Факелоносцы - читать онлайн книгу. Автор: Розмэри Сатклиф cтр.№ 42

— Сколько тебе понадобится людей? — спросил его Катигерн, когда Аквила три часа назад вызвался взять на себя сторожевую службу.

— Считают, что Горацию на это хватило двоих, но тогда никого не останется в запасе. Поэтому дай мне девять человек, таких, которые добровольно пойдут со мной.

Он имел в виду людей из своего отряда и не ошибся — почти весь отряд мгновенно столпился вокруг него: Амгерит, Глевус, маленький сумрачный Оуэн и все-все остальные, и количество их во много раз превышало цифру «девять», но, прежде чем он успел отобрать нужных ему людей, Брихан, что было уж совсем невероятно, протиснулся вперед, расталкивая плечом плотное кольцо воинов, и с криком «А ну-ка расступись! Дорогу старшим, дети мои!» встал рядом с ним.

Этого Аквила никак не ожидал. Тепла в их отношениях не было с самого начала, с той первой встречи на дороге в Динас Ффараон, и вдруг Брихан как бы по праву встал рядом с ним возле этого обреченного моста, и он, Аквила, воспринял это как нечто естественное, словно привычную, старую одежду. Он украдкой взглянул на молодого кельта и увидел его счастливое лицо. Брихан принадлежал к народу, для которого битва была главной радостью жизни, Аквила же, вышедший из другого народа, не мог разделить эту радость. Единственное чувство, которое им сейчас владело, было острое, как лезвие ножа, леденящее чувство ожидания, но все же какая-то искра пробежала между ними, на мгновение вызвав в них ощущение братства.

На набережной раздался топот бегущих ног — и затем показался человек. Он бежал так, будто за ним гнались адские псы, и при этом что-то кричал. Они не могли расслышать, что именно он кричит, но в этом не было нужды.

— Думаю, они уже близко, — сказал Аквила и неторопливо вытащил меч. Он снова бросил взгляд через плечо. Мост был весь перекошен, и дерево сотрясалось и подпрыгивало от каждого удара топора. Он подумал, что мост долго не простоит, но саксы-то могут заявиться раньше, чем он рухнет.

Разведчик теперь добежал до них и, тяжело дыша, остановился.

— Саксы вышли из леса, — сказал он.

— Сколько их? — спросил Аквила.

— Только передовой отряд, но их больше, чем нас, а за ними идут остальные.

Аквила кивнул:

— Беги дальше и доложи об этом Катигерну.

Гонец тут же сорвался с места, и, когда шаги его глухо застучали по шатким балкам моста, десять отчаянных смельчаков встали плечом к плечу при входе на мост с сакской стороны, держа наготове обнаженные мечи и устремив взгляд туда, откуда должен был появиться враг. А позади них с удвоенной силой заработали топоры. В беспорядочной груде ярких облаков над Дуробривами засияло озерцо чистого неба, цвета увядших колокольчиков, но на нем уже лежала вечерняя тень, и чайки носились и кружились вверху, и крылья их были охвачены закатом. А затем вдали, где-то там, за безмолвным городом, громко затрубил сакский боевой рог.

Аквила мгновенно весь подобрался и застыл, будто хищный зверь, готовящийся к прыжку. Он почувствовал, как некая волна пробежала по шеренге людей, тела напряглись, словно натянутая тетива, дыхания не стало слышно.

— Братья, — начал он неуверенно, — предстоят еще годы битв, и, кто бы ни нанес последний удар, все равно в сегодняшней битве именно нам десятерым достанется честь первой пролитой крови.

Позади себя он слышал хриплые голоса, отдающие команду, раздался треск раскалывающегося дерева и всплеск обрушившейся балки — мост задрожал, как испытывающее муки живое существо. И вдруг крики послышались и спереди и сзади, желтая кошка стрелой промчалась по стене, вздыбив шерсть и задрав кверху хвост, — так тишина ушла из Дуробрив. Передовой отряд Хенгеста хлынул на берег, и последние горящие лучи предзакатного солнца заиграли на железных шлемах, наконечниках копий, на колечках кольчуг. При виде моста, передние застыли на мгновение, но тут же со звериным воем ринулись дальше и обрушились на маленькую горстку воинов, угрюмо дожидающихся их приближения.

