Савва Морозов. Смерть во спасение - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Савеличев cтр.№ 36

В предвкушении уютного купе они в Тифлисе маленько побаловался. Как было избежать знаменитых серных ванн! Его предупреждали, чтоб не тешился слишком горячей водой, да и прочего не приведи господи! Намедни, мол, одна экзальтированная дама там окочурилась, смотри, Савва Тимофеевич, смотри-и!.. Он посмотрел, пяткой побил воду — и приказал банщику сделать воду погорячей, как во владимирской парилке. А услужающему велел принести из буфета бутылку шампанского, тут же в шипящей ванне с шумом пустил пробку в парной потолок, шампанское из горла выдул — и заказал другую. Потом, разумеется, и третью. Хозяин ошарашенно ахал, а он после такой благости во все горло распевал:

Во поле береза стояла,

Во поле кудрявая стояла.

Как же, он был истинным Морозовым.

Семья росла, забот прибавлялось. Не успел первенец Тимоша опериться, как и курочка Маша первыми перышками взмахнула. Зинуля молодец: как опросталась, сейчас же крепкими фабричными ручками на шее повисла:

— Видишь, Саввушка, какая я? За твоей Аннушкой-сестрицей не угнаться, но все же постараюсь.

Аннушка-сестрица, ставшая профессоршей Карповой, от безделья полтора десятка курят насидела — догони ее! Ведь и мужику в таком случае нужно побездельничать. Не мог же фабрикант Савва Морозов только тем и заниматься, что увеличивать народонаселение России? Она, Россия, как‑то и сама собой неплохо увеличивалась — миллион за миллионом, знай считай. Он со смешком ответил разошедшейся женушке:

— Нет, моя дорогая присучальщица, ты меня больше не присучивай. Я хоть и бизон, но все ж не бизон-производитель.

Зинаида свет Григорьевна двух сказаний не любила — когда ее называли Зиновеей и когда ее обзывали, она так считала, присучальщицeй. Круто модница взмахнула бархатным нарядным платьем:

— Не смей меня прошлым попрекать!

И столько гнева было в ее темных, роскошных глазищах, что Савва залутошился, перекрестясь:

— Свят, свят, Зинуля! Больше не буду. Буду наш курятничек строить.

— Фи, как ты выражаешься!

— По-дедовски. Не знаю, как твои, а мои‑то предки крепостными были.

И это не понравилось Зинаиде Григорьевне: видать, недосуг ей прочитать пушкинскую сказку о золотой рыбке. А пора бы, пора — и ради деток нарождающихся, и ради своей слишком уж роскошной судьбы. Что говорить, баловал ее тароватый фабрикант Савва Морозов. Роскошная жена лучше всякой рекламы, а Зинаидушка и прежде‑то красивая, — иначе чего бы он уводил ее от Сереги? — Зинаидушка, всерьез занявшись собой, так расцвела, что в Москве все знакомые ахали, а холостующий Амфи сокрушенно качал головой:

— Да-а, Савва. Не соблазнить мне твою жену.

— Да, не соблазнить, — соглашался Савва. — Строчи любовь бумажную. Не по тебе деревцо.

— Не по мне, уж верно. Но за другими‑то молодцами-разбойничками все же присматривай.

Дело говорил дружок и борзой писец. От породы, видно, горячей крови, она теперь, озолоченная, красотой‑то прямо кипела. А красота соответствующего обрамления требовала. Савва не стеснял ее в нарядах, знай оплачивал счета от портних, башмачников, парикмахеров. Часто они из Орехова наезжали в Москву, не скучали там, и об одном печалилась Зинаида:

— Все у нас есть, Саввушка. Да нет только своего домишка.

Был роскошный особняк в Никольском, ставшем Орехово-Зуевым, было отцовское поместье в Усадах, был наконец и двухэтажный особняк материнский, в Трехсвятительском переулке, но не жилось там в полное счастье. Что говорить, Савва и сам заветной мыслью маялся: свой домишко нужен! А уж если он брался за что, так с купеческим размахом. И Савва, еще не забывший свои азиатские усады-услады, ее покаянно успокоил:

— Будет у нас свой московский дом, Зинуля. Да такой, что все от зависти ахнут! Это говорит Савва Морозов.

Любил на себя хвастливо взглянуть, да ведь и то верно: лучшего московского архитектора залучил — Франца Осиповича Шехтеля. Истинно: знай наших!

С Шехтелем он познакомился через Антошу Чехонте. Доктор и университетский полунищий студент быстро становился заядлым писателем и веселым бабником — он даже дачу‑то в подмосковном Бабкине снимал! — ау этого «бабкина доктора» был брат Николай, художник, учившийся вместе с евреем Левитаном и немцем Шехтелем, — один другого хлеще! Дым коромыслом стоял у них в доме, когда набивалась орда краскомарателей, нотоигрателей, юбкоискателей; вечно занятый больными и своими юмористическими опусами Антоша убегал от них как с пожара, а при появлении Морозова просил:

— Савва, ты химик, сотвори мне аду! Травить их буду! Ибо нет жития!

Чеховы на первых порах от бедности часто меняли квартиры, но Антоша, уже известный Чехонте, вытаскивал из нищеты и отца, и мать, и сестру, и своих безалаберных братьев, — сняли они наконец‑то просторную квартиру в доме Савицкого, недалеко от Трубной площади. Далековато от Таганки и Хитрова рынка, к которому своим огромным садом, в низовьях диким и запущенным, спускалась городская усадьба вдовы Марии Федоровны Морозовой, но от домашних ссор почему бы и не сбежать? Матушка постоянно грызла Зиновею, та неуважительно фыркала на свекровь, а Савва между ними так гэ в проруби!

Среди суматошных, непритязательных друзей Антоши Чехонте отдыхала душа. Среди всесветного ора, пьянства, музицирования и бурлацкого пения там были все‑таки два совершенно других человека: сам Антоша и этот немец, Франц Шехтель, которого художники-побродяги бесцеремонно называли Федором, и даже Федей. Франц ли, Федя ли — он упорно выбивался, бросив кисти, в архитекторы. Московские зубры упорно не впускали его в свой загон, но бодался с ними такой бизон, как Савва Морозов. Он, конечно, мог бы найти и другого архитектора, но, во-первых, и Антоша со своей неназойливой застенчивостью попросил, а во-вторых, и самому этот немец чем‑то полюбился. Да чем — неимоверным трудолюбием и немецкой обстоятельностью. Проблему морозовского гнезда они уже несколько лет, встречаясь там и тут, обсуждали, для чего Морозов и прикупил землицы на Спиридоньевке, недалеко от Новинского бульвара. Они захаживали туда и на пустыре, очищенном от старых мещанских домишек, иногда распивали чаи, под коньячок, разумеется. Даже по-немецки чопорный Франц оттаивал: место было просторное, есть где развернуться размашистому архитектору. Он поторапливал:

— Савва Тимофеевич, чего вы тянете?

Он отвечал по-купечески:

— Как потуже набью карман, тянуть не стану.

Ведь и Зинаида, как сговорилась, Шехтелю поддакивала:

— Да, да, Савва, когда будет гнездышко? Ведь если не петушок, так новая курочка у меня угнездилась.

Можно ей было отвечать:

— Ну, соревнование с Аннушкой затеяла!

— Без твоей помощи трудно соревноваться. Где ты не только дни, но и ночи пропадаешь?