспомощности дяди Андрея и о том, как Александра, его старшая сестра, идол Андреаса, все больше отдалялась от них. Отца объявили мертвым, жирный Себастьян Вилфинг вел себя в доме как господин, и все, что испытывал маленький Андреас, – это полная безнадежность и душащий страх перед тем, что с ними будет. Он хотел убежать. Но куда? И должен ли он был оставить своего младшего брата Мельхиора? Разве он мог забрать его с собой? Однажды он подслушал обрывок разговора: дядя Андрей рассказывал, как он в восемь лет стал круглым сиротой в Праге, какую ужасную жизнь там вел, став уличным мальчишкой. Тогда Андреас, лежа в кровати, задрожал и понял, что судьба Андрея – самое худшее, что могло с ним приключиться. Если он убежит из дома – не ринется ли он тогда этой самой судьбе в руки? Он чувствовал себя пойманным, загнанным в тупик, брошенным в полном одиночестве всеми, на чью помощь он только мог надеяться, и когда мать отправила его и Мельхиора прочь, под покровом ночи, в сопровождении рыцаря ордена розенкрейцеров, то он подумал, что никогда больше не увидит членов своей семьи, что его выбросили вон; что его, может, и доставили в безопасное место, где его не коснутся махинации Себастьяна, но в действительности его предали, продали, о нем позабыли навсегда. Он, тогда маленький мальчик, чувствовал себя мертвецом, чья душа застряла в потерявшем чувствительность теле, и беззвучно кричал, что он сделает все что угодно, лишь бы ему только раз, один-единственный раз дали шанс вернуть все обратно. Охваченный отчаянием, он попытался повернуться к жене и дочери, которых гнали сразу за ним, но получил удар, споткнулся и продолжил путь.