Кортес - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ишков cтр.№ 59

— Слыхано ли, чтобы великий государь, подобный мне, добровольно покинул собственный дворец и по собственной воле отдался в плен чужеземцам! Я согласен, что причины стычки на побережье должны быть расследованы. Вот мой перстень, предъявителю которого должен повиноваться всякий, кто живет в Мехико и на принадлежащих ему территориях. Я немедленно пошлю гонца с предписанием, чтобы вождь виновный в нападении на побережье, немедленно прибыл в столицу, где мы добросовестно изучим все обстоятельства этого злодеяния. Однако, Малинцин, мне кажется, ты преступаешь обязательный для всякого гостя закон гостеприимства и пытаешься навязать мне, полновластному хозяину этой страны, свою волю.

Наступил решающий момент. Теперь отступать было поздно — или здесь в самом сердце Теночтитлана прольется наша кровь, или этот туземный вождь подчинится нашим справедливым требованиям.

— Ни о каком плене или любом другом стеснении ваших прав и речи не может идти. Мы всего-навсего настаиваем, чтобы вы сменили место пребывания и по-прежнему полновластно и без всякого нажима руководили своей страной. Мы были вынуждены пойти на этот шаг исключительно в целях вашей и нашей безопасности, чтобы никакие посторонние обстоятельства или злые люди не смогли помешать отправлению правосудия, к которому вы, великий государь, имеете такую большую склонность. Нам известно, что в начале вашего правления вы навели порядок в судопроизводстве, после чего ваша страна стала небывало процветать. Поэтому мы вполне полагаемся на ваш суд, который должен определить истинных виновников случившегося. Кроме того, эти изменники-чолульцы настаивали, что именно от ваших послов получили приказ жестоко расправиться с нами.

Мотекухсома долго молчал, мы обступили его. Сановники, пораженные прозвучавшими в зале для приемов речами, начали было скапливаться у выхода. Намерения у них были явно недобрые, однако Берналь, стоявший у выхода из зала, обнажил меч и отогнал индейцев.

Мотекухсома вскочил, однако тут же сел на прежнее место.

— Даже если бы я согласился последовать за вами, мои подданные никогда не простят вам такое унижение.

— Стоит вам, государь, проявить добрую волю и объявить, что вы совершаете это шаг по собственной воле, в интересах государства, и они покорятся. Ведь, как нам известно, не бывало такого в стране ацтеков, чтобы кто-то осмелился перечить воле тлатоани.

Так мы долго препирались. Мотекухсома предлагал отдать в заложники своих сыновей и дочерей, однако я стоял на своем. Наконец Веласкес де Леон не выдержал, выхватил наполовину шпагу и тут же опять с шумом вогнал её в ножны.

— Какой смысл тратить слова на этого варвара! Отступать поздно. Схватим его, а если будет сопротивляться, вонзим шпаги в его сердце.

Губы у Мотекухсомы дрогнули. Он обратился к донне Марине с просьбой перевести, что сказал этот представительный, богато одетый чужземец.

Марина кротким голосом объяснила повелителю, что пополокас не желают отступать от своих требований, и если он не последует за ним, то в них сейчас проснется дух бога войны. Тогда они впадут в неистовство и ацтеки осиротеют. Зачем лишать единственной надежды свой народ, добавила он. Еще страшнее, что подходит час, когда просыпаются чудовища грома и молний, чей голос жители Теночтитлана слышали вчера вечером. Они требуют жертв и утихомирить их можно только исполнив волю Малинцина. Что в этом преступного или недостойного, если великий Мотекухсома по собственной воле перейдет в покои своего отца, могучего Ашайякатла. В его положении ничего не изменится, он по-прежнему будет окружен домашними, весь строй его жизни, ежедневные утехи, любимые жены и наложницы будут приходить к нему по его первому же требованию, и, самое важное, порядок в мире, который столько лет так успешно поддерживал великий Мотекухсома, останется прежним. Если же он проявит строптивость, то это будет знак богам, что они ошиблись в нем. Они отвернутся от него, тогда нельзя даже представить, что случится со вселенной, с круговоротом дня и ночи, с блеском могучего солнца Тонатиу, воплощения Уицилопочтли. Если он считает подобный поступок унижением, он ошибается. Это испытание, которому желают подвергнуть его небожители перед великой наградой, которая ждет его. Сейчас они всего лишь наблюдают. Боги замерли…

Мотекухсома опустил голову и пробормотал, что он согласен.

