Меч и ятаган - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Скэрроу cтр.№ 26

Оставшись один, Томас присел возле очага. Влажная кожа на прохладном воздухе шла пупырышками. Знобко подрагивая, рыцарь сделал над горстью растопочной соломы шалашик из хвороста и поднес к нему огонек, который охотно занялся, а под осторожным поддуванием и вовсе расцвел. Вскоре он уже весело, с легким шипением потрескивал; настал черед поленьев потолще. К той поре, как возвратился Ричард, комнату уже освещал румяный столбик огня, отбрасывая по штукатурке стен пляшущие тени.

— Вот, — оруженосец кивнул на сложенные у себя перед грудью одеяла. — Нашел в сундуке. Если надо, там есть еще и дополнительные валики.

— Нет, мне без них удобнее, — Томас в знак признательности кивнул и, подхватив верхнее одеяло, тщательно его встряхнул, после чего обернул им плечи и подкинул в растущий огонь дровишек. Наблюдательный Ричард, проделав то же самое со вторым одеялом, примостился на краешке Томасовой кровати и легонько подался вперед, поближе к теплу очага.

— Эти шрамы, — произнес он после паузы. — Вы их получили на службе у Ордена?

— Кое-какие — да. А другие… Где я их только не получал. — Томас, чуть откинувшись, сел к своему ученому эсквайру вполоборота. — Вот тут, — он ткнул себя в левое плечо, — меня прошила стрела, когда я воевал во Фландрии. Неопасно, в мякоть, но кровь, помнится, хлестала, как из хряка на бойне. — Он переместил руку на левую грудь. — А вот сюда досталось кинжалом, да глубоко. А это… Это, кажется, в магрибском походе, в бухте… Ну да. Ла Валетт тогда не захотел, чтобы нас при абордаже тяготили доспехи. Мы тогда брали галеон, и передо мной выскочил пират, из тени, да резко так. Вторым ударом он меня добил бы, если б ла Валетт не кинулся между нами и не вышиб из него дух. — Томас посмотрел на огонь, шевельнув при воспоминании бровью. Притронулся к внутренней стороне локтя. — А вот это от ожога, когда мы штурмовали под Триполи корсарский форт. Враг тогда использовал зажигательные емкости. Один горшок хлопнулся о стену как раз возле лестницы, по которой я карабкался, и нафта сквозь кольчугу и плотный гамбизон достала до самого тела. — Томас невольно поморщился, припоминая ту жуткую боль, которую было ничем не унять. Ох и долгой выдалась та ночь на вражеских стенах!..

— А вот этот, на лбу? — тихо поинтересовался Ричард.

— Этот? — Томас провел рукой по тоненькому шраму в дюйме от волос. Какое-то время он поглаживал эту полоску, а Ричард выжидательно смотрел, и в глазах у него поблескивали два отражения от согревающего комнату огня. — Это, насколько мне помнится, — Томас кашлянул, — от гостиничной двери, о которую я шваркнулся, поскользнувшись.

Челюсть у Ричарда мелко задрожала, и наконец, не в силах сдержаться, он разразился хохотом, который вскоре подхватил и Томас. Приступ заливистого хохота длился несколько дольше обычного, возможно, потому, что вместе с ним впервые спала некая напряженность, которую оба эти человека изначально испытывали друг к другу.

А когда смех наконец утих, Ричард встал и с серьезно-насупленным видом придвинул к очагу два стула, на которых развесил для просушки свою одежду, а чуточку помедлив, еще и рубаху, камзол и плащ Томаса. Последний тем временем извлек из каких-то тайных ножен небольшой кинжал и настругал им ломтями хлеб и сыр, половину съестного предложив Ричарду.

— Спасибо, — поблагодарил молодой человек, указывая учтивым кивком на кровать. — Извините, я тут расселся на вашем ложе.

— Ничего, пусть будет твоим, — отмахнулся Томас, похлопав под собой тюфяк. — Мне и здесь сгодится.

