Столыпин - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Савеличев cтр.№ 93

Потом другие, в том же духе. Даже Пуришкевич не разогрел умы. Долдонил что-то о «муравьевском воротнике»…

Но вот вышел депутат Родичев. Краснобай он был похлеще Милюкова; у того сказывалось профессорство, а этого заносило на каждых поворотах. На сей раз он не нашел ничего лучшего, как уцепиться за «муравьевский воротник», вытащенный из пыли Пуришкевичем. Ну, вытащил так вытащил, повторил – и ладно, слезай с трибуны. Рано?.. Начал пришивать политическую подоплеку к изношенному «воротнику»:

– Муравьев вешатель?.. Да куда ему было до нынешних вешателей! Галстук!.. Да, господа, прекрасное изобретение. «Муравьевский воротник» разве что стеснял движение иной глупой шеи и не позволял крутить головой туда-сюда. Иное дело – галстучек… Ревоюция вроде бы закончилась, кого надо – покарали, а веревочные «галстуки» из моды не выходят. И все во благо России. Мы, истинно любящие свое Отечество…

Слышать такое от кадета было невмочь. Не совсем понимая, куда он гнет, с правых скамей понеслись крики:

– Да говори яснее!

– Сказки… все сказки!..

– Что, кишка тонка?

Председатель Думы Хомяков пытался утихомирить страсти:

– Господа, господа! Пусть депутат Родичев выскажется – и с Богом сойдет с трибуны. Ну, право, нельзя же требовать от него ясности!..

Родичев только больше распалялся:

– Мы, защищающие право и порядок…

В ответ совсем ехидное и дружное:

– Это кадеты-то ратуют за порядок?

– Болтуны!

– Да что нам слушать сказки о галстуках!..

Какие-то знаки подавал Милюков, но Родичев перешел уже на жестикуляцию, сшиб даже стакан с трибуны.

– Что за «галстук»? Галстук нашего премьер-министра. «Столыпинский галстук», господа! Навеки войдет в историю. Мы толкуем о законах, а толковать надо о вешателях, кои на каждого из нас примеряют свои «галстуки»…

Только тут прояснилось, до каких непозволительных оскорблений дошло дело. Словно электрический ток прошиб не только скамьи правых и левых. Депутаты бросились к трибуне, кричали, стучали пюпитрами, негодование сливалось в какой-то общий вой. Отдельных голосов уже не было слышно. Только потом прорвалось:

– Долой…

– Вон его, в шею!..

– Нечестно, подло. Вы оскорбили главу правительства!..

К трибуне тянулись десятки рук, и казалось, что Родичева сейчас стащат на пол. Председатель Думы Хомяков пытался было звонить, но когда понял, до какой степени дошли страсти, прервал заседание – и вон из зала. За ним последовали и члены президиума. Истинное сумасшествие!

Взволнованный, бледный Столыпин при первых же криках встал со своего места и вышел почти одновременно с Хомяковым.

С журналистских скамей выскочил брат Александр:

– Петро, надо что-то делать!..

– Надо… – прислонился он к надежному плечу. – Подыщи двух секундантов. Не самому же мне объясняться с этим дураком!

– Ты с ума сошел! У тебя шестеро детей!

– Вот именно, братец. Я не хочу, чтоб они считали меня подлецом.

– Конечно… да и я сам в конце концов!..

– Тебе по-родственному нельзя. Других!..

– Тогда я ему просто морду набью…

– Вот-вот. А министр внутренних дел пошлет брата под арест? Ищи! Я буду в комнате председателя Думы.

Но долго искать секундантов не пришлось. На эту роль сразу же вызвалось двое министров.

Тем временем Родичева чуть ли не в шею гнали следом, требуя, чтобы он извинился публично, в присутствии министров и своего лидера Милюкова.

Весь апломб с Родичева слетел. Он мямлил невразумительное:

– Я не имел в виду оскорбить главу кабинета… красноречие подвело… раскаиваюсь в выражениях… они не так были поняты… прошу премьера извинить меня…

К отцу рвалась дочь Мария, которая была на заседании, но он хоть и ласково, но решительно отмахнул ее прочь:

– Дочка, твой отец в состоянии сам защитить свою честь. Поезжай домой … матери ничего не говори!

Но как скроешь такой скандал? Наутро все газеты вышли с заголовками:

«Министр внутренних дел вызвал на дуэль депутата!»

«Столыпинские галстуки» – что это такое?..»

«Еще одно новшество – «столыпинские вагоны!»

Последним можно было бы и гордиться; такие вагоны на две половины – направо для скота, налево для переселенцев – были созданы для крестьян, которые со всем скарбом уезжали в Сибирь. Но крикливые журналисты и тут постарались: мол, вагоны для заключенных…

А со сплетнями бороться было труднее, чем с террористами.

С этого злополучного заседания Столыпина проводили под овации всего зала и под унизительные поклоны руководителей кадетской партии. Но имя премьер-министра все-таки было замарано.

Пострелять на старости лет не удалось. Все стеной встали за председателя правительства, и он посчитал за лучшее сказать Родичеву:

– Я вас прощаю.

Больше ни слова не добавил. Лишь смерил своего обидчика презрительным взглядом с головы до ног. Мол, понимай как знаешь…

Странные зигзаги делала крестьянская реформа, начатая вопреки всем и вся. Казалось, община отжила свое и возврата к старому нет. Что бы ни болтали в Государственной Думе и на задворках ее, частный собственник всходил как хороший озимый посев. Могло быть непредвиденное отзимье, часть посевов могла вымерзнуть или вымокнуть, но всю огромную крестьянскую полосу уже невозможно было погубить. Кто почувствовал вкус нового урожая, тот был уже неостановим. Волоколамский пахарь и петербургский писатель еще несколько раз заходил и с каким-то удивительным сомнением спрашивал:

– А что, многоуважаемый Петр Аркадьевич, если я ошибаюсь, если все мы при ошибке? Община умерла – но община-то жива! Вот мои знакомые земляки уехали в Сибирь, подальше от этой треклятой общины, и что же?.. Там, на новых землях, ее возрождают. Право, Петр Аркадьевич… Вот почитайте, – каким-то крестьянским лукавством протягивал криво исписанные листочки, пролетевшие по великой Сибирской дороге.

Столыпин и сам слышал, что там творится. Новая община! Без всякого министерского указа и установления. Так, может, дело-то не в самой общине, а в связанных крестьянских руках? Стоило их развязать, как они снова, по какому-то наитию стали собираться вместе и творить уж истинные чудеса. Как послушаешь того же Сергея Терентьевича Семенова да и донесения сибирских губернаторов, так рай земной лучше всякой озими возрастает. У кого-то хватило ума не мешать крестьянину, кто-то и сам нашел свое сказочное Беловодье и в сообществе таких же чудаков устраивает невообразимый для центральных областей крестьянский рай. Как это все понимать?