От Каира до Стамбула. Путешествие по Ближнему Востоку - читать онлайн книгу. Автор: Генри Воллам Мортон cтр.№ 36

Тем не менее ритуал христиан-абиссинцев, напоминающий обряды древнего Израиля и Древнего Египта, производит огромное впечатление.

Ничто не могло бы служить лучшей иллюстрацией разнообразия религиозных культов, отправляемых в храме Гроба Господня. Обряды, давно забытые Западной церковью, и поныне совершаются у Гроба Христа. Когда копты служат свою мессу, до нас долетает эхо языка, на котором говорили фараоны; язык сирийской литургии напоминает арамейский, а на нем, как известно, говорил Христос. В сравнении с этими языками греческий Нового Завета, который использует православная церковь, — современный язык.

В песнопениях абиссинцев, между тем, появились жалобные ноты. Мой приятель шепнул мне, что это они оплакивают смерть Христа. В барабан теперь били реже, систры звучали тише. Патриарху подали Евангелия, напечатанные на геэз, литературном эфиопском, и пока монахи окуривали все вокруг ладаном, он нараспев читал о Страстях Христовых.

Потом барабаны, создававшие тихий, пульсирующий фон, зазвучали громче и быстрее, и вот мы все, выстроившись попарно, с роскошными «волхвами» во главе, со свечами в руках вышли под звезды и полную луну — искать тело Христа.

Этот ритуал, по сути дела, драматическое воплощение Воскресения. Патриарх дочитал до того места, когда три Марии пришли к заваленной камнем пещере, чтобы умастить мертвое тело Спасителя благовониями. Здесь они увидели ангела в белых одеждах, который сообщил им, что Христос восстал из гроба…

И вот чернокожие монахи инсценируют этот рассказ. Странной шаркающей походкой они кружат по крыше в лунном свете, крича, что могила пуста, притворяясь, что ищут Его мертвое тело. У каждого в руке по свече, а патриарх почему-то шествует под зеленым с золотом зонтом.

Полная луна сияет над Иерусалимом, украшенные драгоценными камнями короны отбрасывают красные и зеленые блики. Фантастическое шествие мало-помалу превращается в жутковатый ритуальный танец под звуки тамтамов и систров.

Четыре раза мы обошли крышу часовни Святой Елены. Невыразимо скорбные погребальные песнопения продолжались, били африканские барабаны, чернокожий патриарх, окруженный монахами, бродил под своим парадным зонтом и время от времени творил в лунном свете крестное знамение.

Все это напоминало бы дикую африканскую глубинку, но пламя свечей, которые участники обряда держали в руках, освещало их мягкие черные лица, и на них отражались все оттенки истинного религиозного чувства.

На четвертом круге тамтамы смолкли, а систры продолжали звякать. Стенания тоже не прекратились. Я вспомнил слова ангелов, обращенные к Марии-Магдалине:

«Жена! что ты плачешь?» и ее ответ: «Унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его» (Ин 20, 13).

Эти чернокожие люди древним обрядом на крыше храма Гроба Господня по-своему, по-дикарски, выражали скорбь всего христианского мира о кончине Иисуса Христа.

Внезапно стенания прекратились. Чернокожие монахи молча вернулись в шатер и окружили патриарха. Мы тихонько удалились.

— Они будут горевать до утра, — прошептал мой друг, — а потом отпразднуют Воскресенье — и станут столь же счастливы, сколь сейчас удручены.

Мы спустились по темной лестнице, пересекли пустынный храм Гроба Господня и вышли на спящие улицы Иерусалима.

Ночным автобусом я еду из Дамаска в Багдад, смотрю на пустыню за окном и обретаю на пару часов уголок Англии на остановке в местечке Эр-Рутба.

1

Перед закатом стало прохладно, воздух приобрел какой-то льдистый привкус. Зима, уже выбелившая Таврские горы, теперь дохнула и на Сирийскую пустыню. Я навалил на себя все одеяла и пальто, какие нашел. В окне в белом свете звезд сияла, безмолвна и тиха, Пальмира. Над развалинами, подобно привидениям, поднимались колонны. Я представил себе, сколько мужчин и женщин возлежат под землей на своем последнем пиру. Это, безусловно, великий город — как все умолкнувшие древние города, где когда-то надеялись и мечтали.

Ранним утром у гостиницы уже стоял длинный, видавший виды автобус, весь в коричневой пыли. На боку у него красовалась надпись «Нейрн транспорт компани». Это тяжеловатая и вытянутая разновидность модели, так резво курсирующей по английским пригородам. Водитель специально остановился в Пальмире, чтобы взять пассажиров; обычно автобус без остановок следует из Дамаска в Багдад.

Я вышел в фойе отеля. Несколько замерзших пассажиров пили кофе по-турецки. Они выглядели, как путешествующие в почтовой карете на эстампе Алкена. Однако вместо полногрудых служанок по фойе шлепал заспанный мальчишка-араб в полосатой галабии и с подносом. Он разносил местный хлеб и мед в сотах цвета темного хереса. Топилась печь, от дыма пощипывало в глазах.

За столом администратора сидел широкоплечий мужчина футов шести ростом. На нем были старые фланелевые брюки и кожаная куртка для игры в гольф. Приглядевшись внимательней, я сообразил, что это один из тех крупных мужчин, внутри которых прячется мальчишка-школьник. Он спросил у меня паспорт, и я так понял, что он и есть водитель багдадского автобуса, тот самый, кого все называют Длинный Джек.

Мы с Длинным Джеком выпили по чашке кофе, и за это время он успел рассказать мне, что родился в Веллингтоне, в Новой Зеландии, а в Сирию приехал одиннадцатилетним мальчиком. Братья Нейрн, Джерри и Норман — тоже новозеландцы. Они служили в Палестине во время войны, а потом основали здесь свою транспортную компанию. Джека взяли водителем, и он уже со счета сбился, сколько раз съездил в Багдад и вернулся оттуда в Дамаск. К нему подошел сириец и что-то шепнул на ухо.

— Это мой напарник, — объяснил Джек. — В каждом автобусе по два водителя. Один спит, другой ведет машину, так что можем ехать ночью.

Он встал и объявил:

— По машинам!

Мы вышли в прохладное светлое утро.

Двигатель мощностью семьдесят пять лошадиных сил взревел, автобус мягко тронулся с места и покатил мимо руин Пальмиры. Было почти восемь утра. К следующему утру мы должны были добраться до Багдада.

2

Расстояние между Дамаском и Багдадом — пятьсот двадцать семь миль, и автобусы компании «Нейрн» преодолевают его за двадцать четыре часа, всего с двумя плановыми остановками: в форте Эр-Рутба — это середина пути, и на границе с Ираком в Рамади — где пассажиры проходят паспортный контроль. Караван верблюдов добредал до Багдада за два месяца.

Пустыня, тянущаяся по обе стороны до самого горизонта, — это не песок, а гравий, местами красноватый. В сухую погоду поверхность твердая, а после дождя становится вязкой. Ряды низких коричневых холмов оживляют монотонный пейзаж, и время от времени попадается нечто похожее на вулканические породы. Длинные русла рек бороздят пустыню, в основном в северо-восточном направлении, в сторону Евфрата. Но они совершенно сухи и наполняются только после дождей. Дорога, как обычно бывает в пустыне, — это всего лишь колея от колес прошедших здесь раньше автомобилей. Когда поверхность стала более твердой, колея исчезла, и Длинный Джек, казалось, выбирал дорогу чисто интуитивно, но я несколько раз замечал, что, оказавшись снова на рыхлой земле, он безошибочно «попадал в след».