Святая Земля. Путешествие по библейским местам - читать онлайн книгу. Автор: Генри Воллам Мортон cтр.№ 133

На реке я заметил и необычные рыбацкие лодки, их называют гуфа; наверное, Ной отверг их как слишком примитивные и старомодные. Это круглая плетеная корзина, способная вместить до двадцати человек, а некоторые суда могут взять на борт овец и лошадей; для того чтобы они не пропускали воду, плетеные конструкции обмазывали битумом. Я пообещал себе, что непременно пойду в Британский музей и взгляну на лодки-гуфа в залах Ассирии и Вавилона, потому что, я уверен, такие суда должны были существовать на Евфрате с древнейших времен. Лодочники правят черными гуфа с помощью весел, умело передвигаясь вдоль берега, отталкиваясь на мелководье; чтобы причалить, кто-то выпрыгивает за борт и подтягивает лодку на тонком канате к берегу.

Пока я наблюдал за гуфа, три женщины в черном прошли в зеленоватой тени пальм с кувшинами на плечах. Прежде чем наполнить сосуды водой, они подняли вуали, полагая, что их никто не видит, и на мгновение остановились, чтобы поболтать «на реках вавилонских». Теперь, услышав этот псалом, я буду всегда вспоминать маленькую группу на берегу Евфрата — трех женщин в черном на фоне синего неба, пальм и бегущей воды.

Мне бы хотелось подольше остаться в Хилла; сэр Эрнест Уоллис Бадж в книге «По Нилу и Тигру» отметил: «Евреи из Хилла, несомненно, являются потомками тех, кто эмигрировал из той части Вавилона, которая была заселена вплоть до X века н. э., и в течение многих поколений они занимались торговлей антиквариатом». Есть странная ирония, согласная со словами Иеремии, в самой мысли о том, что часть прежнего Вавилона принадлежит теперь потомкам бывших пленников.

3

Каждое утро, в 8:30, король Гази, младший сын короля Фейсала, проезжал в офис из скромного дворца на западном берегу Тигра. Он пересекал мост Мод и следовал по улице ар-Рашида. Движение останавливалось. Машины, повозки, экипажи, лошади, случайные в городе верблюды отступали к обочине и ждали, пока проедет король.

Впереди ехали два полицейских на мотоциклах: зоркий глаз имел шанс разглядеть в мчащейся мимо машине фигуру в одежде цвета хаки и черных очках. Процессия довольно скромная, в восточном городе она является образцом поучительной пунктуальности; глядя на нее, я невольно вспоминал короля Фейсала: интересно, что бы сказал тот, если бы мог предвидеть все это в дни, когда он вместе с Лоуренсом Аравийским в пустыне, среди пальм оазиса Вади Сафра, готовил восстание.

Как-то утром, как только проехал король, я взял такси и снова отправился в Вавилон. Я прогулялся среди песчаных насыпей и исследовал руины храма Мардука — очередной вавилонский зиккурат.

В ходе раскопок немецкие археологи обнаружили две загадочных подземных комнаты позади святилища. Профессор Колдуэй считает, что это спальни для тех, кто жаждал откровений оракула или проходил лечение сном. Он утверждает, что именно здесь бодрствовали всю ночь военачальники Александра Македонского, пока умирал от лихорадки их повелитель.

Из всех событий, происходивших в Вавилоне, полагаю, нет такого, что затрагивало бы воображение сильнее, чем смерть молодого Александра, которому не исполнилось еще и 33 лет. Смерть человека, за двенадцать лет создавшего новый мир! Записи о его деяниях были сделаны военачальниками, врачом, смотрителями дорог, капитанами его кораблей, но все они канули в вечность; и хотя поздние историки, на рассказы которых мы полагаемся, представляют Македонца всего лишь воином, нечто за пределами литературы сохранило до нашего времени величие его духа. Любой араб в пустыне расскажет вам историю Искандера Зу’л Карнайна — Александра Двурогого; в горах Персии, Индии или его родной Македонии крестьяне все еще говорят о нем, и, хотя их предания с годами обрели фантастические черты, осталась память о том, кто за короткие годы жизни успел стать легендой.