Когда сошлись клинки, Аквилу, для которого еще мгновение назад существовало только это острое, как лезвие ножа, леденящее чувство томительного ожидания, вдруг охватила бешеная ярость. Он не раз за последние годы принимал участие в схватках с морскими разбойниками-скоттами, но с той поры, как Вирмунд Белая Лошадь сжег его дом, меч его был впервые направлен на сакса, а он из-за Флавии ненавидел всех саксов смертельной ненавистью. И сейчас эта ненависть расправила в нем крылья, приподняла его, наполняя душу страшной злорадной радостью при каждом ударе, попадающем в цель. Уже дважды рядом с ним падал кто-то сраженный врагом, и тут же на его место вставал другой. Но Аквила этого не замечал, он не видел ничего, кроме сверкающих клинков и лиц, которые надвигались на него, — голубоглазые оскаленные лица над окровавленными клинками. Его собственный клинок тоже покраснел от крови. Сегодня Аквила убивал, убивал и снова убивал, и меч его не знал промаха — он бил точно в цель, вонзался под край щита, а сердце Аквилы отстукивало: это — за отца, а это за Деметрия, за Куно, за Гвину, за старую суку Маргариту. Но, несмотря на то что не кто иной, как Флавия, вызвала эту бурю ненависти, имени ее он не произнес ни разу в этот предзакатный вечер.

Кто-то крикнул ему: «Назад! Ради Христа, назад! Мост падает!» Это заставило Аквилу вернуться в реальный мир, осознать, что он здесь не просто ради того, чтобы убивать саксов, что главная цель — сдержать их натиск и выиграть время. Он отступил назад, сделав длинный шаг, потом еще два, за ним отступили и остальные — те немногие, что остались в живых; пряча подбородки за щитами, они безжалостно рубили Морских Волков. Мост у него под ногами заходил ходуном, качаясь над водой при каждом движении, пока они пятились все дальше и дальше. Затем мост закачался еще сильнее… Аквила услышал голос, перекрикивающий беспорядочный шум битвы, голос, скомандовавший его товарищам прекратить бой, но даже не понял, что это был его собственный голос. Все опустили клинки и отскочили назад; раздался жалобный скрип, потом треск раскалывающегося дерева, и какое-то мгновение, которое показалось Аквиле вечностью, он стоял один, один перед катящейся на него волной саксов. И вдруг он ясно ощутил: за его спиной бездна, огромный провал, пустота; и тут горы, река, рваное темнеющее небо зашатались и накренились на один бок, описав гигантское полукружие, — Аквила с победным криком отпрянул и полетел вниз.

Падающая балка ударила его в висок, задев старую рану, в голове разорвался сноп света, рассыпав сверкающие острые осколки. Он чувствовал, что вокруг все с грохотом валится, рушится, но холодная вода оглушила его, поглотила и сомкнулась над головой… А затем наступила тьма, но тьма какая-то ненастоящая, скорее, какая-то мутная завеса, так и не скрывшая от него до конца мир.

Наконец завеса приподнялась, и, словно сквозь туман, он различил, что лежит на боку на траве, что его только что вырвало, и при этом из него выплеснулось чуть ли не полреки. Он подумал о том, что, наверное, сюда доходят морские приливы, так как во рту все еще сохранялся привкус соли. Он перекатился на живот и слегка приподнялся на руках; чуть погодя, он сообразил, что пора открыть глаза. Он уставился на свои руки в луже ослепительно золотого света — пальцы одной руки упирались в грубый дерн речного берега, а другой сжимали рукоять меча, с которым, вероятно, он так и не расставался. В до боли ярком сиянии он отчетливо видел каждую былинку, и ему показалась чудом крошечная с желтой полоской раковина улитки, живущая своей особой жизнью и отбрасывающая точно такую же законченную и совершенную тень, как и она сама.