4
Уже давно наблюдал Алешка за целовальником великого государя денежной казны сбору темниковского кружечного двора Гришкой Мосиным. Пал он ему на глаза случайно, когда угощал мужиков в кабаке безденежно, хотя и падок был на кругляшки. С тех пор Алешка его и заприметил. Рядится Гришка в платье драное, по городу шастает заполночь, дружбу водит с сотниками, а то и с самими есаулами разговоры заводит.
Вот и сегодня… До самой темноты бегал Гришка по городу, толкаясь среди мужиков, заходя в кузни к мастеровым, на воеводский двор к пушкарям. Алешка следовал за ним неотступно, стараясь не попасться на глаза. Он понимал, что бегает целовальник неспроста.
Стемнело. Народ начал расходиться по избам. Улицы и площади города опустели. Следить за Гришкой стало труднее, но Алешка не оставил захватившего его занятия. Благо, что он с виду был неприметным, неказистым, а то узрел бы целовальник за собой досмотр.
Обойдя Соборную площадь, Гришка направился к воеводскому двору. Вот он подошел к тесовым воротам, спросил что-то у воротных сторожей и, отойдя к высокому тыну двора темниковского протопопа отца Мавродия, стал ждать. Затаился и Алешка.
Ждать пришлось долго, Алешка, закоченевший от сырости и пронизывающего до костей ледяного ветра, хотел уже было уйти, как из ворот воеводского двора вышел мужик и направился к тому месту, где стоял Гришка. Тот заспешил ему навстречу. Вот они встретились, о чем-то тихо заговорили. Подойти ближе и при этом не выдать себя было невозможно, и Алешка решил ждать.
«Кто же это такой? – думал он, всматриваясь в темную фигуру незнакомца. – Неужто кто из наших мужиков продался краснополым? А может, и того хуже – из атаманов! Постой, постой! А может, это тот, кто упредил саранского воеводу об атамане Федоре Сидорове со товарищи, – мелькнула догадка.
Жаром обдало от этой мысли. Алешка чуть было не закричал, призывая мужиков из охраны вязать предателей, но, подумав, сдержался.
«А что я им скажу? Что Гришка Мосин – воеводский истец, что незнакомец, стоявший рядом с ним – предатель… Да меня мужики засмеют, и только. Нет! Надобно ждать!» – решил он.
Говорили долго. Незнакомец, склонившись к самому лицу Гришки, что-то настойчиво втолковывал ему, на что тот согласно кивал головой. Но вот незнакомец, похлопав Гришку по плечу и сказав ему чуть громче «поспешай!», направился к воротам. Подождав, пока незнакомец скрылся на воеводском дворе, заторопился и Мосин. Он почти бежал, оглядываясь назад и опасливо прижимаясь к изгородям, к стенам изб. Было так темно, что Алешка шел за целовальником наугад, по звуку шагов. Но вот шаги затихли, скрипнула дверь, и Гришка Мосин исчез. Куда? Алешка сразу же догадался. На этой улице только один дом мог интересовать Гришку, сюда он хаживал часто. И Алешка не ошибся. Когда он, ловко подпрыгнув, влез на высокий тын, огораживавший двор сына боярского Максима Веденяпина, Гришка Мосин уже входил в дом. Видно, его ждали, так как ни один стук не нарушил ночной тишины.
Спрыгнув на землю, Алешка осторожно прокрался к избе и приник к щели, образовавшейся меж створками ставень, коими были закрыты окна. Видно почти ничего не было, но зато слышно было отменно. Говорил Гришка, торопясь и сбиваясь:
– …и велел он еще передать, что ноня в Темникове стоит воровских людей четыре тысячи с пушками, да в темниковском лесу на засеках на арзамасской дороге тысяч восемь воров с пушками и мелким ружьем. А завтра в ночь семь тысяч воровских казаков с пушками и пищалями пойдут в село Веденяпино на обоз воеводы Ивана Лихорева. Казаки все больше темниковские да саранские, да Троицкого острога. А поведут то войско атаманы: Федька Сидоров, Еремка Иванов. В Темникове людишек останется мало. Тут-то можно дело, замысленное нами, и исполнить, вора-старицу имать да ейных атаманов.
