Счастливая девочка растет - читать онлайн книгу. Автор: Нина Шнирман cтр.№ 15

Мамочка читает. Как красиво и совсем по-другому! Я расстраиваюсь.

— Расстраиваться не надо! — говорит Мама. — Ты читаешь так, как тебя научили, а учили тебя уже почти месяц. Сейчас я тебя быстренько переучу!

И Мамочка показывает мне, как надо правильно произносить — язык, губы, зубы, — всё очень понятно, я пару раз за Мамой повторила и потом снова прочитала весь текст.

— Другое дело! Это уже практически по-английски — теперь надо подправить только «t» и «table».

Подправляем, я опять читаю.

— Хорошо! — говорит Мама. — А теперь прочитай, пожалуйста, следующий текст.

Читаю. Мамочка кивает головой и говорит:

— Теперь немножко займёмся транскрипцией, ты тогда сможешь сама правильно читать любой текст!

Мама объясняет мне транскрипцию — слова берём из нового текста. Всё так здорово и просто — я читаю новый текст, и всё звучит по-другому.

— Теперь всё хорошо, как надо! — улыбается Мамочка. Приползает Мишенька, он очень смешно ползает — одна нога прямая, второй загребает.

— Кто к нам приполз? — Мама спрашивает так деловито, что я понимаю: надо ответить по-английски.

— Воу! — отвечаю.

Мамочка берёт Мишеньку на руки и добавляет нежно:

— Little boy!

Я смотрю на Мишеньку и удивляюсь: как же мы раньше без него жили?

Вечером, когда все собрались за ужином, я рассказываю про нашу англичанку. Папа тоже спрашивает:

— Неужели ни разу не промахнулась?

— Ни разу! — смеюсь я.

— Эллочка, а кто у вас английский преподаёт? — спрашивает Мама.

— Да эта же ворона! — Ёлка говорит так презрительно, что я даже обижаюсь.

— Никакая она не ворона! — Я очень сержусь. — Обычная женщина!

— Обычные женщины портфелями не швыряются! — Ёлка пожимает плечами и продолжает: — Но дело даже не в портфеле — она же страшно неопрятная, толстая, вечно не на те пуговицы застёгнута! А голова, причёска! — Тут Элка даже глаза закатила. — Страшные растрёпанные чёрные волосы!

— Какой ужас! — Бабушка прижимает руки к щекам и качает головой. — Ну разве можно такого человека допускать до преподавания?!

— Бабушка! — кричу я. — Элка всё преувеличила и обезобразила! Она совсем не очень толстая, просто нехудая, ходит в чёрной юбке, чёрном пиджаке и белой кофточке, и никакие пуговицы не путает — я не видела, и причёска у неё нормальная — ну, нет пучка сзади!

— Она называет вас «идиотками» и «баранами»? — спрашивает Ёлка ехидно.

— Называет, — отвечаю я уже совсем спокойно. — Ну и что? Ксенична, между прочим, называет нас «убийцами», «предателями» и «гнилыми душами»!

— Ксенична! — Ёлка делает кривую голову. — Ксенична — вообще змея!

— Да что же это за школа такая! — Мама начинает хохотать, и все за ней тоже начинают хохотать, Мишенька на своём высоком стуле просто заливается. — Это не школа, — еле-еле выговаривает Мама через хохот, — это просто какой-то… зоопарк. Ворона… змея… кто у вас ещё там есть?

— Лебедь! — хохочет Ёлка. — Он наш географ… — Ёлка совсем захлёбывается от смеха. — Он говорит: «Садитесь, ставлю вам… птицу… лебедя!»

— Лебедь — это кто? — стонет Мама.

— Это двойка! — кричит Ёлка.

Когда мы отхохотались, я рассказываю:

— А мне сегодня англичанка говорит: «Шнирман, перестань жевать!» А я ещё только полбутерброда съела — очень есть хочу — и всё доела. Она видит, что я уже всё доела, и говорит: «А вот твоя сестра никогда на уроках не жуёт!»

— Полная чепуха! — пожимает плечами Ёлка. — Очень часто ем, только я ем незаметно, а ты небось сидишь и нахально ешь в открытую!

— Да… наверное, — расстраиваюсь я.

— А ты, Ниночка, — вдруг говорит Анночка, — левой ручкой рот закрой, голову наклони, тогда будет незаметно.

Ведь в школе-то она не учится, но такая умная!

— Что-то вроде этого! — одобряет Ёлка.

Мамочка уложила Мишеньку в коляску, села за стол — мы его уже прибрали после ужина. Я сразу села на своё место, рядом с ней.

— Скоро Мишеньку будем в твою кровать перекладывать, а тебе придётся на раскладушке спать.

— Мне очень понравилась раскладушка, — говорю. — И Мишенька с нами будет — он такой чудный!

— Скажи, Нинуша, тебе действительно нравится ваша англичанка? — спрашивает Мамочка и внимательно смотрит на меня.

— Действительно нравится, — киваю я.

— А за что она тебе нравится? — спрашивает Мамочка очень серьёзно.

Я думаю, думаю и потом вдруг сама понимаю то что раньше не понимала.

— Мне кажется, что она не только женщина… но ещё немножко девочка!

— Я тебя понимаю, — говорит Мама.

И гладит меня по голове!

У меня опять воспаление лёгких, я лежу у Бабушки на кровати — на моей теперь живёт Мишенька, — хотя я и раньше всегда болела на Бабушкиной кровати, она широкая и очень хорошая. И читаю пьесы Островского — это не просто интересно, это удивительно!

Приходит Бабушка и приносит вкусное горячее тёплое молоко. Я его пью, а Бабуся сообщает:

— У нас новый доктор, говорят, очень строгая!

— Строгая, — смеюсь я, — лучше, чем глупая.

Бабушка качает головой и уходит.

Я открываю книгу и продолжаю читать. Я забываю обо всём, я ничего не вижу и не слышу, я потрясена тем миром, в который попала, я в восторге и обалдении. Меня восхищают имена людей, которые там живут, новые слова, которые на самом деле старые, я понимаю это и почти всегда понимаю их смысл. Я в восторге!

— Деточка! — слышу я, как через стенку. — Деточка, к тебе доктор пришёл!

При слове «доктор» я поднимаю голову от книжки и вижу: в комнату входит маленькая, худенькая, очень пожилая, очень уставшая женщина, всё лицо у неё в морщинах. Она подходит близко к кровати, я откладываю книгу к стенке и улыбаюсь ей. И тут с ней происходит какая-то удивительная перемена — она разводит руками, улыбается доброй, нежной, искренней улыбкой, часть морщин уходит, и, обращаясь то ко мне, то к Бабушке, говорит:

— Да что же это за пышечка у нас здесь лежит?

— Ниночка! — радуется Бабушка и подставляет стул для доктора совсем близко к кровати.

Доктор садится на стул, берёт меня за руку, проводит по ней очень легко, чуть трогает лоб и гладит по голове.

— Ниночка, как ты себя чувствуешь? — Она внимательно смотрит мне в глаза и одновременно с обеих сторон двумя руками греет деревянную дудку, которой будет потом слушать. Я понимаю, мне Папа объяснял, что это делают, чтобы не прикладывать к телу холодное.