Южная Африка. Прогулки на краю света - читать онлайн книгу. Автор: Генри Воллам Мортон cтр.№ 95

Пустыня Кару быстро погружалась в ночь. Луна уже взошла и сейчас висела в футе над горизонтом. По мере того, как она поднималась, вся пустыня окутывалась призрачным серебристым туманом, и каждый куст отбрасывал собственную тень. Это время, когда в воздухе начинают мелькать летучие мыши (в точности как у нас дома), когда таинственный муравьед выползает из норы на ночную охоту, когда грозный леопард сладко потягивается на полную луну и грезит об антилопах и бабуинах.

Погруженная в серебряное безмолвие пустыня Кару была невидима, ее будто заперли в ночи до следующего утра, когда солнце снова займет законное место на небосклоне. Мне было жаль уезжать из Кару. Я чувствовал, что мог бы остаться здесь надолго, возможно, даже навсегда. Пустыня — коварное место. Мне рассказывали о людях, которые, однажды приехав сюда, так и не сумели больше уехать. Сколько людей Кару поймала в свою ловушку… И скольких еще поймает!

Я рассматриваю алмазы в Кимберли и отправляюсь на прииски реки Вааль, где трудятся охотники за богатством. Я посещаю новый золотоносный район в Одендалсрусте, останавливаюсь на ферме и встречаю Рождество в Потчефструме.

1

Расстояние между Блумфонтейном и Кимберли составляет сто миль, и все это пространство занимает голая белесая земля, усеянная муравейниками высотою в шесть-семь футов. Местность выглядит так, будто здесь побывало несколько сотен самосвалов, груженых порошком какао, и все они освободились от своего груза, кое-как разбросав его кучами. Однако здешний грунт — это не какао. Упомянутые холмы и холмики тверды, как сталь; и хотел бы я посмотреть на того муравьеда, который с ними справится.

Везде, где есть муравейники, появляются и сурикаты — небольшие забавные существа с симпатичными мордочками. Сурикат представляет собой некий гибрид белки и ласки. Обычно он сидит, вытянувшись столбиком, и внимательно наблюдает за дорогой. Коротенькие передние лапки свисают над животом, на чуткой мордочке пара больших, обведенных черными кругами глаз — вот портрет суриката, самого знатного сплетника во всей Южной Африке. Для этого зверька весь вельд — его личная веранда.

С вашим приближением он поспешно юркнет в нору, но недалеко и ненадолго. Если, проехав мимо, вы оглянетесь, то увидите, что сурикат уже вернулся на свой пост. Да еще не один, а в сопровождении многочисленных друзей и родственников — вся компания застыла в ожидании следующего путника. Насколько мне известно, существует две разновидности сурикатов: один серый, с обычным тонким хвостом, а второй — ваайерстерт, то есть веерохвост. Его хвост действительно оканчивается увесистой пушистой кисточкой, которую сурикат с успехом использует в качестве зонтика. Нередко можно наблюдать, как он сидит, укрывшись в тени собственного хвоста! Сурикаты очень распространены в этой части Свободного государства — пожалуй, не менее, чем когда-то кролики в Англии.

Шустрый любопытный сурикат, сидящий рядом с муравейником; похожая на лорда-камергера птица-секретарь, важно шествующая по полю; маленькая вдовушка в своем неровном, спотыкающемся полете; и бородач-ягнятник, внезапно взмывающий в воздух при вашем появлении — вот самые характерные обитатели южноафриканского вельда, образ которых я навечно сохраню в своей душе.

Однако в этот раз мне повстречалась по дороге еще одна птица — мелкая дрофа, которую здесь называют корхаан (или кнорхаан), что в переводе означает «бранчливый петушок». Имя это подходит птичке как нельзя лучше. Ведь недаром же сурикат держит дрофу за бессменного сторожа! Стоит лишь на горизонте появиться какой-либо угрозе, как наш корхаан разражается громким, раздраженным «крак-крак-крак». Птица эта не только бдительная, но и совершенно неуловимая. Попробуйте как-нибудь поймать ее и сами убедитесь: визгливый голос дрофы доносится то с одной, то с другой стороны, но самой ее не видно. Позже выясняется, что все это время корхаан прятался у вас чуть ли не под ногами.