Они сели трапезничать. Для Баррета за истекшие недели это была первая еда, не спрыснутая соленым привкусом моря и не подпорченная тошнотворными кренами галеона, пробирающегося средь сумрачных валов под набрякшими серыми небесами. И пусть это были обыкновенные хлеб и сыр, но вкус их казался сейчас несравненным, и отрадным было ощущение тепла и сытости в животе. А еще, вероятно, умиротворенность объяснялась тем, что ледяная корка высокомерной терпимости, которую воздвиг вокруг себя Ричард, начала вроде как таять. Разумеется, о тайном посланце Сесила хотелось выяснить несколько больше, отчасти из желания прознать, каковы все же истинные его наставления, но еще и из простого любопытства познакомиться со своим спутником поближе. Хотя понятно, никчемная поспешность и вездесуйство могли сейчас свести все на нет, вызвав у Ричарда усиление сумрачной бдительности. Томас приподнял кувшин с вином и наполнил две кружки — одну себе, другую Ричарду.

Одежда тем временем начала исходить паром, и комната наполнилась душноватой затхлостью.

— Для своего задания ты человек что надо, — похвалил вслух Томас. — Если ты и на других языках изъясняешься, как на испанском, польза от тебя будет немалая.

— Польза? — усмехнулся в ответ Ричард. — Недурная похвала для меня, сверчка на общественном шестке.

Томас не прочь был порасспросить юношу подробнее, но учуяв в его голосе нотку гневливости — более того, стыда, — решил вглубь покуда не копать.

— Роль свою ты пока играешь вполне сносно, — продолжил он. — Но от нас потребуется быть самыми безупречными лицедеями во всем Лондоне, чтобы по приезде на Мальту убедить других членов Ордена, что мы те, за кого себя выдаем. А потому держаться как заштатному оруженосцу тебе будет недостаточно. Нужно, чтобы ты и мыслить начал подобающим образом. Беспрекословно выполнять все, о чем я тебя попрошу, — без этой самой надутости, какую ты иной раз допускаешь. Оружие мое, снаряжение и гардероб ты должен содержать в чистоте и опрятности. Быть любезным со всеми, с кем тебе доведется иметь дело, вне зависимости от их положения. Все время подавать себя как благородного эсквайра, мечтающего когда-нибудь быть посвященным в рыцари. И не просто в рыцари, а в рыцари Ордена. Если ты с этим справишься, то и в самом деле сойдешь за моего оруженосца.

Вид у Ричарда стал откровенно горьким.

— То есть выдавать себя за того, кем мне не быть никогда. Про рыцарство уж вообще промолчу.

— Как тебя понимать?

— Высокородие — удел тех, у кого на родословной нет ни единого пятна. А потому неважно, каковы заслуги у человека, на имени которого стоит несмываемая отметина.

— Отчего же, — возразил Томас. — Происхождения ты благородного, это видно невооруженным глазом. Всякий скажет, что ты из того же сословия, что и я.

— За исключением разве того, что я родился не на той стороне улицы, сэр Томас. И это данность, которой никому не изменить. Я — бастард, и это знают те, кто меня растил и воспитывал. Потому я и ступаю по жизни нынешней своей стезей. А теперь я, с вашего позволения, хотел бы заснуть. Устал неимоверно, да и выспаться не мешает. А то спозаранку снова в путь.

Допив свою кружку, Ричард улегся и повернулся на бок, спиной к Томасу и к очагу.

Баррет какое-то время смотрел на юношу, раздумывая о его происхождении. Н-да. Каково оно, нести вот так на себе бремя такого жгучего, неизгладимого стигмата в мире, где знатность рода довлеет над всем? И кому какое дело, что в мире сколько угодно примеров гнусности и безнравственности среди тех, кто прикрывается мантильей знатности? А потому горькие слова этого юноши не так уж и удивительны. Природа наделила его тонким умом и пригожей внешностью — но общество заклеймило его как бастарда, и каинову эту печать носить ему до смертного часа. На минуту Томаса пробрала жалость, но он быстро взял себя в руки. Незачем посыпать парню рану еще и своей никчемной жалостливостью.