Госпожа Мусасино - читать онлайн книгу. Автор: Сёхэй Оока cтр.№ 6

Томико без умолку щебетала, сидя рядом с не перестававшей шить Митико. У Томико была неплохая память, и разговор она вела искусно.

Митико, видимо, впервые слышала о том, что Кэндзи был ослеплен страстью. Сначала Митико лишь изредка вставляла междометия и ничего не значащие фразы вроде «Ну-у!», «Да нет!». Но когда разговор коснулся непосредственно Кэндзи, она резко подняла голову.

Ее лицо стало очень серьезным. Томико, давно подозревавшая Митико в лицемерии, не пропустила эту неожиданную реакцию. Сообразительная женщина, она привыкла строить предположения по поводу других и решила, что Кэндзи выказывал знаки расположения и Митико и что та не была безразличной к ним. Однако Митико, опустив глаза, принялась распарывать шитье, снова вернулась к прежней безразличной позе.

Предположения Томико были наполовину верны, наполовину ошибочны. Митико знала Кэндзи с детских лет. Он был младше ее всего лишь на четыре года, хулиганил в соседней школе и заслужил определенную известность среди девочек-школьниц. И Митико он часто дразнил. Вскоре она поступила в женский университет, а когда вышла замуж и отправилась в Токио, пути молодых людей разошлись. Встретились они снова, когда сгорел их с Акиямой дом и Митико вернулась в «Хакэ», а Кэндзи демобилизовался через год после окончания войны.

Митико удивилась тому, как быстро он превратился в молодого деревенского парня. Однако в коренастой фигуре с толстой шеей, как будто воткнутой в торс, в толстых губах, сомкнутых так, будто он постоянно что-то сдерживал в себе, Митико почувствовала нечто неприятное, отпугивающее. Когда она проходила перед домом Тёсаку, чтобы зайти в дом Оно по каким-то делам, Кэндзи оставлял мотыгу и пристально наблюдал за ней. Вот эта его привычка почему-то раздражала Митико.

Однажды утром она сидела на веранде, что-то делая, неожиданно подняла голову и увидела стоящего напротив Кэндзи, одетого в грязную военную форму. Он произнес какие-то шаблонные слова: «А не нужно ли вам картошки?», а Митико, глядя на него, отчего-то не смогла ответить. Эта картина иногда вставала у нее перед глазами.

Однако эти воспоминания лишь выводили ее из себя. Вот почему, когда перед ее домом впервые появился Цутому, вернувшийся из Бирмы, ей показалось, что это вовсе не Цутому, а Кэндзи, их фигуры были чрезвычайно похожими.

Утро в тот февральский день выдалось теплым. Митико сидела на веранде и неожиданно, оторвав от шитья глаза, увидела в саду одетого в военную форму Цутому. Сначала она поразилась, подумав, а не Кэндзи ли это пришел. Заметив ее растерянность, Цутому засмеялся: «Ноги у меня есть», [19] и подошел ближе. Ей запомнилось его неестественно смуглое для февральского солнца лицо.

Цутому, как об этом говорилось раньше, был сыном от первого брака покончившего с собой дядьки Митико. Его мать, урожденная. дочь знатного военного семейства, не была такой серьезной и обязательной, как ее муж, и ушла из семьи, оставив ребенка. После того как отец ввел в дом новую жену, Цутому стал обузой и был отправлен в частный пансион при гимназии. На призывной пункт, уже будучи студентом, он отправился скорее с радостью.

Долгое время он не давал о себе знать, а затем неожиданно вернулся. Как потом выяснилось, Цутому попал в плен и много там натерпелся. Он высадился с корабля в Урага [20] и, не заезжая в Накано, [21] где жила мачеха, сразу приехал в «Хакэ»: он надеялся поселиться где-нибудь неподалеку от дома, который когда-то был ему родным.

В этот день Митико объявила Цутому, что по завещанию дом отца принадлежит ему, поэтому, после того как накормила Цутому, сразу же направила юношу туда. Она немного удивилась тому, что он даже не переменился в лице, услышав про самоубийство отца.

Дом Цутому продал и, передав мачехе половину вырученных денег, отказался от предложения Митико поселиться в «Хакэ». Он стал вести праздную жизнь, поселившись у одного из университетских друзей. В «Хакэ» он почти не захаживал.

Частный университет, в который Цутому вернулся, оказался тем, где преподавал Акияма. Митико очень расстроилась, услышав от Акиямы, что Цутому не только почти не появлялся на лекциях, но и с радостью окунулся в распространившуюся после войны хулиганскую среду. И наверняка он уже промотал свое маленькое состояние. Цутому, которого знала Митико, был мягким и тихим мальчиком. Поэтому Митико связывала резкие перемены, происшедшие в нем после возвращения с войны, с теми статьями из газет, в которых описывалось разложение нравов молодых ребят из штурмового отряда, оставшихся в живых. Всякий раз, когда Митико читала эти статьи, у нее щемило сердце.

Потрясение, испытанное Митико, когда она выслушала рассказ о Кэндзи, то ли грабителе, то ли маньяке, было связано с сомнением, а не совершит ли Цутому что-нибудь в этом духе. Такие опасения заполнили ее сердце. Потом, когда Томико заметила: «Чем-то Цутому похож на Кэндзи», — эти опасения лишь усилились. Слова Томико утвердили Митико в первом впечатлении, которое произвел на нее Цутому. Вместе с тем Томико заставила ее волноваться, а не попытается ли эта кокетка опробовать свои чары на Цутому, как это было со многими молодыми людьми, помогавшими ей по хозяйству. Во время немногочисленных визитов Цутому в «Хакэ» от внимания Митико не ускользнула реакция Цутому на кокетство Томико.

Вот этот-то персонаж, попавший в центр интересов двух женщин, как раз в это самое время приближался к «Хакэ», шагая по косогору.

В светлом июньском небе где-то высоко пролетел самолет. Вид серебристого корпуса и затихающий гул двигателей сейчас не вызывали тревоги. Но Цутому никак не мог привыкнуть к этому чувству безмятежности.

После демобилизации он надел доставшийся ему списанный комбинезон летчика. На рукавах и обшлагах были пристрочены молнии, карманы на штанах располагались низко, спереди под коленями. Эта форма имела для юноши двойное значение. Во-первых, Цутому нравилось, что окружающие воспринимают его именно как демобилизованного. Это было своего рода желание спрятать воспитанное им втайне представление о себе, которое, как он считал, никто не может понять. Во-вторых, Цутому знал, что это представление он получил на передовой и на самом деле является человеком, прошедшим войну. Вот отчего он чувствовал гордость, которую и выставлял напоказ, надевая форму.

В разгул смутного времени после поражения Японии у Цутому, с детства воспитывавшегося вдали от родных, усилилась уверенность в том, что надеяться надо на самого себя. К тому же моральное разложение среди пленных разрушило его доверие к человечеству. Поступки взрослых японцев, на которые он насмотрелся после демобилизации, лишь подтвердили эту его уверенность. У Цутому не было интереса к политическим движениям студентов, и он не верил в демократию.

Первое, что он ощутил, услышав про смерть отца, было чувство облегчения; возможно, читатель сочтет Цутому за нелюдя, но это было так. Цутому, повидавший смерть на передовой, знал, как быстро она устраняет трудности. Он любил отца, но его смерть оставила Цутому равнодушным. Все люди смертны. Только это и есть единственная объективная реальность. И он знал, что когда-нибудь тоже уйдет.