Дух, брат мой - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Грешнов cтр.№ 53

Дорога от аэродрома к городу считается самой спокойной. Ранней осенью 86-го ехал на броне с нашими «крепостными» бойцами от майдана. Развалились на броне, курили и пили фанту. Один из них и говорит: «Если ты в МГУ учился, то переводчика местного из группы советников должен был знать». Я спросил почему должен «был»? «Был — потому, что убили его с месяц назад с советником вместе», — сказал лейтенант. А я ответил, что не знаю такого, и что вроде бы из ИСААшников недавно никого не убивали. Вспомнил я его потом, через много лет, когда был в институте по своим делам и наткнулся на доску памяти ребят, погибших в Афганистане — военных пятикурсников и «гражданских» трете-и четвертокурсников, которые, как сейчас выясняется, и не воевали вовсе, а «по кабинетам сидели». «Работники, направленные на работу в Афганистан в период с декабря 1979 года по декабрь 1989 года, отработавшие установленный срок, либо откомандированные досрочно по уважительным причинам». Причины у многих были очень уважительные. Настолько уважительные, что в самолетах им даже дозволялось не сидеть, а лежать. Расстреляли Володю Твирова с его советником, когда они ехали на аэродром. Ехали одни, без сопровождения, в УАЗике — дорога ведь безопасная. Вовка-то не в Герате служил, а в Кабуле. Просто поехал на время болезни подменить другого переводягу. Лицо его я вспомнил, только тогда, когда увидел ту памятную доску в институте. Тогда же, проезжая мимо виллы отделения гератского ЦК ДОМА, углядел во внутреннем дворике, справа от ворот целую на вид БМПшку. Попросил тормознуть, подошли посмотреть. Маленькая дырочка с тыла, чуть выше основания башни. В ней погиб паренек — секретарь комсомольской организации нашего мотострелкового полка. Парадокс ситуации заключался в том, что в момент попадания гранаты из РПГ, внутри машины находились пять человек. Четверо не получили даже царапин, а вот он погиб. Афганцы притащили сюда броню, чтобы сделать из нее нечто вроде памятника и увековечить его имя. Как его звали, сейчас уже не вспомнить, а вот «бэха» так в мозгу навеки и застряла.

Наша группа разделилась, и я вместе с еще двумя шурави поехал по «ленинским» местам. Юго-западная часть Герата — район Дарвазе-Ирак остался только на карте. В наличии были лишь остатки стен домов, каменно-глиняные раскрошенные завалы. На протяжении почти 800 метров в этой каше были разбросаны остатки гусениц, отдельные траки, гильзы от танковых орудий и пулеметов. В одном из рядов того, что некогда было стенами жилищ афганцев, застряла, перевернувшись на левый бок, сгоревшая советская БМП. На ее боку отчетливо просматривался номер. Метрах в пятидесяти от места, с которого мы наблюдали, почти дыбом стоял сгоревший танк с оторванной башней. Чем дольше взгляд скользил по этой безрадостной картине, тем чаще упирался в остатки сгоревшей техники — свидетельства неопытности первых лет войны и последовавшего за ними безумства и безрассудства приказов старших офицеров, бросавших технику туда, где ей по всем параметрам было суждено остаться навсегда. Узкие гератские улочки не приспособлены для работы танков и БМП. А огромное количество оставшегося там навеки железа говорило о том, что этой элементарной и очевидной истиной пренебрегали ради поставленных кабульскими стратегами целей. Плачевный итог: за шесть лет кровавой мясорубки с лица земли в Дарвазе-Ирак исчезли несколько десятков гектаров городских кварталов. Сотни погибших советских солдат, тысячи убитых афганцев — душманов и просто мирных жителей. По свидетельству очевидца — шиитского муллы Ахмада Али-Аги, пик неоправданного ничем вандализма пришелся на лето 86 года, когда этот район долбили советские танки, взявши его в кольцо. Моджахеды тогда отступили, подбив четыре советских танка. «Один голодный шурави выскочил из брони, чтобы подобрать рассыпавшиеся серые лепешки в одном из разбитых дуканов. Когда он поднял хлеб, из оконного проема разрушенного дома в него выстрелили. Пуля попала шурави в голову, и он умер у меня на руках, рассказывал мне мулла. — Мы его потом похоронили». Надо отдать должное таджикам — они всегда предавали земле тела погибших советских солдат, если их в силу различных причин не забирали с поля боя.