Эта женщина, которая столько лет мечтала об этой минуте, которая жила несбыточной надеждой увидеть сломленного, погибающего от справедливого воздаяния ацтека, ни голосом, ни взглядом не выдала своих чувств. Так же кротко, не поднимая глаз на дона Эрнандо, она объявила, что великий государь вполне удовлетворен этими объяснениями и в интересах вселенной, страны и народа согласен сменить ставку и перейти на жительство в дом своего отца.

Советники и слуги, находившиеся в зале — их, несколько человек, держали под охраной два наших солдата, — застыли как истуканы. Они собственными ушами слышали, как тлатоани пошел на поводу у грубых и заносчивых чужеземцев. Он внял доводам нарядной, красивой змеи в женском обличии!.. Это Мотекухсома, ходивший с победоносными походами до самого побережья, окончательно подмявший под себя Тескоко, который никогда и нигде не позволял ронять свое достоинство разговорами с низшими по рангу людишками?!

Изумление охватило дворцовую стражу и сотни людей, которые толпами стекались на площадь, чтобы защитить честь и достоинство своего владыки, когда дворцовый глашатай срывающимся голосом объявил о перемене места пребывания живого солнца. Теперь оно будет светить во дворце своего отца… Обращенные к народу слова Мотекухсомы вызвали всеобщее смятение. Тлатоани подтвердил все сказанное глашатаем и добавил, что никто не волен ослушаться богов, чьим воплощением он является. «Радуйтесь, ацтеки! — провозгласил он. — Солнце по-прежнему будет вставать на востоке и скрываться на западе. Дни будут светлы, а ночи темны. Маис — набирать силу, полнить отборным зерном початки, а всемогущий Тлалок поливать землю благодатным дождем».

Без всяких помех мы добрались до дворца Ашайякатла. Еще не до конца уверовав в успех, прошли через ворота, которые тут же захлопнулись за нами. Только теперь смогли перевести дух. Я подал знак пушкарям. Вновь громовые раскаты холостых залпов потрясли округу, однако на этот раз лишь мимолетное шевеление пробежала по рядам собравшихся на площади горожан. Они ещё долго стояли перед воротами, немые, озадаченные, расходиться начали только в ранних сумерках.

Приглашенный писец долго разглядывал исчерканные страницы, потом покачал головой и признался.

— Простите, сеньор Диас, не могу разобрать. Лучше продиктуйте, что вы здесь вчера накарябали.

Берналь вздохнул, поднес к подслеповатым глазам протянутый ему лист бумаги. Первое предложение прочитал с трудом, по буквам, далее уже не глядел на бумагу. В памяти сами собой встали события, случившиеся после пленения Мотекусумы.

Он принялся диктовать.

«Весь свой обиход он перевел к нам — всех слуг и жен; по-прежнему продолжались его ежедневные купания, неизменно при сем присутствовали двадцать важнейших сановников и военноначальников; по-прежнему ему привозили дань из самых отдаленных провинций. Государственные дела тоже шли прежним порядком, не исключая судебных разбирательств, которые он осуществлял с двумя мудрыми старцами. Приговор объявлял в немногих веских словах. Даже церемониал, и тот не изменился: ищущие аудиенции проходили не через главные ворота, а в боковую калитку с обязательным там ожиданием. Там же просители переодевались в простую чистую одежду, снимали обувь, приближались с положенными словами и поклонами, потупя глаза, как того требовал этикет. Мотекусума и вида не подавал, что плен его огорчает…»