– Вести зело важные, – подал голос другой мужик, должно, Максим Веденяпин. – Ты, Григорий, останешься здесь и упредишь наших, чтобы были в готовности, а я упрежу воеводу Лихорева о походе воров. Ну, а ежели доведется тебе видеть Хмыря, то передай ему, что у нас все готово, ждем токмо его сигнала. Уразумел?
– Передам, будь в надежде, – заверил Гришка.
– А теперь ступай. Да сторожко иди. Береженого и Бог бережет, – напутствовал Максим Веденяпин целовальника.
Алешка, услышав этот разговор, аж затрясся от радости.
«Вот оно, змеиное гнездо! Ужо недолго жить вам осталось!»
Он неслышно проскользнул к изгороди, перемахнул через нее и что есть духу припустил к воеводскому терему. В воротах его не задержали: казаки из охраны хорошо знали смышленого хлопца и потакали ему в чинимых им шалостях. Взбежав по ступеням высокого резного крыльца воеводского терема, Алешка неожиданно столкнулся с выходившим из дверей мужиком.
– Стой! Зашибешь ненароком! – воскликнул мужик, ловя Алешку за рукав зипуна.
– А, это ты, дядька Григорий, – обрадовался Алешка, узнав в мужике атамана Григория Ильина. – Пущай меня! Мне к тетке Алёне спешно надобно.
– Ишь ты, торопыга какой. Алёну ему подавай, а со мной и поговорить не хочешь. Ну, иди, – отпустил он Алешку. – Токмо нет ее в тереме. Уехала на дальнюю засеку, завтра обещала возвернуться.
– Как?! – ахнул Алешка.
– А вот так. Да чего ты всполошился, приедет – и поговоришь.
– А дядька Игнат здесь?
– И он уехал с Алёной.
– Что же мне делать? – простонал, вконец расстроившись, Алешка. – Дело спешное.
– Да скажи ты толком, что случилось-то?
Подумав, Алешка выпалил:
– Нельзя нашим воевать воеводу Лихорева. Измена!
– Тише ты, оглашенный! Чего орешь? Разве такие вести криком доводят, тут тихо надобно. Дело-то не шутейное – измена. А ну, пошли-ко, расскажи мне ладком, что там содеялось. А там и думать будем, как измену выводить.
Обняв Алешку за плечи, Григорий Ильин повел его в дальний угол двора, туда, где чернели неясными очертаниями развалины воеводской тюрьмы.
А утром, когда забрезжил рассвет и казаки охраны обходили дозором воеводский двор, среди развалин тюрьмы ими был найден труп паренька. Смерть настигла его неожиданно и была легкой – удар ножа пришелся в самое сердце.
5
Ветер, надрывно завывая, рвал кроны сосен, швырял в лица идущих в ночи людей ледяные струи дождя, валил с ног уставших, пробираясь под промокшие до нитки зипуны и кафтаны, отнимая последнее тепло иззябшего за семнадцативерстный переход, продрогшего до костей тела.
– Подтянись! – то и дело раздавалась команда и тут же гасла в шуме дождя, не доходя до плетущихся по грязи людей.
– Подтянись, чертовы дети! – надрывали глотки сотники, подгоняя своих подчиненных.
Федор Сидоров ехал впереди. До Веденяпина оставалось не более версты, а от передового дозора вестей до сих пор не было.
«Не заплутали ли дозорные? – непрошенно возникали тревожные мысли. – В такой темени да при такой погоде немудрено и мимо проехать. Хотя нет, дорога-то прямо в село ведет, Веденяпино никак не минуешь. Так где же дозор?»