Торговец тюльпанами - читать онлайн книгу. Автор: Оливье Блейс cтр.№ 29

— Я запомню твое обещание, Флоренс, и призову на службу, если Небо услышит наши мольбы!

На душе у него стало спокойнее, пожав Грауверту руку, он двинулся дальше и буквально через несколько шагов увидел садовника, который пропалывал свой клочок земли. Насколько при виде мельницы Деруик помрачнел, настолько же повеселел он при виде крестьянина: несомненно, эта встреча — не что иное, как улыбка судьбы, только так ее толковать и следует!

Подтверждение не заставило себя ждать. Завязав с садовником разговор, Виллем узнал, что по соседству — в таверне под названием «Ломоть ветчины» — как раз сейчас собрались торговцы тюльпанами. Но ведь Деруик недавно вступил в коллегию Красного жезла, а коллегии между собой связаны, значит, он имеет право участвовать в торгах!

— Спасибо, голубчик, нисколько не сомневаюсь в том, что ты — орудие Провидения. Ну что ж, тому бродяге я пообещал взять его к себе слугой, как только разбогатею, а ты станешь у меня садовником.

И Виллем удалился, оставив остолбеневшего цветовода посреди его делянки. Он до того раззадорился, что запросто мог войти в незнакомую дверь, ввязаться в торги — он и вошел. И на этот раз его невежество препятствием не стало. Он явился в таверну «Ломоть ветчины» один, без наставника; он сам добился того, чтобы подаренную Паулюсом луковицу внесли в список, и сам представил ее на обозрение двум десяткам ценителей, пусть не таких зажиточных, как в «Старом петухе», но не менее ярых, он спокойно позволил секретарю написать на грифельной доске «неизвестный сорт» и «вес неизвестен».

Впрочем, то, что новоприбывший ни слова не сказал о своей луковице, как раз и произвело на участников торгов самое сильное впечатление: они вообразили, что луковица, владелец которой скрывает ее название, должна быть особо ценной. Виллем, отвечая на любой вопрос высокомерной улыбкой и дважды пригрозив забрать луковицу, «поскольку никто здесь не достоин ее купить», еще подогрел интерес к своему тюльпану, и потому торги прошли живо и закончились быстро. Подарок Паулюса ушел за тысячу триста семь флоринов — ни один из тюльпанщиков столько выложить не мог, но шестеро самых богатых, сложившись, с трудом эту сумму наскребли.

Нарушив обычай, Деруик потребовал, чтобы с ним расплатились немедленно, отказывался ставить свою подпись до тех пор, пока это условие не приняли, и даже после того, как получил деньги, еще поломался: он что же, вот так и вернется домой, без кареты и сопровождающих? И никто из собратьев его не проводит? Что делать… Наняли за счет товарищества обитый кожей кабриолет, поручили двум крепким парням, самым младшим членам коллегии, охранять господина Деруика на пути к его дому, и только после этого тот соблаговолил удалиться. Объявив напоследок, что скоро у него будут новые луковицы на продажу, что он покупает землю под плантации тюльпанов, то есть луковиц будет становиться все больше, и, наконец, что ван Деруики, он и его семья, прославятся как цветоводы не меньше, чем прославились ван ден Хейвели как меховщики.

Некоторые тюльпанщики только посмеялись над самодовольством юнца, но других его высказывания смутили, и они после окончания торгов еще долго обсуждали неожиданное появление важного гостя, произнося его имя так, словно оно принадлежит новому правителю страны. Деруика подозревали в том, что он все хорошенько просчитал наперед и подготовил свою выходку, но это не помешало распространению слухов, и вскоре все уже говорили, что на собраниях тюльпанщиков то и дело появляется весьма достойный негоциант. И дело тут было вовсе не в том, что Виллем продал две луковицы подряд по хорошей цене — эка невидаль, людей восхищало то, каким непривычным способом этот юноша заключает сделки: как он держится, как, чуть повысив голос, мгновенно завоевывает доверие, как неуклонно добивается своего. Дерзость молодого Деруика оказалась куда более действенной, чем мелкие уловки знатоков, сбавлявших цену из-за формы лепестка или игры оттенков. Ну и зачем тратить годы, изучая разновидности цветка, когда все равно лучше пристроит луковицы тот, у кого лучше подвешен язык?