Спустя час, мы покатили на БТРе по гератской «зеленке» к месту встречи двух разделившихся групп — кишлаку Хаджи-Ахан уезда Инджиль. О целях нашего визита в эту деревню Дауд много не распространялся. Он распрощался с нами еще в городе и отбыл в крепость, где размещалось командование гератского гарнизона. Почему он не поехал с нами в Хаджи-Ахан, я понял чуть позже, когда неожиданно для себя увидел в окружении живописной группы договорных защитников революции уже знакомого полевого командира, сотрудничавшего с МГБ, Амира Саида Ахмада.

Дауд и Амир ненавидели друг друга, как кошка с собакой. Масло в огонь подливала и их принадлежность к разным пуштунским кланам. Дауд был из клана нурзавев, а Амир Саид Ахмад — из баракзаев.

Для Дауд-хана Амир Саид Ахмад был «пришлым» духом, который появился в Герате значительно позже него самого, когда в провинции уже велись боевые действия с советскими войсками. Сам же Дауд сколотил свою банду еще при Захир-шахе и сказочно обогатился на торговле опийным маком. Появление Амира принесло ему немалую головную боль. Конкурент также не чурался ботаники, их пути, в конце концов, скрестились. Боевики двух гератских полевых командиров вступили в вооруженное противостояние. Слегка затихло оно лишь сейчас, когда отрядам обоих, как и гератскому военному гарнизону с юга и востока грозил Туран Исмаил, для которого разгром банд этих договорных душманов был лишь вопросом времени ввиду их относительной малочисленности.

На протяжении нескольких лет советские советники ХАД и военные пытались примирить двух полевых командиров, доверяя им «ответственные участки работы». Банды обоих попеременно «охраняли» от себе подобных то гератский элеватор, то местную электростанцию, то цементный завод. Но ничего хорошего из этого не вышло. Банды враждовали всегда, и, в конце концов, важные объекты жизнеобеспечения города были частично разрушены в ходе перестрелок боевиков Дауда и Амира с применением гранатометов и ДШК. К 89-му году Дауд уже носил генеральские погоны, а Амир все еще подвизался в полковниках. Взаимная вражда не прошла, а лишь усилилась. Поэтому-то Дауд и соскочил с брони, когда мы решили ехать в Хаджи-Ахан.

У здания штаба — небольшого двухэтажного строения, располагавшегося в нескольких сотнях метров от фабрики «Гуздунак», нас встретил один из командиров вооруженного отряда Амира — Мохаммад Ибрагим, который вкратце обрисовал оперативную обстановку. По его словам, недалеко отсюда, в кишлаке Маргаз уже хозяйничают исмаиловцы. Они выставили пять блокпостов около кишлака, оборудовав их ДШК, минометами и ЗГУ. Вчера ночью исмаиловцы били по Хаджи-Ахану из минометов, есть жертвы. А утром по наводке Амира правительственные войска отдолбили Маргаз из артиллерийских орудий.

Мохаммад Ибрагим с гордостью продемонстрировал нам отремонтированный Амиром взорванный мост Поле-Мала через речку Райруд — приток Герируда или Герайруда, как его называли пуштуны. Деревянные перила были заменены стальными, доски моста лежали на толстенных железных швеллерах. Однако целым новый мост простоял только дней пять. Исмаиловцы под покровом ночи подтащили к штабу Амира тяжелые пулеметы и попытались захватить его в плен. Бой шел до самого утра. В результате турановцев отбросили, но мост пострадал значительно. Опоры и перила моста были прострелены из ДШК насквозь, у здания штаба от гранатометного выстрела покосилась крыша. Но ночная атака была отбита, в руки Амира попали пленные.