Позади первых пяти секций вспомогательных войск тащились четыре фургона, тяжело груженные, запряжённые десятью мулами каждый. Рядом с возницей на облучке сидел солдат, а позади них возвышалась крыша, сшитая из козьих шкур, туго натянутая поверх запертых сундуков, тесно поставленных на дно фургонов. В каждом находилось по пять таких сундуков, и в любом из них перевозилось сто тысяч только что отчеканенных серебряных денариев – на общую сумму в два миллиона, достаточную, чтобы целый год платить жалованье целому легиону.
Бальб не мог удержаться от соблазна хоть на минутку вообразить, что бы он сделал, будь у него такое состояние. Но тут же отбросил эту мысль. Он же солдат. Он принёс присягу, поклялся охранять императора и повиноваться его приказам. Его долг – обеспечить, чтобы фургоны добрались до казначейства в Риме. Губы Бальба плотно сжались при воспоминании о том, что некоторые его сотоварищи по преторианской гвардии несколько более свободно относились к пониманию своего солдатского долга.
Прошло всего десять лет с того дня, когда преторианцы убили прежнего императора и его семью. Да, правда, Гай Калигула был настоящий безумец и тиран, но присяга – это ведь клятва верности, которую нарушать нельзя, во всяком случае по мнению Бальба. Он по-прежнему отрицательно относился к убийству Калигулы, даже при том, что новый император, избранный и приведённый к власти преторианцами, уже доказал, что он вроде бы более приличный правитель. Возведение Клавдия на императорский трон было довольно смутным делом, насколько было известно Бальбу. Те командиры, что убили его предшественника, намеревались вернуть власть римскому сенату. Однако, как только остальные их товарищи по оружию осознали, что если не будет императора, то не станет и преторианской гвардии со всеми привилегиями, сопутствующими принадлежности к ней, они быстренько сплотились вокруг претендента на трон и выдвинули Клавдия. Нестойкий, нетвёрдый в решениях, к тому же ещё и заика, он вряд ли был идеальной фигурой для управления самой огромной империей всего известного мира, но уже успел доказать, что, в общем и целом, он справедливый и эффективный правитель. С этим Бальб готов был согласиться.
Его взгляд переместился на последние пять секций германских наёмников, что шли позади фургонов. Хотя они, возможно, и не выглядели как настоящие римские легионеры, Бальб отлично знал, что в бою они очень хороши, а репутация у них такая, что только самые отпетые идиоты из разбойников могут осмелиться напасть на их обоз. В любом случае, такая опасность, если она и существовала, теперь уже значения не имела: конвой уже спускался в широкую и плоскую долину реки По.
Он прищёлкнул языком и ударил каблуками в бока коня. Конь коротко всхрапнул и одним скачком выбрался обратно на дорогу. Бальб направил его вперёд, обогнал передних солдат и их командира, центуриона Арминия, и занял позицию во главе конвоя. Они двигались с вполне приличной скоростью. Ещё до полудня, всего через час, они достигнут Пиценума и там будут дожидаться эскорта преторианцев, если он еще не добрался до этого городка.
До Пиценума оставалось ещё около двух миль
[2]
, когда Бальб услышал стук копыт приближающегося конного отряда. Обоз как раз двигался через небольшой сосновый лесок, где остро пахло смолой; этим ароматом был пропитан здесь весь воздух. Небольшой скальный выступ перекрывал вид на дорогу впереди, и Бальб невольно вспомнил дни своей службы на Дунае, где любимой уловкой противника было заманить колонну римских воинов в подобную теснину. Он натянул повод и поднял руку вверх.
– Стой! Снять поклажу!
Фургоны с грохотом остановились, германские наёмники торопливо сбрасывали с плеч свои походные ранцы, набитые необходимым снаряжением, бросали их на дорогу и строились в боевой порядок впереди и позади колонны. Бальб перебросил поводья в левую руку, готовый в любой момент выхватить меч, и огляделся по сторонам, рассматривая тени за деревьями по обе стороны от дороги. Стук копыт стал громче, эхом отдаваясь от твёрдого покрытия мощёной дороги и скалы. Потом показался первый всадник, выскочив из-за скального выступа. На нём был красный командирский плащ. Увенчанный гребнем шлем болтался на луке седла. Позади него скакали ещё двадцать человек в заляпанных грязью белых плащах рядовых преторианской гвардии.
Бальб надул щёки и испустил облегчённый вздох.
– Вольно! – скомандовал он своим солдатам.
Наёмники поставили щиты на землю и опустили копья. Бальб ждал, пока встречные подъедут ближе. Их командир придержал коня, перешёл на рысь, а последние полсотни шагов проехал шагом.
– Трибун Бальб?
Бальб всмотрелся в лицо командира. Оно показалось знакомым.
– И какой же правильный пароль, центурион? – требовательным тоном осведомился он.
– Виноград в садах Кампании уже созрел, настала пора его собирать, – официальным тоном ответил тот.
Бальб кивнул. Именно эту фразу он и ожидал услышать.
– Очень хорошо, центурион. Но ведь вы должны были ждать нас в Пиценуме…
– Меня зовут Гай Синий, трибун. Центурион второй центурии, восьмой когорты.
– Да-да. – Бальб смутно помнил его. – Итак, почему вы встречаете нас на дороге?
– Мы прибыли в Пиценум вчера. Это прямо город-призрак, там ни единой живой души. У местных какой-то праздник, они все отправились в соседнее святилище. Я и решил, что нам лучше выехать вперёд и встретить тебя и твоих ребят здесь. – Он махнул рукой в сторону германцев.
– Это не мои, – буркнул Бальб.
– Как бы то ни было, мы увидели, что вы подъезжаете к городу, трибун, ну и вот мы вас встретили. И готовы сопровождать обоз в Рим.
Бальб с минуту молча рассматривал центуриона. Ему всегда нравились солдаты, точно выполняющие приказы, так что он был не совсем уверен, что одобряет действия Синия, встретившего их на дороге, а не в городе, как требовалось. Точный план доставки серебра в Рим был разработан около двух месяцев назад, и все вовлечённые в его исполнение были обязаны точно следовать полученным инструкциям. Если командир начинает своевольничать и нарушать полученный приказ, любой план может развалиться. Трибун решил, что непременно поговорит об этом с начальником Синия по возвращении в лагерь преторианцев, расположенный сразу за стенами Рима.
– Центурион Арминий! – крикнул Бальб, обернувшись через плечо. – Ко мне!
Командир отряда германских ауксилариев поспешно подбежал к нему. Это был высокий, широкоплечий человек, его пластинчатый панцирь едва сходился на мощном торсе. Он поднял взгляд на трибуна. Его борода в ярком солнечном свете казалась огненно-красной.
– Слушаю, трибун.
Бальб кивнул в сторону конников.
– Эскорт из Рима. Теперь они охраняют обоз. Ты со своими людьми можешь возвращаться обратно в Нарбон.
Германец недовольно надул губы.
– Мы должны были передать обоз в Пиценуме, трибун. – Он неплохо говорил на латыни, но с жутким акцентом. – Парни рассчитывали поразвлечься в городе, хотя бы один вечер перед тем, как идти назад.