Дьявольский полк - читать онлайн книгу. Автор: Свен Хассель cтр.№ 37

— Чего вы надеетесь этим добиться?

— Того же, что ликвидацией синагог и евреев. Ваше дело — следить, чтобы приказы Берлина исполнялись. — Бургдорф положил сжатые кулаки на венецианский стол. — И если вам прикажут, вы пустите папе пулю в затылок.

— Но это чудовищно, — прошептал генерал-фельдмаршал.

— Сообщить фюреру о вашем мнении, когда я буду делать доклад? Неужели не понимаете, что фюрер выше всякой критики? У нас много людей, способных занять ваше место. Вопрос вот в чем, генерал: намерены вы соблюдать клятву верности или нет? Вы верующий человек. Вы приносили клятву на Библии?

— Герр генерал, я не нарушаю клятв.

— Мы и не ожидали, что вы нарушите, герр фельдмаршал. Берлин вполне сможет оправдать любую ликвидацию папы. Католичество — самое опасное препятствие на нашем пути.

— Можно подумать, что вы прибыли от Сталина, герр генерал.

Бургдорф похлопал по блестящему голенищу своей длинной тростью. Лампасы на его брюках краснели, как кровь.

— У нас не национальная война. Если мы проиграем, наша роль как великой нации, а может быть, и само наше существование придут к концу. Вот почему эту войну нужно вести с невиданной твердостью и жестокостью. Мы не остановимся ни перед чем. Если в наших рядах есть офицеры, которые не станут беспрекословно выполнять приказов из Берлина, они будут уничтожены вместе с их семьями. Когда Берлин передаст кодовое слово «Ошейник», ваш долг командующего будет состоять в обеспечении выполнения этого приказа. — Бургдорф задумчиво посмотрел в окно. — Операция «Ошейник» секретна. На бумаге ее не существует. — Он улыбнулся и сильно ударил тростью по голенищу. — У Кремля и Принц-Альбрехтштрассе есть нечто общее: они полагаются на недостаток воображения у буржуазии. Явление может быть таким огромным, что покажется совершенно невероятным. Неважно, если несколько проницательных умов поверят в это, если многочисленная тупая буржуазия не сможет этого постичь. Когда правда просочится наружу, она тут же будет объявлена ложью и придаст исполнителям романтический ореол гонимой невинности.

Генерал-фельдмаршал уставился на Бургдорфа с таким выражением, словно считал его помешанным или адъютантом Сатаны.

— Если мы проиграем войну, — сказал он надтреснутым голосом, — то будем осуждены исторической правдой со всей ее суровостью.

Бургдорф покачал головой.

— Берлин сможет обернуть дело так ловко, что это превзойдет самое необузданное воображение. Во-первых, мир будет потрясен. Потом возникнут сомнения, и не пройдет десяти лет, как буржуазия откажется принимать очевидные факты. Папа боится и Сталина, и Гитлера, и причины для этого есть. Мы увезем его в Берлин, официально — для защиты.

— После того как немецкие войска займут Ватикан? — с сомнением в голосе спросил генерал-фельдмаршал. — В это никто не поверит.

— Думаете, мы в Берлине такие уж бестолковые? — Бургдорф презрительно рассмеялся. — Немецкие войска займут Ватикан после того, как его атакуют партизаны под еврейско-коммунистическим руководством. Как думаете, для чего мы перебросили в Рим один из батальонов особой бригады Дирлевангера [132] ?

— Не заговорят ли они, в конце концов? — задумчиво спросил генерал-фельдмаршал.

— Из батальона никого не останется в живых. Об этом позаботится танковый полк особого назначения.

— Немцы будут стрелять в немцев?

— Танковый полк будет стрелять не в немцев, а в бандитов в итальянских мундирах.

— Мир никогда не оправдает уничтожение католичества, — упорствовал Кессельринг. — Это вызовет бурю негодования.

