Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса - читать онлайн книгу. Автор: Филиппа Грегори cтр.№ 129

— Но как я могла обеспечить ему любовь народа? — спросила она. — Разве этого так просто достигнуть? Тем более с таким народом — неверующим, ненадежным, бессердечным, готовым бежать за любым блуждающим огоньком! Да этот народ совершенно не ценит доброго к нему отношения!

Я смотрела на нее, и мне было почти жаль ее, скорчившуюся в кресле, всю какую-то перекрученную, нелепую. Рядом с нею висело великолепно выполненное распятие, на столике лежала Библия в роскошном, украшенном эмалями переплете; она жила в самых лучших покоях дворца; стены в ее комнатах были завешаны прекрасными гобеленами; в сокровищнице у нее было целое состояние, однако…

— Вы не сумели сделать из своего сына любимого народом короля, ибо сами никогда его не любили — даже в детстве, — сказала я, и это прозвучало жестко, как обвинение. Впрочем, ничего, кроме жестокости, и не было сейчас в моем сердце; и на лице моем застыла суровая маска, точно у ангела, протрубившего конец времен. — Вы совершили ради него немало усилий, но вы же его и подвели. В детстве он никогда не чувствовал материнской любви и вырос мужчиной, который не способен ни вызывать любовь, ни дарить ее другим людям. Своим отношением вы погубили его.

— Нет, я его любила! — Миледи вскочила, ее темные глаза засверкали от гнева. — Никто не смеет отрицать, что я любила его, я посвятила ему всю свою жизнь! Я всегда думала только о нем! Я чуть не умерла, рожая его, а потом ради него пожертвовала всем — любовью, безопасностью, браком с любимым человеком! Все ради него одного!

— Но растила его другая женщина, леди Херберт, жена его опекуна, и он нежно ее любил, — безжалостно заметила я. — А вы назвали ее своим врагом, вы отняли у нее мальчика и передали его на воспитание Джасперу Тюдору. И когда мой отец нанес вам и вашим союзникам тяжкое поражение, Джаспер увез Генриха в чужую страну, в ссылку, и он долгое время жил вдали ото всего, что было ему близко и дорого, но, главное, он жил вдали от матери, ибо вы с ним не поехали. Вы попросту отослали его прочь, чтобы он вам не мешал, и он это понял. Все, что вы делали, вы делали ради воплощения в жизнь ваших собственных честолюбивых мечтаний; и это он тоже прекрасно понимал. Он никогда не слышал, как мать поет ему колыбельную или рассказывает перед сном сказку; он не знал тех нежных игр и забав, которыми любая мать старается развлечь своего ребенка. В нем нет доверия к людям, в его душе нет тепла. Вы говорите, что трудились ради него. Согласна: ради него вы строили заговоры, ради него вы положили немало сил, но я сильно сомневаюсь, чтобы когда-нибудь, даже в годы его младенчества, вы держали его на коленях, щекотали ему пяточки, перебирали пальчики у него на ножках, заставляя его смяться.

Она отшатнулась от меня с таким видом, словно я ее проклинала.

— Я ему мать, а не нянька! С какой стати я должна была его ласкать? Я учила его быть вождем, а не беспомощным младенцем.

— Он вам покорен, он считает вас своей союзницей, своей повелительницей, — сказала я, — но во всем этом нет ни капли настоящей любви. Ни капли. И теперь вы сами видите, какую цену вам приходится за это платить. Если в человеке нет ни капли настоящей любви, он не способен ни подарить свою любовь, ни принять ее от кого-то в дар. Ему попросту это не дано.

* * *

О том, что творится на Севере, рассказывали ужасающие истории; говорили, что армия шотландцев движется, точно стая волков, уничтожая все на своем пути. Говорили, что защитники северных территорий храбро выступили против захватчиков, но не успели даже толком начать бой, ибо шотландцы словно растаяли в воздухе, скрывшись в своих горах. Но это не было поражением; это было нечто значительно хуже поражения: они исчезли, как бы предупреждая, что в любой момент могут появиться снова. И Генриха эта иллюзорная победа отнюдь не обрадовала; он тут же потребовал от парламента денег — сотни тысяч фунтов — и еще больше собрал в виде займов, которые весьма неохотно предоставили ему некоторые верные лорды и лондонские купцы. Деньги были нужны ему на расширение и вооружение своей армии, чтобы она могла противостоять этой невидимой угрозе, ибо никто так и не знал, каковы планы шотландцев. Не было понятно, станут ли они и впредь совершать свои разрушительные набеги, нанося невосполнимый урон гордости англичан и их уверенности в собственных силах; станут ли по-прежнему неожиданно выныривать из слепящих туманов и измороси, столь свойственных этому самому худшему из времен года, или все же подождут до весны и тогда уж ринутся прямиком на юг, осуществляя полномасштабное вторжение.

— У него родился ребенок, — шепнула мне Мэгги. Весь двор был занят подготовкой к Рождеству. И Мэгги с мужем и моим сыном Артуром тоже приехали домой на праздники из замка Ладлоу, где вводили Артура во владение Уэльсом. В пути Мэгги, естественно, повсюду прислушивалась к сплетням — в гостиницах, в домах знатных людей или в аббатствах. — Об этом все только и говорят.

И я сразу же подумала о том, как обрадовалась бы этому моя мать, как бы ей захотелось увидеть своего внука или внучку.

— Мальчик или девочка? — с интересом спросила я.

— Мальчик, сын. У Дома Йорков появился новый наследник!

Это было глупо, неправильно, но я не выдержала и крепко стиснула ее руки, видя, что моя светлая радость отражается в ее улыбке.

— Значит, мальчик!

— Да, новая белая розочка, белый бутон. Еще один новорожденный Йорк!

— Где же он сейчас? В Эдинбурге?

— Судя по слухам, он сейчас тихо живет вместе с женой и малышом в Фолкленде, в королевском охотничьем домике. Говорят, она необычайно красива, и он с нею очень счастлив. Говорят, они безумно влюблены друг в друга.

— И он не собирается воевать с нами?

Мэгги пожала плечами.

— Время для войны не слишком подходящее. Впрочем, возможно, ему просто хочется немного пожить спокойно. Он ведь совсем недавно женился, и жена у него — красавица, а тут еще и сын родился. Может быть, он считает это самым лучшим, чего он мог достигнуть.

— Если бы я могла написать ему… если бы я могла просто рассказать ему… ох, если б только я могла ему сказать, что это действительно самое лучшее!

Она медленно покачала головой.

— Через границу ничего переправить нельзя — король тут же об этом узнает. Если ты пошлешь ему хотя бы одно словечко и король это прочтет — а он непременно это прочтет! — он сочтет тебя величайшей предательницей и никогда тебя не простит. Он всегда будет сомневаться в тебе, всегда будет думать, что ты с самого начала была его тайным врагом.

— Если бы кто-то мог сказать этому юноше, чтобы он оставался там, где он сейчас. Там, где он обрел радость и смысл жизни. Ибо это и есть самое ценное, это и нужно непременно сохранить, тогда как английский трон не принесет ему счастья.

— К сожалению, я не могу ему ничего передать, — сказала Мэгги. — Хотя для себя я уже и сама открыла эту истину: у меня есть хороший муж и место, которое я вполне могу назвать своим домом. Я имею в виду замок Ладлоу.