Известность Виллема росла, и слухи вскоре достигли ушей Элиазара ван Берестейна, который тотчас явился пересказать их Паулюсу, сидевшему за карточным столом в «Золотой лозе». Регент, почувствовав небывалый прилив радости, сию же минуту отдал победу противникам и в утешение за то, что резко оборвал игру, щедро угостил всех пивом, да не простым, которым утоляют жажду, а двойным, от которого хмелеют. Смеясь, он накинул плащ, смеясь, переступил порог таверны, продолжал ликовать и на улице.

— Ну, видишь, значит, я не ошибся, поверив в этого мальчика?

Элиазар вяло кивнул.

— Но я никак в толк не возьму, отец… Откуда такой успех? Судя по вашим недавним описаниям, по тому, как Виллем растерялся под напором тюльпанщиков, это робкий, застенчивый паренек. А сегодня о нем говорят…

— …совершенно противоположное? Ну и что в этом удивительного? Человек на заре жизни изменчив, характер его еще не устоялся, тот, кто прежде был робок, в любую минуту может выказать себя храбрецом, вчера он стеснялся — сегодня смотрит на всех свысока. Не один Виллем так устроен!

— Ничего себе «заря жизни»! Ему уже двадцать четыре года! Между нами всего-то несколько месяцев разницы!

— Ты мне надоел! — проворчал Паулюс. — Главное — я вижу, что мой ученик перешел к действиям, что он уже готов отстаивать свое место в суровом обществе тюльпанщиков. Еще чуть-чуть — и он сравняется с лучшими цветоводами Харлема, держитесь тогда, Барент Кардус и Питер Бол! Милый мой Виллем! Не забыть бы его поздравить. Непременно напомни!

Как горько было Элиазару все это слушать — его-то собственные успехи вознаграждались в лучшем случае равнодушной похвалой, в худшем — деловым вопросом: и что мы на этом выгадаем?

— Простите, отец, мне трудно вас понять… Вы уговорили этого молодого человека заняться тюльпанами, вы отдали ему две отборные луковицы из нашей коллекции… Теперь я вижу, что у нас появился соперник, возможно, опасный — так чему тут радоваться?

— Соперник? Какой же он соперник? Виллем ван Деруик — наш союзник, наш компаньон! Разве, ужиная в его доме, мы не пили за успех нашего общего дела?

— Мало ли за что мы пили! Ничего еще не решено, ничего не подписано, а молодежь, вы же сами опять-таки говорили, так непостоянна! А вдруг теперь, с двумя тысячами гульденов в кармане, он захочет вырваться на свободу?

Паулюс отмел эти подозрения одним взмахом руки.

— Вот уж нет! Мальчик вылеплен не из того теста, что мы с тобой, и, по сути, всем мне обязан. С чего бы ему меня обманывать? Только дурак сам продырявит парус своего корабля! И потом, что уж тут скрывать, между нами завязались отношения, которые может ослабить только время…

— А вот этого я боюсь еще больше. В делах чувствам не место. И то, что вы с ним так, по-семейному…

Своим неловким выпадом и сопровождавшей его кислой гримасой, для которой скучная физиономия Берестейна-младшего, казалось, нарочно была создана, Элиазар испортил-таки отцу настроение, до того совершенно безоблачное. Паулюс терпеть не мог унылых людей, мешающих другим радоваться, считал, что смех для его здоровья полезнее всего, и реакция последовала немедленно. Воткнув трость в щель между камнями мостовой, он развернулся вокруг этой оси так, чтобы оказаться лицом к лицу с сыном, и они едва не сшиблись подбородками. Прохожие могли бы подумать, что вот сейчас-то эти двое выскажут друг другу все. Однако губы ректора, пошевелившись, тут же и сомкнулись, словно бы не выпуская готовое сорваться с них грубое слово, он взял себя в руки, успокоился.