Я ехал безостановочно, пока не заметил посреди голого вельда жалкую обветшалую ферму, прятавшуюся в тени нескольких эвкалиптов. Я в удивлении притормозил. Интересно, как кому-то в голову могла прийти мысль обосноваться в здешних гиблых местах? На что, на какие дары бесплодной каменистой земли они рассчитывали? Я оглядел ферму повнимательнее. На месте бывшего палисадника громоздились муравейники, надворные постройки покосились — того и гляди упадут! Под жаркими лучами полуденного солнца рифленая крыша раскалилась чуть ли не добела. Я постучал в дверь, намереваясь задать какой-нибудь безобидный вопрос — например, как проехать в Кимберли. А там, глядишь, завяжется разговор…

Женщина, отворившая мне дверь, выглядела худой и бледной. По лицу ее читалось, что она давно уже не ждет от судьбы ничего хорошего. Удивление, промелькнувшее в глазах женщины, тут же сменилось опаской. Похоже, она решила, что я принес судебную повестку или пришел требовать арендную плату. Убедившись, что ничем подобным мой визит не грозит, женщина пригласила меня в дом. Мы прошли в тесную и темную гостиную, посредине которой стоял обшарпанный стол и несколько набитых конским волосом стульев. К своему удивлению, я обнаружил в углу комнаты старенькую фисгармонию, а на стенах картинки в зелено-голубых тонах, изображавшие египетские пирамиды.

Извинившись, женщина вышла, а вместо нее появился хозяин дома — высокий сдержанный африканер с той же самой печатью безнадежности на лице. Я еще раз представился, и мужчина заметно расслабился. Он уселся на шаткий круглый стульчик возле фисгармонии и замер, подобно персонажу древнегреческой трагедии — огромные руки сложены на коленях, а взгляд блуждает, то и дело обращаясь к раскрытой двери. Не знаю, что уж он надеялся там увидеть, ибо снаружи не было ничего, кроме беспощадного зноя, столь же плотно утвердившегося на этой земле, как медная крышка на кастрюле.

Да, ужасная сушь стоит! Ферскриклик! Вся кукуруза посохла, да еще вдобавок в ней завелся какой-то вредный жучок. И весь скот ушел в трек. Некоторые фермеры вынуждены продать свое хозяйство и податься в город на заработки. Он неловко, с несчастным видом поерзал на стуле.

Женщина вернулась в комнату с подносом, на котором стояли стаканы с чаем. Из-за ее юбки застенчиво выглядывали трое босоногих мальчишек с растрепанной соломенной шевелюрой — этакие маленькие Гекльберри Финны. Мы прихлебывали горячий чай и молчали. Ни мне, ни им не хотелось говорить о той невидимой битве за выживание, которая велась под раскаленной рифленой крышей. На душе было тяжело, и я гадал про себя, сколько еще они протянут. Как долго смогут выдерживать эту беспощадную осаду? Сколько дней (или недель) им придется ждать, прежде чем по крыше забарабанят вожделенные капли дождя?

Я ехал по дороге и думал о том, что многие в Южной Африке занимаются фермерством не в надежде обеспечить себе жизнь, а в силу наследственной привычки. Ведь работая на земле, в здешних краях не разбогатеешь. Подлинные сокровища земли скрываются глубоко под поверхностью. Если бы мне в тот день явилась добрая фея и предложила загадать желание, я бы попросил у нее, чтоб во дворе этой убогой фермы обнаружилась парочка «Куллинанов». То-то было бы шуму в «Де Бирс»!