— Уничтожение уже началось, — ответил Бургдорф. — В Дахау мы казнили тысячу двести священников. Несколько сотен сидят в Плётцензее, ожидая виселицы. Слышали вы, чтобы кто-то протестовал? Я — нет.

— А как же конкордат [133] ?

— Не имеет никакого значения. Он — вроде наших обещаний евреям. Если хочешь избежать паники среди ведомого на бойню скота, его нужно сперва успокоить. Двенадцатого июня тридцать третьего года фюрер сказал: «Конкордат меня ничуть не интересует, но он позволит нам спокойно продолжать борьбу против евреев, а потом перейти к другим делам».

— Не могу понять, почему Ватикан пошел на этот конкордат с рейхом, — сказал Кессельринг. — Существовал риск, что конкордат будет использован против него.

— Ватикан был вынужден пойти на этот риск, — раздраженно ответил Бургдорф. — Дабы избежать худших событий, чем смерть двух миллионов евреев.

— В Германии тридцать миллионов католиков, — сказал генерал-фельдмаршал. — И подумайте обо всех католиках в других странах.

— Для рейхсфюрера это пустяк. У нас десять миллионов фанатичных безбожников, которые с радостью перережут горло каждому попавшему им в руки католику, если рейхсфюрер СС отдаст такой приказ.

— Не понимаю, герр Бургдорф, почему Берлин так заинтересован в протесте папы против преследований евреев.

Бургдорф снисходительно улыбнулся.

— По-моему, это совершенно ясно, и, боюсь, в Ватикане начинают чуять неладное. Если папа выразит протест против преследования евреев теперь, когда мы заняли Италию и объявили чрезвычайное положение, он нарушит правила безопасности, и у нас появятся веские основания для охраны его личности, потому что тем самым он открыто выразит враждебное отношение к нам. А когда мы вывезем его из Рима, со всем прочим управимся наверняка.

— Это будет означать войну против четырехсот миллионов верующих католиков. Слишком громадное предприятие.

— Если пренебречь ложным гуманизмом, все может быть сделано удачно. В настоящее время у нас экспериментальная стадия устранения нежелательных элементов; и это будет акция, которая получит полное одобрение маршала Сталина. Кто знает, может, Берлин и Москва через эту акцию найдут друг друга? И Берлин, и Москва понимают, что мы не можем достичь своей цели, не выкорчевав христианство с корнем.

— Когда это произойдет, — воскликнул в отчаянии Кессельринг, — весь мир поднимется в протесте!

Бургдорф покачал головой.

— Цифра слишком велика, чтобы потрясти кого-то по-настоящему. Простой человек не способен представить ее себе. В Киеве мы за два дня расстреляли тридцать четыре тысячи евреев и цыган. Во многих городах население насчитывает меньше. В Польше мы ежедневно казним от четырех до шести тысяч человек. В Аушвитце ликвидировали шестьсот тысяч. Начиная с сорокового года мы уничтожили два миллиона евреев. Будь у нас время, мы уничтожили бы шесть, десять, двадцать миллионов. Мир давно уже слышал об этих ужасающих цифрах. Для среднего человека журналисты, которые об этом писали, — лжецы. Но если б мы казнили восемьсот детей, а не сто тридцать пять тысяч, мир поднял бы вопль, потому что восемьсот — число, которое люди способны себе представить. — Бургдорф застегнул перчатки и щегольски надел фуражку набекрень. — Герр фельдмаршал, — продолжал он, — если совесть мешает вам хранить клятву верности, напишите рапорт, и вас тут же сместят с должности командующего. — Поглядел прямо в лицо Кессельрингу. — Но, уверен, о последствиях говорить вам не нужно. Солдат должен не думать о причинах приказов, которые получает, а лишь исполнять их. В том числе и те, которые вызывают у него отвращение! Для нас важно только то, что приказывает фюрер. Его воля — наша воля. Его вера в победу — наша вера в победу.