Огненный всадник - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Голденков cтр.№ 74

— Что? — удивленно поднял брови Оскирко.

— Который хотел бы наилучшего для Отечества и Речи Посполитой! — перевел гетман, усмехаясь, глядя на Богуслава, как бы говоря: «Не один ты тут у нас латынь знаешь, братко!»

— Верно, пан гетман, — кивнул головой Оскирко.

— Думаю, что выбор у нас невелик, — заключил Богуслав, — мы должны partes sveticas seqi [29] .

— Верно, — кивали остальные. И Михал, и Гонсевский, и Кмитич — все соглашались с Янушем.

Гетман рубил сплеча, говорил порой грубые и неприятные вещи, кажется, что даже с легкостью разбазаривал государственные земли, но все это, учитывая ситуацию гибели или спасения самой Литвы, выглядело весьма и весьма оправданным. На Польшу надежд уже не было никаких. Как ни крути — гетман был абсолютно прав. Литву затопило, и кто-то должен плыть на лодке с шестом и спасать ее жителей от бездонной пучины. И без жертв, без потерь тут не обойтись. Правда, Михал, пусть умом и понимал, что его кузены полностью правы, сердцем не желал разрыва с Польшей, которую считал также своей страной. «Может, после войны все утрясется?» — думал Михал.

Почти то же самое думал Кмитич. Ему, впрочем, перспектива иметь собственное королевство и собственного великого князя нравилась больше, чем союз с капризной и непредсказуемой Польшей. «Да, польский король Баторий нас выручил в Ливонскую войну, — думал Кмитич, — но если Баторий венгерских кровей, то это же не значит, что нужно объединятся и с Венгрией. Да, когда-то мы, славяне, все жили в Руси По-лабья на берегах Лабы, всем было весело и дружно, но ведь с тех пор славянское семейство разбежалось по всей Европе, у каждого своя страна, свой король. Может, это в самом деле глупая ностальгия русских славян обязательно вновь объединиться? Может, это просто наивная попытка вернуть счастливое детство, которое ушло безвозвратно? Нет, все же прав Януш. Нужно с поляками дружить, но табачок иметь свой».

В тот же день перепуганный приближением литвинскош войска пан Поклонский писал царю вновь, что большой городской вал Могилева «с трех сторон, и тот худ, а через вал ходят люди; а с четвертой стороны река Днепр, и по реке Днепру, валу и острогу никакой крепости нет. В городе 1105 солдат, причем многие лежат больны…» Войеков подхватывал Поклонского собственным жалобным листом: «Со мною, холопом твоим, в Могилеве твоих государевых ратных людей нет никого; а пушечного и ручного зелья и свинцу в Могилеве нет ничего, и пушек мало и около земляного валу по воротам сторожей нет»…

Януш Радзивилл не из суеверия ожидал нового года. Он ждал, когда могилевские союзники московитян начнут разбегаться из города сами, нахлебавшись досыта нового порядка. И люди, в самом деле, начинали бежать. Однако и царь, услышав отчаянные мольбы Поклонского с Войековым, выслал из-под Дубровно подкрепление в лице окольничего Алферье-ва с солдатским полком и двумя стрелецкими приказами: Авраама Лопухина и Логина Аничкова. Алферьеву дали наказ не пустить Радзивилла даже в уезд, но части армии гетмана уже были там. Из Вязьмы в Могилев спешно вышел Ромодановский с большим отрядом конных и пеших ратников. Иван Золота-ренко получил приказ идти к Поклонскому и соединиться с Ромодановским. В самом конце декабря Поклонский привел четыре тысячи человек и засел с ними в Буйничском монастыре в полумиле от города. Сюда и сунулся авангард Радзивилла, но был отбит и, боясь преследования и окончательного разгрома, быстро отступил к Старому Быхову. Туда же в последний день уходящего года пришли Радзивилл с Кмити-чем и Гонсевский, и вскоре подтянулся со своей хоругвией, на радость Кмитичу, Михал Радзивилл. Они все расположились в Баркулабово и окрестных деревнях, начав активно готовиться к штурму Нового Быхова, где сидело восемь тысяч казаков. Михала подмывало рассказать Кмитичу про Дрозда и его портрет, но он решил повременить, тем более, что картина все еще находилась в Варшаве, и сам Михал о ней ничего не знал.

1 января 1655 года Поклонский перебрался в Могилев, в Луполово и Заречье, откуда делал редкие вылазки на расположения литвинов. Золотаренко заперся в Новом Быхове, а Ромодановский все еще не появлялся. 4 января двадцать четыре тысячи ратников Радзивилла, Гонсевского, князя Несвижского и долгожданного и непонятно где все это время пропадавшего Павла Сапеги пошли на штурм Нового Быхова, но с ходу одолеть фортецию не удалось, в основном из-за плохого взаимодействия: на штурм пошли лишь драгуны Богуслава Радзивилла, а левое крыло Гонсевского и коронного полковника Вольфа в это время бездействовало.

Слуцкий князь, видимо, засидевшийся без дела, лично повел драгун на стены. Не обращая внимания на свист пуль и ядер, драгуны бесстрашно подскакивали к стенам, стреляли по московитам через дыры. Богуслав, в нарядном камзоле и шляпе, словно собрался на бал, не обращая внимания на опасность, подбежал к небольшому пролому, из которого торчал мушкет стрельца, и пырнул туда шпагой. Крик поверженного врага дал понять, что клинок нашел свою цель. Но и драгуны падали под огнем из амбразур. Без существенного пролома в стене огонь пеших драгун не смог принести большой пользы.

— Адыходзім! — приказал тогда Богуслав, и литвины, забирая раненых и убитых, отхлынули от упрямых стен города.

Началась осада, в течение которой казаки делали неудачные для себя вылазки. Кажется, литвинская армия полностью уповала на то, что московское войско не способно грамотно атаковать. Это ложное убеждение чуть было не погубило Михала. Однажды среди ночи его разбудила стрельба и крики. Казаки вновь совершили вылазку. Часовые либо проморгали, либо были «сняты» казаками.

— Бегите, пан, спасайтесь! — подскочил к Михалу офицер с белым, как полотно, лицом. Несвижский ординат, полуодетый, без головного убора вскочил на коня и бросился в лагерь основных сил, куца казаки точно бы не сунулись. Туда же бежали и все его солдаты… В этом неудачном ночном бою полковника подразделения Михала, поляка Пшипковского, дважды ранило. Недовольный делами под Новым Быховом, Януш Радзивилл решил плюнуть на эту крепость, оставил заслон, а сам пошел на Могилев.

Практически весь студеный январь, когда даже звери мерзли в лесах и выходили поживиться к хуторам и окраинным деревенским хатам, армия бездействовала. Порой Кмитич даже скучал по лихому сентябрю, когда он громил отряды захватчиков по всем дорогам и вескам. Его бы очень обрадовала весть о том, что в его родном городе оршанцы подняли восстание, но узнает об этом пан Кмитич еще не скоро. Сейчас же своими ледяными оковами все сковал необычайно сильный мороз. Тяжелый иней обламывал ветки деревьев, а наст на сугробах лежал толщиной в два кулака. Кмитич в один из вечеров на радость деревенской малышне даже вырезал из плотного наста маски с длинными носами и вешал их на заборы для отпугивания злых духов, сожалея, что не делал этого на Коляды.

Морозные вечера, когда холодный воздух на улице обжигал ноздри и горло, гетман и Кмитич коротали за чаркой крамбамбули и говорили о женщинах, а Кмитич вспоминал свою любимую Иоанну, читая гетману португальского поэта Луиса де Камоэнса, которого так любила его возлюбленная: