Неизвестные лики войны. Между жизнью и смертью - читать онлайн книгу. Автор: Олег Казаринов cтр.№ 61

Фамилии потерпевших лиц не опубликовываются по понятным основаниям.

Настоящий материал добыт Особой Комиссией с соблюдением требований Устава Уголовного Судопроизводства».

Впрочем, не отставала в этом отношении от большевиков и «белая гвардия».

Перефразируя известное высказывание, можно бы было сказать: «красные придут — насилуют, белые придут — тоже насилуют». (Например, молодых девушек из городов и ближайших деревень обычно приводили к стоявшему на железнодорожной станции поезду уже упоминавшегося мной атамана-генерала Анненкова, насиловали, а затем тут же расстреливали.)

Ещё одной формой изнасилования на войне являлась сексуальная эксплуатация женщин для нужд армии или в секс-индустрии.

Автор книги «Теневые стороны секса» Рой Эскапа писал о том, как в 1971 году пакистанские солдаты похищали и доставляли в штаб армии бенгальских девочек школьного возраста, их раздевали догола, чтобы они не могли скрыться бегством. Их также использовали для съёмок порнографических фильмов.

«Во время военных действий в Косово (1999 год) женщин отлавливали и насильно содержали в подпольных притонах. Их пользовали американские солдаты и бывшие боевики „Освободительной армии Косово“, а затем наложниц убивали и пускали „на органы“. Убивали аккуратно, чтобы эти самые органы не повредить. И „на иглу не сажали, и спиртного много не давали, чтобы печень и другие органы не попортить“, — говорит чудом спасшаяся девушка Вера К. Во время рейдов полиции накрывались такие невольничьи бордели. В лучах полицейских фонарей предстаёт страшная картина: в совершенно нечеловеческих условиях — по двое на узеньких койках и на несвежем белье, а то и просто на сдвинутых стульях, в крохотных обшарпанных комнатках за занавесками — содержатся „девочки“, давно уже на девочек непохожие. Пропитые, прокуренные, измученные, немытые, с пустыми глазами, всего боящиеся — они уже даже на органы не годятся. Такие отрабатывают своё и бесследно исчезают. Поняв, наконец, что теперь они могут выйти на свободу, одна из них говорит: „А зачем? Куда мне теперь такой? Будет только хуже… Лучше здесь умереть“. Голос, которым она это говорит, уже мёртвый».

Во время Второй мировой войны принудительная отправка женщин в публичные дома была в порядке вещей. «Война кормит войну». В этом случае она кормила себя женскими телами.

«В Витебске, например, полевой комендант приказал девушкам в возрасте от 14 до 25 лет явиться в комендатуру якобы для назначения на работу. На деле же самые молодые и привлекательные из них силой оружия были отправлены в дома терпимости».

«В городе Смоленске германское командование открыло для офицеров в одной из гостиниц публичный дом, в который загонялись сотни девушек и женщин; их тащили за руки, за волосы, безжалостно волокли по мостовой».

Учительница деревни Рождествено Трофимова рассказывает: «Всех наших женщин согнали в школу и устроили там публичный дом. Туда приходили офицеры и под страхом оружия насиловали женщин и девушек. 5 офицеров коллективно изнасиловали колхозницу Т. в присутствии двух её дочерей».

Жительница Бреста Г.Я. Пестружицкая рассказывала о событиях на стадионе «Спартак», куда было согнано местное население: «Каждую ночь на стадион врывались пьяные фашисты и насильно уводили молодых женщин. За две ночи немецкие солдаты увезли больше 70 женщин, которые потом бесследно исчезли…»

«В украинском селе Бородаевка Днепропетровской области фашисты изнасиловали поголовно всех женщин и девушек. В деревне Берёзовка Смоленской области пьяные немецкие солдаты изнасиловали и увели с собой всех женщин и девушек в возрасте от 16 до 30 лет».

«15-летнюю девочку Марию Щ., дочь колхозника из деревни Белый Раст, фашисты раздели догола и водили по улице, заходя во все дома, где находились немецкие солдаты».

Публичные дома для солдат охраны существовали при концлагерях. Женщины набирались только из числа заключённых.

И хотя условия содержания там были несколько лучше, но на самом деле это было лишь продолжением пытки. Обезумевшие от ежедневных казней солдаты вымещали свои психические отклонения на безмолвных, иноязычных узницах. И не было обычных для таких заведений вышибал и «мамок», готовых вступиться за истязаемую женщину. Такие публичные дома превращались в полигоны для всевозможных пороков, извращений и проявления комплексов.

Методами контрацепции не пользовались, как в борделях с обслуживающим персоналом из немок. Заключённые были дешёвым материалом. «При обнаружении беременности женщины немедленно уничтожались». Их заменяли новыми.

Один из самых страшных борделей был при женском концентрационном лагере Равенсбрюк. Средний «срок службы» составлял три недели. Считалось, что за это время женщина ни заболеть, ни забеременеть не успеет. А потом — газовая камера. За четыре года существования Равенсбрюка таким образом было умерщвлено более 4 тысяч женщин.

Закончить эту главу я бы хотел цитатой из книги Э. Ремарка «Искра жизни».

«— Нам нельзя думать о прошлом, Рут, — сказал он с лёгким налётом нетерпения в голосе. — Иначе как мы тогда вообще сможем жить?

— Я и не думаю о прошлом.

— Что же ты тогда плачешь?

Рут Холланд кулачками отёрла с глаз слёзы.

— Хочешь знать, почему меня не отправили в газовую камеру? — спросила вдруг она.

Бухер смутно почувствовал, что сейчас откроется такое, о чём ему лучше бы не знать вовсе.

— Ты не обязана мне об этом говорить, — сказал он поспешно. — Но можешь и сказать, если хочешь. Всё равно это ничего не меняет.

— Это кое-что меняет. Мне было семнадцать. И я тогда ещё не была такая страшная, как сейчас. Именно поэтому меня и оставили в живых.

— Да, — сказал Бухер, всё ещё ничего не понимая.

Он посмотрел на неё. Впервые он вдруг заметил, что глаза у неё серые и какие-то очень чистые, прозрачные. Прежде он никогда такого взгляда не видал у неё.

— Ты не понимаешь, что это значит? — спросила она.

— Нет.

— Меня оставили в живых, потому что им были нужны женщины. Молодые женщины для солдатни. И для украинцев тоже, которые вместе с немцами сражались. Теперь понял?

Бухер сидел, словно оглушённый. Рут не сводила с него глаз.

— И они с тобой это делали? — спросил он наконец. Он не смотрел на неё.

— Да. Они со мной это делали. — Она больше не плакала.

— Это неправда.

— Это правда.

Я не о том. Я о том, что ты же этого не хотела.

Из горла у неё исторгся горький смешок.

— Тут нет разницы.

Теперь Бухер поднял на неё глаза. Казалось, в лице её погасло всякое выражение, но именно поэтому оно превратилось в такую маску боли, что он внезапно почувствовал и понял то, что прежде только услышал: она сказала правду. И он почувствовал, правда эта когтями раздирает ему нутро, но он пока что не хотел её признавать, в эту первую секунду он хотел лишь одного: чтобы в этом лице не было такой муки.