Мужайтесь и вооружайтесь! - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Заплавный cтр.№ 60

— Сравнение твое не к месту сказано, Дмитрий Михайлович, — нахмурился Оболенский. — На ту пору, когда наши посланники за королевичем в Стокгольм явились, король шведский здоровьем совсем упал. Хвори его замучили, преклонные лета, война с Данией, другие заботы. Не до Новгорода ему уже было. Смерть за ним по пятам шла. А когда король Богу душу отдал, Карлу-Филиппу поневоле задержаться пришлось. Сперва на похороны отца, а после на коронацию старшего брата, Густава. Зато теперь он в дороге и, надо думать, скоро в Новгород прибудет. Уверяю тебя: такой статьи, как учинил над Московским государством Жигимонт, от шведского королевича мы не чаем.

— И мы тако ж! — заявил Морозов, а Долгорукий и Головин его в голос поддержали.

Видя за спиной Пожарского такое единодушие, Отрепьев-Смирной с ходу в наступление перешел:

— При чем тут Жигимонт и его сын Владислав? Между ними и Карлом-Филиппом такая же разница, как между булыжным и самоцветным камнем. Учинил Жигимонт неправду над Голицыным и другими послами московскими, да тем себе какую прибыль сделал? Теперь мы без них собрание против врагов наших, польских и литовских людей, держим, на Карла Филиппа уповаем, его ждем.

— Без кого это без них? Без Голицына, что ли? — неожиданно для самого себя взорвался Пожарский. — Да если бы теперь такой столп, как родословный князь Василий Васильевич, был здесь, то за него бы все держались! И я мимо него судить, кому на царство поставиться, не стал бы. К такому делу меня бояре и вся земля приневолили. Но они же велели вам передать, что Земской собор согласен Карла-Филиппа лишь по летнему пути ждать, а если и дальше проволочки начнутся, поступать по своему усмотрению. Справедливо это или нет, вам решать, други. Что скажете?

— Справедливо! — подал голос один из новгородцев.

— Всякому делу своя пора, — присоединился к нему другой.

И вдруг вся палата загудела, как растревоженный улей.

— Чего зря время тянуть?.. Свой государь-батюшка надежней… Кому земля поклонится, тому и будем служить… Пусть за царя его вера скажет…

Разволновался и князь Оболенский. Дождавшись, когда шум уляжется, он торжественно изрек:

— От истинной православной веры мы не отпали, братья. Как условились, королевичу Филиппу-Карлу будем бить челом, чтоб он в нашей православной вере греческого закона был, и за это хотим все помереть. А коли Карл-королевич не захочет быть в православной христианской вере греческого закона, то не только с вами, боярами и воеводами, а со всем Московским государством вместе, хотя бы вы нас и покинули, мы одни за истинную нашу православную веру помереть готовы, а не нашей, негреческой веры, государя не хотим!

— Святые слова! — просиял светлыми, глубоко посаженными глазами Пожарский. — Ну тогда, Федор Тимофеевич, нам три дела сделать осталось. Первое дело: скрепиться на том, чтобы людям Новгородского государства быть с нами в любви и совете, войны не начинать, городов и уездов Московского государства к себе не подводить, наших жен, детей и мужей, задержанных в новгородских землях, на тех, что бежали в Ярославль от новгородского взятия или были иманы со шведами в языцех, обменять, вольную торговлю на обе стороны открыть. Верим, что королевич к вам скоро придет и православную веру перед лицом земли примет.

— Можешь считать это дело решенным, князь. Сам видел, что все мы за него грудью стоим. Переходи ко второму.

— Второе от первого не отделимо. Устный уговор хорошо, а письменный — лучше. Вот мы и хотим его на лист положить и своих людей с тобою в Новгород отправить.

— Разумно, — одобрительно глянул на него Оболенский. — Наше соглашение только крепче от этого станет, а возвращение — почетней. Отправляй, Дмитрий Михайлович! А пока доверенных следовать в Новгород огласи, — и с улыбкой добавил: — Сдается мне, что у тебя с ними все наперед поименно решено.

— Почему «у меня»? — пожал плечами Пожарский. — У нас! У всех, кто здесь Совет всей земли представляет. Не уговорясь на берегу, не пускайся в реку. Вот и мы того же правила держимся… А послать в Новгород мы наметили людей достойных и разумных. Перво-наперво городового дворянина Секерина. Встань, Перфилий Иванович, представься.

С лавки неподалеку от них поднялся невысокий, крепко сбитый пожилец со следами давних ожогов на широком скуластом лице.

— В товарищах с ним пойдет посадский человек Шишкин Федор сын Кондратьев. Покажись, Федор.

Шишкин оказался напротив очень высоким и дородным.

— Ну а с ними подьячий Девятый Русинов. Где ты, Девятка?

— Здесь я! — из дальнего угла отозвался тот и с чувством поклонился новгородцам.

— Стало быть, и со вторым делом разобрались, — подытожил Оболенский. — А третье дело какое?

— Тебя от души обнять, Федор Тимофеевич, а в твоем лице всех твоих сопроводителей. Хороший разговор у нас составился. Его бы и впредь по-братски держать.

Тут они разом встали и крепко обнялись.

Едва отбыли восвояси новгородские послы, Ярославль загудел, как растревоженный улей. Ополченцев на посаде заметно прибавилось. От пристани к Большим воротам и дальше вереницей потянулись возы с упрятанными под рогожи грузами. Кузнечные дворы задымили, заухали, наполнились пригнанными на подковку коньми. Распахнулись оружейные амбары. В ближние и дальние города и слободы поскакали порученцы Дмитрия Пожарского, а навстречу им зачастили посыльные с загородных станов. Не остались в стороне и посадские люди. Побросав свои дела, стали они собираться то здесь, то там, чтобы обсудить последние новости, а заодно на сборы земской рати поглазеть.

— Ну наконец-то дело стронулось! — радовались они. — Осмотрением князя Пожарского Совет всей земли с Великим Новгородом замирился. Теперь у ополчения руки развязаны. Можно и по ляхам с плеча ударить. Эвон какая силища на Которосли и Пахне собралась!

Однако вперетык к серьезным речам тут же и шутейные зазвучали.

— Хорошо чужой рукой бить, а ты своей ударь-ка, смоги! Небось сто оправданий найдется. Пошел бы-де я на ляхов войной, да седло у меня репьяное, плетка гороховая, конь из глины леплен, а жена ненаглядна ждать не обучена. Вот и жаль мне ее без призору оставлять. Петухов-то вокруг вон сколь, и все со шпорами. Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Около — четыре, а прямо — шесть!

На веселую беседу все падки. Кому не охота народ посмешить, свою шутку к чужой пристроить? Вот и вылазит вперед очередной балагур. Озорно ухмыльнувшись, просит:

— Иван, зануздай мою кобылу!

Затем, изменив голос, сам себя спрашивает:

— Зачем это?

— Не видишь, что ли, Москву назад брать еду!

— А сам что, справиться с кобылой не могешь?

— Да ты глянь, паря, у меня-жеть ломоть в руках.

— Ну дак положи его в шапку.

— Не лезет!..