Есть нечто прекрасное и печальное в фигуре Александра, и ни одному из авторов пока не удалось точно это выразить. Вероятно, секрет в том, что сам Александр называл словом потос — стремление, желание, тоска по далекому и недоступному, то состояние ума, которое поздние комментаторы описывали как «человеческую, сердечную тягу, тайную и почти незаметную, мучительную остроту ощущений», беспокойство, которое «постепенно росло и стало движущей силой для завоевания мира». Практически любая работа по истории христианства начинается за три века до Рождества Христова, с рассказа о молодом человеке, который уничтожил барьер между Востоком и Западом, распространил по всему миру греческий язык и культуру, положив начало эпохе эллинизма. Те, кто во всем зрит руку Божию, не увидят в этом ничего случайного. Кажется, наш мир вырос из завоеваний Александра, он медленно, на глубинном уровне готовился к восприятию христианства, как сад готовится к принятию рассады. Святой Павел, порожденный эллинизированным миром, странствовал по Европе, распространяя слово Божие в эллинистических городах. Евангелие было записано на койне — повседневном разговорном греческом, который после завоеваний Александра стал эсперанто эллинистического мира. История Иисуса рассказывалась людям I века на языке рынка и улицы. Значит, ни один христианин не может посетить Вавилон, не испытывая чувства, что здесь, среди холмов черной пыли и желтого песка, скончался тот, кто стал невольным предтечей христианства.

Собственно, подробности смерти Александра хорошо известны, но многое нам хотелось бы узнать.

«Весной 323 года до Рождества Христова весь порядок вещей от Адриатики до Пенджаба зависел от одной воли, одного разума, вскормленного эллинской мыслью. А затем рука Божия, словно совершая фантастический эксперимент, убрала этого человека с игрового поля», —

так пишет об этом Э. Р. Биван в книге «Дом Селевкидов».

Было начало июня, и Вавилон был переполнен войсками Александра, ожидавшими приказа о новом походе. Он построил военный порт, достаточно большой, чтобы вместить флот из тысячи боевых кораблей, и многие суда были изготовлены на месте; другие корабли пришли из Тира в Фапсака на Евфрате. Самые старые суда совершали историческое путешествие вниз по Инду, через Индийский океан и в Персидский залив. Моряки и рыболовы с финикийского побережья подготовили флот для морского похода.

Накануне выхода в путь у правителя случился приступ лихорадки, вероятно, он подхватил ее на болотах к югу от Вавилона, которые посещал, чтобы спланировать новую ирригационную систему. И хотя лихорадка оказалась жестокой, он настоял на проведении обычных жертвоприношений, однако к алтарю его пришлось нести на носилках. Следующий день он провел в постели из-за болезни, но обсуждал с начальником флота предстоящий поход, выступление в который, по его воле, было назначено через четыре дня. Вечером он катался на гребной лодке по Евфрату, остановился в милом домике среди садов, где воздух был прохладнее, чем в городе. Шесть дней он лежал в лихорадке, участвуя в ежедневных религиозных церемониях и последовательно откладывая отправление флота.

Когда у него поднималась температура, он нервничал из-за отсрочки похода и отказывался отдыхать, пока его не пришлось доставить назад, в городской дворец, где Александр был ближе к своим военачальникам. Окружающим стало очевидно, что он умирает. Военачальники ожидали в соседней комнате, рядом со спальней, а командиры рангом ниже столпились во дворах и передних залах дворца; проходя к царю, они видели, что Александр уже не в силах говорить с ними. В войсках распространился слух, как это было в момент, когда правитель отправился в одиночку в индийскую крепость, что он уже мертв; воины-македонцы пришли в таком количестве, что охрана не смогла сдержать их и вынуждена была впустить солдат во дворец.