Батальон "Вотан" - читать онлайн книгу. Автор: Лео Кесслер cтр.№ 16

Стервятник бросил последний взгляд на свою роту.

«Моя рота», — тихо прошептал он себе под нос и почувствовал, как слезы набежали ему на глаза, когда он спросил себя, сколько из этих красивых молодых людей, элиты нации, переживет то, что вскоре должно было начаться.

Он одернулся, запретив себе поддаваться эмоциям, и двинулся вперед, прокладывая путь через толпу.

— Обершарфюрер, — проскрипел он своим обычным резким голосом.

Мясник, с лицом, красным как свекла, со стеклянным блеском в глазах, пьяно покачнулся, пытаясь вытянуться по стойке «смирно».

Гауптштурмфюрер Гейер махнул ему рукой:

— Вольно! Я только хотел сказать вам, обершарфюрер, что офицеры уходят. Будет лучше, если мы сейчас оставим парней, чтобы они смогли без помех продолжить. — Он в последний раз огляделся, как будто пытался запомнить лица рядовых эсэсовцев для какого-то личного почетного списка военных потерь. — Доброй ночи, обершарфюрер, — сказал он и прикоснулся рукой к фуражке, после чего ушел, сопровождаемый офицерами, которые пьяной походкой следовали за ним.

А будущие жертвы продолжали свое празднование.

* * *

Он увидел ее в тусклом голубоватом свете уличной лампы. Услышав цокот высоких каблучков по влажным булыжникам, он с пьяным упорством пошел за ней следом, а затем договорился о дальнейшем. Всю дорогу до ее квартиры его руки блуждали вверх-вниз по ее телу под мерцающим черным макинтошем.

Когда они вошли в ее квартиру и она зажгла яркий свет, он увидел, что женщина по-настоящему красива. На нежном овальном лице под короткими вьющимися волосами сверкали глаза необычно глубокого черного цвета. Он почти сумел вообразить, что она неиспорченна и невинна.

Но на самом деле она таковой не была. «Слишком классно целуется», — отметил его мозг, даже несмотря на то, что был столь затуманенным.

И все же он был чересчур пьян и очень хотел ее, чтобы задумываться слишком сильно. Его руки скользили по шелковому белью в поисках белой кожи, гладкой, плотной и совершенно очаровательной.

Он яростно опрокинул ее на спину. Автоматически ее ноги разлетелись в разные стороны. Мельком он увидел темный пушистый цветок, угнездившийся во влажной глубине. Он протиснулся своим твердым членом в ее тело — и внезапно забыл про мир мужчин с его сапогами, приказами, стальными монстрами и запахом нависшей смерти.

Когда он уже спал, совершенно обессилевший, со спутанными влажными светлыми волосами, эта неизвестная женщина погладила его с бесконечным состраданием.

* * *

Шварц слепо блуждал по затемненному городу. Жирный полицейский средних лет заметил его, покачивающегося в синем свете уличного фонаря. Он бесцеремонно похлопал рукой по своему служебному пистолету, но, увидев три офицерские шишечки в одной петлице и серебряный отсвет рун СС — в другой, резко повернулся и быстро зашагал в противоположную сторону.

Шварц пошатнулся. Город был полностью затемнен. Но унтерштурмфюреру казалось, что за каждым окном, закрытым ставнями, он слышит музыку, счастливые голоса, смех. Это заставило его опечалиться плаксивой пьяной грустью человека, которого никто не любит в целом огромном мире. Шварц чувствовал себя опустошенным. У него не было друзей, не было даже товарищей — существовали только начальники и подчиненные. Не было девушки, которая любила бы его, даже из числа тех дешевых шлюх, к которым парни из роты бегали во время увольнительных. Он был совершенно, абсолютно, невероятно одинок, один во всем мире.

Внезапно он понял, что смотрит на высокое здание, построенное в совершенно не-немецком стиле. Ему показалось, что это церковь, но это было не так. На него безучастно взирали выломанная дверь и пустые окна с выбитыми стеклами, не открывавшиеся более двух лет. Его блуждающий взгляд упал на свастику, нарисованную на двери, и яркие красные буквы: «Евреи, вон отсюда!». И тогда он со смешанным чувством отвращения и восторга понял, что стоит перед местной синагогой, которая разделила судьбу всех немецких синагог во время «Хрустальной ночи» 1938 года [28] .

Шварц импульсивно поднялся по ступенькам, все еще покрытым битым стеклом с той ужасной ночи, когда отряд трирских штурмовиков вошел внутрь, и один из них, подойдя к раввину, сорвал с его шеи Рыцарский крест, полученный им во время Первой мировой войны. Раввин надеялся, что эта награда защитит его от их гнева, но штурмовики выволокли его на площадь и задушили. Он умер через двадцать минут.

Шварц ударил в дверь плечом, и она тут же распахнулась — точно так же, как это произошло в ту ноябрьскую ночь, когда, подзуживаемые криками толпы, собравшейся снаружи, гремя сапогами и вопя, штурмовики СА ворвались внутрь храма, чтобы разграбить его, чтобы помочиться в священных местах, разрушая то, что они не могли утащить с собой.

Шварц, шатаясь, стоял внутри синагоги, освещенной только светом звезд, сиявших через отверстие в крыше.

Он пошарил на замусоренном полу, нашел камень и бросил в ближайшую стену. Камень громыхнул, ударившись об пол.

— Я не еврей, — закричал он. — Слышите меня? Я не еврей.

Его вопль протеста против отвратительной шутки, которую сыграла с ним злая судьба, растворился в темных закоулках полуразрушенного храма, дробясь в засиженных летучими мышами балках крыши.

— Еврей! — подразнило его эхо. — Еврей, еврей, еврей, еврей…

Он ударил себя по ушам, чтобы туда больше не попадал звук этого отвратительного слова.

* * *

В уединении своей спальни, за плотно закрытой дверью, гауптштурмфюрер Гейер перебирал свою затасканную коллекцию фотографий, любуясь на молодые мужские тела. Старинные настенные часы, унаследованные им от отца, безучастно отмечали, как безвозвратно утекают одна за другой минуты его жизни.

— Господа, мы выступаем! Самое позднее — через десять дней, самое раннее — через семь!

Стервятник восседал на кавалерийском седле, служившем ему стулом, и с удовольствием обозревал мгновенно посерьезневшие лица своих подчиненных. Объявление дало ожидаемый эффект.

— Куда, господин гауптштурмфюрер? — спросил фон Доденбург.