Немного отступило к берегу и пешее войско повстанцев. Казаки зажгли впереди своего стана цепь сторожевых костров, оставив при них крепкие караулы с дозорцами на добрую сотню саженей впереди, а войско стало на роздых. Кое-где заранее запалили костры для тех, кто не успел поужинать на острове, и стрельцы одной рукой ложку держали, а другой пищаль или бердыш. Пришла команда и Лазарке Тимофееву с конными казаками — спешиться, выставить дозоры до реки Свияги и за монастырем, коней держать под седлом.
Через полчаса, о чем-то переговорив с нарочным от атамана, походный атаман Лазарка Тимофеев призвал к себе Михаила Хомутова и неожиданно сказал:
— Тебя спешно на военный совет к Степану Тимофеевичу призывают. Идем, сотник.
— Меня? — Михаил поначалу даже не поверил: чтоб его, малознакомого атаману сотника, да на военный совет! Мельком глянул на свое снаряжение — все ли исправно? — поправил пистоль за поясом, неприметно для Лазарки перекрестился. Прошли за линией сторожевых костров, свернули к берегу, на небольшой ровной площадке берегового склона Михаил увидел просторный шатер атамана, сквозь плотную ткань которого не просматривались огоньки свеч, людских теней на стенах шатра тоже не было видно. Но говор доносился, хотя и не совсем явственно, потому караульные казаки были поставлены за добрый десяток саженей. Подошли, Лазарка назвал себя старшему в карауле, хотя казак и без того знал походного атамана, но его спутника-стрельца видел впервые.
— Входи, Лазарка! — различив голос Тимофеева, призвал нетерпеливо Степан Тимофеевич. — Привел самарянина?
— Привел, батька. Вота, сотник Мишка Хомутов, тебе по Самаре добре памятный.
Степан Разин вскинул возбужденные, темные от полумрака глаза на сотника, кивнул простоволосой головой — шапка лежала рядом, на ковре, рукой указал на свободное место справа от входа. В шатре были, кроме, как всегда, Якова Говорухи и Ивана Маскаля за спиной атамана, его есаулы Роман Тимофеев, Михаил Харитонов, Максим Осипов, Василий Серебряков, Алешка Васильев, Семен Свищев, здесь же сидел сумрачный, словно с клеймом дьявола на челе, известный дурной славой на всем Понизовье Ивашка Чикмаз. Еще троих в добротных казацких кафтанах сотник Хомутов видел впервые и поименно не знал, разве что запорожца, которого звали Бобой.
Прервав прежде бывший разговор, Степан Тимофеевич глянул внимательным, испытующим взглядом на заметно взволнованного приглашением Михаила Хомутова, провел в раздумье пальцами по темно-русым усам, огладил курчавую бородку. Некоторая озабоченность, сквозившая в его глазах, сменилась суровостью, и он сказал прямо, без всяких естественных для важного дела обиняков:
— Нужны два-три отчаянных человека, чтоб и на дыбе смолчали, доведись попасть…
— В Синбирск послать? — сразу же смекнул Михаил Хомутов с облегчением в душе — теперь понятно стало, к чему он призван на военный совет! — вспомнился недавний разговор на струге о синбирских знакомцах.
В глазах атамана промелькнули веселые огоньки, он широко улыбнулся, откинувшись на подушку, подложенную под спину, повел взглядом по строгим лицам соратников — озабочены есаулы упорством воеводских рейтар, а ведь московские стрельцы из кремля еще и не вступали в сражение!
— Смекалист ты, Мишка, то похвально! Да, сотник, надобно в Синбирск, в острог своих людей послать с нашими прелестными письмами. Сам же видишь: в остроге стрельцов и детей боярских на валу за частоколом что блох в кожухе! Одновременно биться с воеводой Борятинский и лезть на вал с частоколом острога — все едино, что самому голову на плаху класть! Потеряем лучших казаков. А нам ведь и кремль из-под московских стрельцов добывать надобно.
— Когда идти? — спросил Михаил Хомутов, давая понять, что верные люди у него есть для посылки в Синбирск.
— Нынче же ночью! Вот от меня три прелестных письма, троих и пошли, кто понадежнее. Хоть один да сумеет огласить наше слово к синбирянам, потому как без их поддержки трудновато нам придется… Да, вот еще что, сотник. Изловили мои казаки ныне одного стрельца из города, кажись, Тимошкой кличут. Так он речил, будто днями читан в городе указ великого государя ратным людям, чтоб супротив нас бились крепко… Да только думаю я, что указ писан московскими боярами, а вовсе не великим государем! Потому наше слово и должно ударить покрепче боярского указа!
— Можно того стрельца поспрошать? — заинтересовался Хомутов. — Вдруг да что прояснится…
— Бери. — Степан Тимофеевич в некоторой нерешительности провел рукой по густым кудрявым волосам, закусил нижнюю губу, выказывая тем крайнюю степень озабоченности, потом все же решился присоветовать: — Спроси его, сотник, может, он и спроводит вас в город. Ежели приглянетесь друг дружке… — и добавил: — Да только глаз с него не спускайте в городе, а то сбежит и вас пред стрелецкими командирами огласит! — Степан Тимофеевич, приняв решение, вновь расслабился, обратился к одному из сидящих за дальним от угла столиком: — Алешка, спроводи сотника к месту, где тот стрелец сидит под караулом.
Алешка Холдеев — его со спины и не признал Михаил Хомутов — привстал, с хитринкой в плутоватых глазах подмигнул знакомому по Астрахани сотнику, пошел к выходу. Поднялся и Хомутов.
— Прелестные письма возьми у Алешки, он их саморучно писал, — выпрямившись на подушке, сказал Степан Тимофеевич в последнее напутствие. — Завтрашний день да ночь жду вестей из Синбирска, не более, потому как вослед за Борятинский как бы и воевода Урусов из-под Казани к нашей пшенной каше не подоспел с огромной ложкой. Разобидится князюшка, ежели не отпотчуем как следует… Ну, ступай к делу, сотник.
Михаил Хомутов поклонился атаману и вышел из шатра. Алешка поджидал его у ближнего караула.
— Не чаял тебя здесь увидеть, подьячий, то мне в диво большое! — с искренним интересом проговорил сотник, видя, как уверенно держится при атамане бывший приказной.
По хитролисьему лицу Алешки Холдеева пробежала загадочная улыбка, обернувшись к Хомутову, он блеснул острыми глазами и без тени былой робости и униженности в голосе так же с интересом полуспросил-полуответил:
— Не чаял и я бывшего государева сотника увидеть в атамановом войске! И не простого сотника, а кто ходил супротив своровавших казаков под Яицкий городок и потом свез их до Саратова, передав в руки катам Разбойного приказа!
Михаил Хомутов крякнул невольно, поняв, что если все это известно атаманову писарю, то наверняка известно и самому атаману!
«Надо же! — поразился Михаил Хомутов, сердце тиснула тревожная и холодная спазма. — Знает Степан Тимофеевич, а такое дело доверил! Или еще раз испытывает? Нет, ради испытания не ставят на кон такого важного дела, как судьба сражения за город!»
— Стало быть, Алешка, по нашим судьбам одинаково воеводской бороной проехали! Теперь под рукой Степана Тимофеевича счастье-клад искать будем!
Алешка, продолжая разговор, между тем уверенно шагал во тьме по кочкастому берегу. Он неопределенно хмыкнул, пожал узкими сутулыми плечами, с загадкой ответил: